Афон предстал мне в своем вековом и благосклонном величии. Тысячелетнее монашеское царство! Напрасно думают, что оно сурово, даже грозно. Афон — сила, и сила охранительная, смысл его есть «пребывание», а не движение, Афон созерцает, а не кипит и рвется, — это верно. Но он полон христианского благоухания, то есть милости,…
Трудно вообще сказать, когда легка была жизнь человеческая. Можно ошибиться, называя светлые периоды, но в темных, кажется, погрешности не сделаешь. И без риска станешь утверждать, что век четырнадцатый, времена татарщины, ложились камнем на сердце народа.
Тысячелетний опыт монашества установил, что тяжелее всего, внутренне, первые месяцы пустынника. Не легко усваивается аскетизм. Существует целая наука духовного самовоспитания, стратегия борьбы за организованность человеческой души, за выведение ее из пестроты и суетности в строгий канон. Аскетический подвиг - выглаживание, выпрямление души к единой веритикали. В таком облике она легчайше и любовнейше соединяется с Первоначальным, ток божественного беспрепятственней бежит по ней... Кроме избранничества, благодати, здесь культура, дисциплина.
Сергий не был проповедником, ни он и ни его ученики не странствовали... с пламенной речью и с кружкой для подаяний. Пятьдесят лет он спокойно провел в глубине лесов, уча самим собою, "тихим деланием", но не прямым миссионерством. И в этом "делании" наряду с дисциплиной душевной огромную роль играл тот черный труд, без которого погиб бы он и сам, и монастырь его. Св. Сергий, православный глубочайшим образом, насаждал в некотором смысле западную культуру (труд, порядок, дисциплину) в радонежских лесах.
Чудо есть праздник, зажигающий будни, ответ на любовь. Чудо - победа сверх алгебры, сверх геометрии над алгеброй и геометрией школы. Вхождение чудесного в будни наши не говорит о том, что законы будней ложны. Они лишь - не единственны.
Как удивительно естественно и незаметно все в нем!Отделяют пятьсот лет. О, если бы его увидеть, слышать. думается, он ничем бы сразу и не поразил. Негромкий голос, тихие движения, лицо покойное, святого плотника великорусского.
... он любил, ценил "чистое делание", "плотничество духа", аромат стружек духовных в лесах Радонежа.
Некогда скромная Москва (выражение жития: "честная кротостью" и "смиренная кротостью"), катясь в истории как снежный, движущийся ком, росла, наматывая на себя соседей. Это восхождение трудное, часто преступное.
Началась общая битва, на гигантском по тем временам фронте в десять верст. Сергий правильно сказал: "Многим плетутся венцы мученические". Их было сплетено немало. Преподобный же в эти часы молился с братией у себя в церкви. Он говорил о ходе боя. Называл павших и читал заупокойные молитвы. А в конце сказа "Мы победили".
Когда Дмитрий, собиравший "рати" в Костроме, вернулся, от Москвы остались лишь развалины. Кремль полон трупов - за очистку заплатил он 300 руб., по рублю за 80 трупов.
Сергий сам - живительный озон, по которому тосковали и которым утолялись. Он давал ощущение истины, истина же всегда мужественна, всегда настраивает положительно, на дело, жизнь, служение и борьбу.
С. 57: "Художник Чехов написал отца Христофора первостатейно. Доктор Чехов в письме называет его: "глупенький отец Христофор". Вот это именно и значит не понимать, что сам написал. Отец Христофор не только не "глупенький", а умней многих считающих себя умными: он мудрый. Мудрость его состоит в том, что он целен и светел, верит и любит не рассуждая, но науку уважает, вводя лишь ее под освящение Благодати."
Он возвращался в родной город, столь же непарадный, простой, естественный и замечательный, как был он сам.
По-настоящему же украшают жизнь некрасивые и смиренные
С.11: "Глядя на бодрое, почти веселое - даже на старческом портрете - лицо Павла Егорыча, не подумаешь, что счетовод таганрогский, служащий купца Кобылина, мог заказать себе печатку, где было выгравировано: "Одинокому везде пустыня".
Когда отец увидел ее у него, он сказал:
- Павла надо женить".
Воля, то, чего часто нет у чеховских людей, у него самого как раз была, и над собой он много работал - об этом позже скажет жене, - своею жизнью подтвердил заключительные строки письма: " Чтобы воспитаться и не стоять ниже уровня среды... нужны беспрерывный, дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля. Тут дорог каждый час".
Сдержанный, замкнутый, доброжелательный, изящный человек без лжи, фраз, ходуль... - этого он и желает.
Как всегда в жизнях значительных, все само собой складывалось так, чтобы получилось цельно. Надо было подышать иным, да и повидать новые края, совсем иные.
Зло, и грубость, и жадность, жестокость внешне победительны. Но, как и в "Дяде Ване", внутренне побеждают смиренные и святые.
Но жизнь есть жизнь - вечное перемещение. Друзья приходят. и друзья уходят.
Во внешнем всегда правят и будут править одни, во внутреннем всегда побеждать другие.