А что, по-твоему, больший грех — изменить человеку или изменить человека?
Прозрачность — прекрасная вещь. Пока не начинаешь понимать, что она основана не столько на внутренней честности, сколько на отсутствии воображения.
У меня такое ощущение, что общество наше ослепло. Что все заняты только собой. Только это я и вижу вокруг. А люди — те, кто только и способен хоть что-то сделать, разумно изменить жизнь, — пальцем о палец не желают ударить. Ни от чего не желают отказаться. Ничем не хотят поступиться. Это уже где-то вне политики. Какая-то всеобщая слепота. Поэтому и бросаешься к тем, кто хоть как-то хоть что-то видит. К маоистам, к коммунистам, к кому угодно.
Он так и не понял, что способность совершать ошибки не делает человека уродом.
Иногда понятия «иметь всё» и «не иметь ничего» гораздо ближе друг к другу, чем могут вообразить те, кому не очень повезло.
— Может, у тебя сохранилось странное убеждение, что газеты покупают, чтобы информацию получить?
— А что, только чтобы развлечься?
— Даже и не для этого. Чтобы освободиться. От скучной необходимости самостоятельно мыслить.
Но ремесленник и настоящий художник тем и различаются, что один знает, на что способен, а другой – нет; вот почему одно занятие ничем не грозит, а другое чревато всяческими опасностями.
У истории нет целей. История — это поступки людей, преследующих свои цели.
Свобода, особенно свобода познавать себя, есть движущая сила человеческой эволюции; чем бы ни приходилось жертвовать, нельзя жертвовать сложностью чувств и восприятий, как и способностью их выразить, поскольку именно в этой сфере и начинаются изменения (так сказать, приоткрывается щель в двери), что и порождает — в социальном смысле — магию мутаций спирали ДНК.
Коль жаждешь недостижимого, создаёшь его в своём воображении.
И воцарилась тишина: так мало мы могли сказать друг другу, и так много надо было сказать.
Стремление к совершенству на поверку оказывается лишь боязнью провала.
Я подозреваю, у тебя создалось представление, что жизнь, по мере того как человек взрослеет, становится всё проще, потому что взрослому ею легче управлять. Однако для большинства из нас это не так. Просто жизнь демонстрирует нам некую повторяющуюся модель, некую программу, а человек может предугадать лишь повторение программы. Вроде бы тебя при рождении ввели в компьютер. И тут уж ничего не поделаешь.
Всегда можно распознать плохой сценарий по тому, что сюжет строится на упущенных возможностях.
Время. Страх смерти, боязнь, что путешествие паломника приведёт в никуда; всё это отчасти объясняется тривиальным пуританским заблуждением: либо жизнь целенаправленна и ведёт к успешному достижению цели, либо игра не стоит свеч. Мыльный пузырь лопается, и, обернувшись назад, видишь за собой пустоту.
Неудачно выраженная истина не перестаёт быть истиной.
Словно средневековая болезнь, какая-нибудь бубонная чума, давно, казалось бы, контролируемая современной наукой настолько, что её практически и опасаться не стоит, инфантильная, пришедшая из детских сказок, вера в клише «и жили долго и счастливо до самой смерти», смехотворный, нелепый миф.
Способность сделать шаг во тьму, став выше страха перед тьмою. Не сделать шага считалось величайшей глупостью и трусостью, даже если это был шаг в ничто и грозил падением, даже если, шагнув, ты вдруг обнаруживал, что следует сделать шаг назад.
Когда – с возрастом – перестаешь верить в свою уникальность, тебя увлекает сложность собственной личности, как будто наслоения лжи о самом себе могут заменить незрелые юношеские иллюзии, а словесные ухищрения способны скрыть провал или заглушить гнилостный запах успеха.
Не это ли кроется за всеми нашими рассуждениями, в святая святых нашей политики? Во всех наших неудачах виноваты не столько люди, сколько климат; не столько члены сообщества, сколько сама среда, и особенно та, в которой обретались мы сами; именно сегодня и именно эту среду и следовало винить более всего.
Когда правительство начинает бояться толпы, это значит, что оно боится самого себя.
— Он сказал, что не позволит своей дочери выйти замуж за человека, который считает, что его дед был обезьяной. Но мне кажется, по здравом размышлении он примет в расчет, что в моем случае обезьяна была титулованной.
Мы привыкли к тому, что женщины, как товары на полках, терпеливо ждут своего покупателя, а мы заходим в лавку, рассматриваем их, вертим в руках и выбираем, что больше приглянулось, - пожалуй, эту... или вон ту? И если они мирятся с этим, мы довольны и почитаем это доказательством женской скромности, порядочности, респектабельности. Но стоит одному из этих выставленных на продажу предметов возвысить голос в защиту собственного достоинства...
жил главным образом ради своих удовольствий… а в 1856 году главным образом от них и умер.
Комнату освещала одна-единственная свеча, но еще не родилась та женщина, чья красота проиграла бы при свечах.