Боже мой, наконец-то! Они!!! Получилось!!!
— Сметаны и перца, живо!
На сороковом пельмене я поумерил пыл:
— Кто?
— Поварня новая, вельми доброе тесто творит, — с полуслова понял кравчий.
— Пожалуй ее, — попросил Машу, — и пусть еще таких наделает несколько тысяч.
— В ледник? — уточнила жена.
— Ага, — доел я последний пельмень.
Господи, это же надо, чтобы зафитилило почти на шестьсот лет назад, чтобы так радоваться самым простым вещам! Никогда, ни в каких «Максимах» или увешанных мишленовскими звездами ресторанах, не было у меня такого острого ощущения радости от еды. Я даже не представляю, что со мной случится, если вдруг здесь образуется сковорода жареной картошки… Прямо хоть экспедицию через океан посылай.
Да только некого и не на чем.
Никаких сов, которые не птицы, жизнь XV века не подразумевает: люди тут сплошь и поголовно жаворонки. Солнце встало — значит, все уже на ногах. И никакие биоритмы ничего с образом жизни сделать не могут: светлое время надо использовать по максимуму, чтобы в сумерках или ночной тьме зря не палить лучину и не жечь свечи.
— Как думаешь, сдюжим?
— А какие у нас варианты? Либо мы их, либо они нас.
— Ну да, разногласия по аграрному вопросу — кто кого в землю закопает.
Все дворские, ближники и прочий окружающий меня люд твердо знали, что ежели у обычного народа лихоманки тоже обычные — ну там, Огнея, Трясея, да Корчея, то у великого князя еще и Либерея, которая пострашнее прочих. И что за небрежное обращение с книгами можно выхватить куда больше, чем за невычищенного коня или помятый опашень.
Всю неделю после Яблочного Спаса стояло вёдро. Мы... обливались потом, а у меня в голове звучало: «причиной аномально жаркой погоды в регионах Центрального федерального округа стали теплые воздушные массы на на западной периферии африканского циклона». Ну, или аравийского. Но в силу отсутствия метеорологической службы нет у нас никаких циклонов, все проще — жару бог послал.
Я построил уже два каменных собора, вся Москва молится в них и радуется, но никто не назвал меня «Василий Строитель».
Я... присоединил старинные русские земли — но никто не назвал меня «Василий Объединитель».
В конце концов, я поднял доходы княжества, но никто не назвал меня, как пращура, «Василий Калита». Но стоило один раз брякнуть знакомую с детства присказку…
И привет — Василий Острослов.
Десять, десять лет, как жизни нет! Вернее, совсем наоборот — жизнь здесь и сейчас мне нравилась куда больше, чем в XXI веке. И даже не в том дело, что я тут на вершине феодальной лестницы. Просто тут не «жизнь, идентичная натуральной», а все настоящее — еда, друзья, кровь, смерть, семья.
Немецкий конвой произвел изрядное впечатление даже не видом, а выучкой, теперь понятно, откуда немецкий орднунг вырос — всего лишь надо дрючить личный состав лет пятьсот подряд.
— Хреновые из нас попаданцы, Вася, — внезапно вздохнул братец.
...
— Дывлюсь я на небо тай думку гадаю: чому я не химик, чому не летаю? — внезапно дурашливо пропел Дима.
...
— Или не электротехник. Делов-то — медь, цинк и вот тебе вольтов столб. Свинец, кислота — и аккумулятор. Добавь провода и ключ — телеграф... Прикинь, сколько можно с электричеством содеять!
— Да сожгли бы тебя нахрен, не посмотрели что князь.
— Чего вдруг?
— Великий князь обуян дьяволом и от посоха своего колдовским измышлением, — начал я, подражая речитативу думного дьяка, — разразиша громом и молнией и пребольно боярина уязвиша, и об землю бросаша и волосья топыриша и боярин едва живый из палаты снизошед.
Всем князьям, графьям и королям всегда и везде не хватало денег и они широко занимали. Государство вообще дело страсть как дорогое, без внешнего и внутреннего долга ну никак. Порой кредиты возвращали, порой случались грандиозные обломы, типа падения того же дома Барди сто лет назад, когда Эдуард III Английский попросту послал своих ломбардских заимодавцев лесом, следом случился дефолт Франции, разорение Флоренции и пошло-поехало — банкротство папы римского, Неаполя, Кипра, далее везде, эффект домино в чистом виде.
Вот хорошо было Тимуру — сходил в Индию, награбил немеряно хабара. Испанцы вон тоже, поплывут в Индию и золота из Нового Света натащут… Блин, да чего я плачусь? Помогло им это золото, а? Нихрена не помогло! Испанцы в нем попросту захлебнулись и почти все свои колонии еще до ХХ века растеряли. А осколки Тимуридской империи так и застряли в средневековье, пока их где русские, где англичане не прибрали пушками да винтовками. Русские-то трудом, потом и кровью выбились, вот и нечего ныть.
Работать надо.
...полотнище пергамента невероятных размеров — примерно два на два метра. Я обалдело прикинул, с какого же слона содрали эдакую шкуру, прежде чем понял, что она сшита из отдельных листов.
Это была карта.
