— Галя, почему ты перестала писать? Ведь солдат живет от письма до письма. Вопрос о письмах, но на самом деле завуалированно: «Любишь ли ты меня еще?» Эх, глупый! Разве может женщина после стольких лет разлуки ответить не только тебе, но и сама себе на этот вопрос? Это с мужчинами все понятно. Огонь в груди горит. Страсть…
Все частицы гигантской империи оседали в этом городе. А он, словно новый ковчег, принимал каждого, каждому давал кусок хлеба и кружку воды.
Здесь, можно было встретить кого угодно. Каждой твари по паре. Смешались на улицах великого города афганские генералы и конголезские повстанцы, дети Испании и внуки Израиля, грузины и армяне, молдаване и таджики. А когда республики, словно льдины во время весеннего половодья, стали расходиться в разные стороны, в эту землю обетованную устремились и русские люди со всех концов света.
Некогда гордые землепроходцы, смелые завоеватели, носители цивилизации среди диких народов, первые среди равных, теперь они робко жались к Москве.
Но, увы, вместо хлеба великий город теперь клал в их протянутые руки холодные камни. И бывшие строители вавилонской башни под названием “коммунизм” с горечью садились у дороги – просить подаяние.
Никому не нужные, несчастные и брошенные они забивались в каморки, кишащие крысами подвалы Москвы и молча наблюдали за тем, как людской поток, нарастая, п
Он не стал дожидаться, когда его вежливо попросят на выход. Ушел сам. Перебрался к “новому русскому”. Какому-то медиамагнату Гущинскому. Там осели многие ребята. В том числе и генерал – бывший начальник “пятерки”.
Оставшиеся бедствуют. Особенно тяжко семейным. Вчера они были элитой. Сегодня их мизерной зарплаты не хватает даже на еду. Выживают, как могут. Одно слово – шоковая терапия.
“Все, как в детских стихах у Джанни Родари, - печально думает капитан Казаков. – Тысячи лир превращаются в сотни, денежки тают, как снег прошлогодний. Едва подержал я монеты в руках – и снова, о чудо, сижу весь в долгах!” – Веселый итальянец. С юмором сформулировал весь ужас инфляции. Только вчера пачка кефира стоила сто рублей. А сегодня уже сто десять!”
Заработать – это слово сегодня главное. Хоть что-то заработать. Товары появились, но исчезли деньги. Заводы останавливаются. Где добыть хлеб насущный?
Он не стал дожидаться, когда его вежливо попросят на выход. Ушел сам. Перебрался к “новому русскому”. Какому-то медиамагнату Гущинскому. Там осели многие ребята. В том числе и генерал – бывший начальник “пятерки”.
Оставшиеся бедствуют. Особенно тяжко семейным. Вчера они были элитой. Сегодня их мизерной зарплаты не хватает даже на еду. Выживают, как могут. Одно слово – шоковая терапия.
“Все, как в детских стихах у Джанни Родари, - печально думает капитан Казаков. – Тысячи лир превращаются в сотни, денежки тают, как снег прошлогодний. Едва подержал я монеты в руках – и снова, о чудо, сижу весь в долгах!” – Веселый итальянец. С юмором сформулировал весь ужас инфляции. Только вчера пачка кефира стоила сто рублей. А сегодня уже сто десять!”
Заработать – это слово сегодня главное. Хоть что-то заработать. Товары появились, но исчезли деньги. Заводы останавливаются. Где добыть хлеб насущный?
Человек - не только дитя Земли, но и дитя космоса, и воспоминание об этом живёт в нас до тех пор, пока мы с годами не похороним его.
Вначале был взгляд. Внимательный и пристальный.
Затем он увидел глаза. Большие, круглые, золотисто-зеленые.
После стычки с братом, который по приезде загулял, Шурка третий день ходил сам не свой. Хмурый и серый. Сознание без остановки прокручивает то одну, то другую безобразную сцену. И вот сейчас он натыкается на эти глаза и погружается в них. В другой мир. Мир, в глубине которого, в самой глубине зрачков, что-то изменчивое, ласкающее, теплое. Душа?!
Он улыбается.
И приходит свет. Этот поток света пронзает его от макушки до пяток.
Входит в сердце, смывает все: злость, обиду, раздражение. Вот он будто сидел в темноте, в яме. И вдруг его оттуда достали. На солнце.
За светом вплывает в душу радость. Такая огромная, что не вмещается в ней. Он чуть не задыхается от счастья. Невольно губы сами складываются в глупо-блаженную улыбку. Становится тепло и спокойно.
А в глазах напротив уже нет сочувствия. В огромных черных зрачках скачут озорные бесенята.
Она подмигивает ему и отводит взгляд.
И вдруг он чувствует, что с этой минуты ему чего-то будет постоянно не хватать. Как будто он маленький-маленький человек и вдруг потерял маму.
Так приходит чувство.
Предатели всегда чувствуют свою вину и от этого ненавидят тех, кого предали.
Предатели всегда чувствуют свою вину и от этого ненавидят тех, кого предали.
— Алма-Ата — такой город! Такой город! Я только с трапа сошел и сразу полюбил его. Все здесь чудно. Только одно меня напрягает — микрорайоны везде одинаковые. Вот скажи мне, Аман. Почему так? Поч-ч-ч-ему у нас в стране в-в-все одинаковое? Вот вокзал. Точно такой я видел где-то. А где — не помню…
— У нас не одинаковое, — политически подкованно отвечал Турекулов, поддерживая друга, — а единое. В единстве наша сила
Набранный шрифтом текст был каким-то чужим, официальным. Кроме того, в редакции от себя добавили несколько высокопарных предложений типа «Идя навстречу…», «Бригада взяла повышенные социалистические обязательства…», «Партия учит нас…».
Конечно, ничего подобного сочинить он никак не мог. Но подпись стояла.
Он не стал дожидаться, когда его вежливо попросят на выход. Ушел сам. Перебрался к “новому русскому”. Какому-то медиамагнату Гущинскому. Там осели многие ребята. В том числе и генерал – бывший начальник “пятерки”.
Оставшиеся бедствуют. Особенно тяжко семейным. Вчера они были элитой. Сегодня их мизерной зарплаты не хватает даже на еду. Выживают, как могут. Одно слово – шоковая терапия.
“Все, как в детских стихах у Джанни Родари, - печально думает капитан Казаков. – Тысячи лир превращаются в сотни, денежки тают, как снег прошлогодний. Едва подержал я монеты в руках – и снова, о чудо, сижу весь в долгах!” – Веселый итальянец. С юмором сформулировал весь ужас инфляции. Только вчера пачка кефира стоила сто рублей. А сегодня уже сто десять!”
Заработать – это слово сегодня главное. Хоть что-то заработать. Товары появились, но исчезли деньги. Заводы останавливаются. Где добыть хлеб насущный?
Он не стал дожидаться, когда его вежливо попросят на выход. Ушел сам. Перебрался к “новому русскому”. Какому-то медиамагнату Гущинскому. Там осели многие ребята. В том числе и генерал – бывший начальник “пятерки”.
Оставшиеся бедствуют. Особенно тяжко семейным. Вчера они были элитой. Сегодня их мизерной зарплаты не хватает даже на еду. Выживают, как могут. Одно слово – шоковая терапия.
“Все, как в детских стихах у Джанни Родари, - печально думает капитан Казаков. – Тысячи лир превращаются в сотни, денежки тают, как снег прошлогодний. Едва подержал я монеты в руках – и снова, о чудо, сижу весь в долгах!” – Веселый итальянец. С юмором сформулировал весь ужас инфляции. Только вчера пачка кефира стоила сто рублей. А сегодня уже сто десять!”
Заработать – это слово сегодня главное. Хоть что-то заработать. Товары появились, но исчезли деньги. Заводы останавливаются. Где добыть хлеб насущный?
Все частицы гигантской империи оседали в этом городе. А он, словно новый ковчег, принимал каждого, каждому давал кусок хлеба и кружку воды.
Здесь, можно было встретить кого угодно. Каждой твари по паре. Смешались на улицах великого города афганские генералы и конголезские повстанцы, дети Испании и внуки Израиля, грузины и армяне, молдаване и таджики. А когда республики, словно льдины во время весеннего половодья, стали расходиться в разные стороны, в эту землю обетованную устремились и русские люди со всех концов света.
Некогда гордые землепроходцы, смелые завоеватели, носители цивилизации среди диких народов, первые среди равных, теперь они робко жались к Москве.
Но, увы, вместо хлеба великий город теперь клал в их протянутые руки холодные камни. И бывшие строители вавилонской башни под названием “коммунизм” с горечью садились у дороги – просить подаяние.
Никому не нужные, несчастные и брошенные они забивались в каморки, кишащие крысами подвалы Москвы и молча наблюдали за тем, как людской поток, нарастая, п