Очень странная и сильно средневековая — ее очертания никак не желали совпадать с моими представлениями о географии материков. Мало-помалу я сообразил, что север на карте внизу, что странные выступы это береговая линия, на которой я с трудом опознал квадратную Малую Азию, треугольную Испанию, круглую Англию... Черное море щеголяло полным отсутствием Крыма, а вдвое большее Каспийское, наоборот, обзавелось четырьмя безымянными островами немалого размера.
Да, полна чудес могучая природа…
В один из редких дней оказавшись в Москве,.. озадачил моих книжников... написать обширную справку по всем известным странам. А то отроков Андрониковой школы пора истории с географией учить, а мы только ближайших соседей знаем. Пермяков, чудь, свеев, ливонцев, литвинов с поляками да татар. Ну еще греков с фрягами, то есть, только тех, с кем напрямую контачили. А что дальше — мрак и неизвестность, аримаспы, псоглавцы и прочие немцы с хоббитами.
Дожди зарядили еще в мае, да так и шли почти все лето. И если на Москве дороги просто раскисали, то вокруг Городца превращались в топкое грязевое болото.
Вот такой вот скверный климат. Мало того, что зимой лютая холодрыга, так еще и каждое второе лето — натуральная осень. Вот зачем Господь поселил нас на этой равнине? Чем было бы хуже, если бы мы жили в теплом Таиланде или, на худой конец, во Франции? Я так иногда ныл про себя, но внутри твердо знал — поселись мы где в другом месте, вышел бы из нас какой другой народ, а не русские. Превозмогание есть наша национальная основа, так что нечего нюниться, у печки просушимся.
Стоило нам спешиться и подойти поближе, как стал различим незнакомый трубный глас:
— Понеже сказано «аще кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую»!
После чего последовал звук могучего удара, дверь распахнулась, грохнув о стену, и сквозь нее кубарем выкатился Ипатий. Он по-собачьи тряхнул головой, вскочил и, не обращая на нас никакого внимания, ринулся обратно внутрь, где взревел:
— Паки речено «и в нюже меру мерите, возмерится вам»!
И после следующего удара нам под ноги вылетел неслабых размеров поп в серенькой сряде и с медным наперсным крестом.
Рынды мои малость оторопели и только Гвоздь-Патрикеев уважительно произнес:
— Святое Евангелие толкуют, от Матфея...
...кому пожар, а кому погреться...
Вот тогда-то, под рев охотничьего рога, сзывавшего загонщиков на добычу, я и решил, что ну его нафиг бодаться со зверем один на один; умом надо выделяться, умом, а не строкой в летописи «того года великого князя медведь заел, ничтоже не оставив».
Что главное при открытии банка в средневековье? Нет, вовсе не лицензия, а кирпичный заводец. Этот парадокс я почувствовал на своей шкуре в полной мере, ведь во времена, когда нет свифтов, мгновенных транзакций и даже простенького телеграфа, банк в первую очередь — хранилище, несгораемое и защищенное. Ныне таковые предпочитают устраивать в подвалах церквей, заодно уповая на то, что в божий храм злодеи не полезут. А каменных церквей у нас маловато и те, что есть, уже заняты: где княжьей казной, где митрополичьей, на частников не рассчитано.
Идея о переносе столицы витала не только у меня — достаточно вспомнить царя-реформатора, да и Грозный страной правил из Александровской слободы. А один коллега, родом из Вологды, рассказывал, что вроде бы Иван Васильевич собирался перенести столицу к ним, но его чуть не пришибло кирпичом на строительстве собора и царь как-то быстро охладел к этой идее. «А с тех пор в Вологде больше ничего значительного не происходило» — грустно закончил рассказ коллега. Так это же и замечательно! Отличное место, значит!
В первую свою поездку во Францию я выбрался посмотреть замок Пьерфон. Просто потому, что небезызвестный Портос был сеньор дю Валлон де Брасье и де Пьерфон. Обычный такой средневековый замок, экскурсовод, правда, малость попортил впечатление, рассказав, что его восстановили в XIX веке под руководством архитектора-фантазера Виоле ле Дюка, то есть, выглядел замок вовсе не так, как в средние века, а так, как посчитал «правильным» реставратор.
Красота же — сто на сто метров, толщина стен пять-шесть метров, восемь мощных башен, донжон, дом, службы, подвалы... эх, я аж зажмурился от сладкой мечты. И чего я не французский феодал? Впрочем, нет — там сейчас та самая Столетняя война, вероятность получить в бок острое железное пырялово куда больше, чем на моей нынешней позиции. Так что нафиг-нафиг.
Который раз я подивился: это же чисто конкретно наши девяностые! Группировки — Солнцевские, Галицкие, Тамбовские, Тверские, понятия, кликухи... Тут ведь кого ни возьми, у каждого погоняло либо по месту, либо по жизни приклеилось. Чем отличаются Добрынский от Тбилисского, Иван Можайский от Жоры Питерского, Дмитрий Меньшой от Шакро Молодого? Север, Красный, Цветомузыка — Швибло, Лжа, Телепня. И не надо думать, что это только у нас так, все эти приставочки «делла», «фон» и прочие «ле» ни что иное, как обозначение крышуемой территории.
Все разборки — кто под кем ходит, да кто общак держать будет. Баскаки — смотрящие от хана, съезды князей — стрелки, дипломатия — разводки.