— Тебя больше не будут звать Дюймовочкой! сказал эльф. Это гадкое имя, а ты такая хорошенькая! Мы будем звать тебя Майей!
– Глупости! – отрезала мышь. – Перестань упрямиться, а не то я укушу тебя. У тебя будет прекрасный муж! Такой чёрной бархатной шубы у самой королевы нету. Все закрома и подвалы у него полным-полны. Бога надо благодарить за такого мужа!
В самой середине галереи лежала мертвая ласточка; хорошенькие крылья были крепко прижаты к телу, ножки и головка спрятаны в перышки; бедная птичка, верно, умерла от холода. Девочке стало ужасно жаль ее, она очень любила этих милых птичек, которые целое лето так чудесно пели ей песенки, но крот толкнул птичку своими короткими лапами и сказал:
— Небось не свистит больше! Вот горькая участь родиться пичужкой! Слава богу, что моим детям нечего бояться этого! Этакая птичка только и умеет чирикать поневоле замерзнешь зимой!
— Да, да, правда ваша, сказала полевая мышь. Какой прок от этого чириканья? Что оно приносит птице? Холод и голод зимой? Много, нечего сказать!
Скоро, пожалуй, у нас будут гости, сказала как-то полевая мышь, Мой сосед обычно навешает меня раз в неделю. Он живет куда лучше меня: у него огромные залы, а ходит он в чудесной бархатной шубе. Вот если бы тебе удалось выйти за него замуж! Ты бы зажила на славу! Беда только, что он слеп и не может видеть тебя; зато ты должна рассказать ему самые лучшие сказки, какие только знаешь.
Он уселся с крошкой на самый большой зеленый лист, напоил ее сладким цветочным соком и сказал, что она прелесть какая хорошенькая, хоть и совсем непохожа на майского жука.
Потом к ним пришли с визитом другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они оглядывали девочку с головы до ног, а жучки-барышни пожимали щупальцами и говорили:
— У нее только две ножки! Жалко смотреть!
— У нее нет щупальцев!
— Какая у нее тонкая талия! Фи! Она совсем как человек! Как некрасиво! сказали в один голос все жучки женского пола.
– Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! – только и мог он сказать, когда увидел маленькую девочку в ореховой скорлупке.
– Тише ты! Еще разбудишь, чего доброго, и она убежит от нас, – сказала старая жаба. – Ведь она легче перышка. Давай-ка отнесем ее на середину реки и посадим там на лист кувшинки – для такой крошки это целый остров. Оттуда уж ей ни за что не убежать. А я тем временем устрою для вас в тине уютное гнездышко.
Теперь он был рад, что перенёс столько горя и бед, - он мог лучше оценить своё счастье и окружавшее его великолепие. А большие лебеди плавали вокруг и гладили его клювами.
не суйся со своим мнением, когда говорят те, кто умнее тебя
Утёнок не знал, как зовут этих птиц и куда они улетели, но полюбил их так, как не любил до сих пор никого на свете. Он не завидовал их красоте. Быть похожим на них? Нет, ему это и в голову не могло...
Ты мне поверь, я тебе добра желаю, потому и браню тебя, – истинные друзья всегда так делают.
Мог ли я мечтать о таком счастье, когда был гадким утёнком!
Он был чересчур счастлив, но нисколько не возгордился — доброе сердце не знает гордости, — он помнил то время, когда все его презирали и гнали. А теперь все говорят, что он прекраснейший между прекрасными птицами!
– Ну и гадкий же ты! – сказали дикие утки. – Впрочем, нам до этого нет никакого дела, только бы ты не лез к нам в родню...
И вдруг в чистой, как зеркало, воде он увидел свое собственное отражение. Он был уже не гадким темно-серым утенком, а красивым белым лебедем!
Теперь утенок был даже рад, что перенес столько горя и бед. Он много вытерпел и поэтому мог лучше оценить свое счастье.
Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех. Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскуток! До чего красиво! Это высшее отличие, какого только может удостоиться утка. Это значит, что ее не хотят потерять, – по этому лоскутку ее сразу узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вместе! Благовоспитанный утенок должен выворачивать лапки наружу. Вот так! Смотрите. Теперь наклоните головки и скажите: “Кряк!”
Утята так и сделали.
Полечу-ка я к этим царственным птицам; они, наверное, убьют меня за то, что я, такой безобразный, осмелился приблизиться к ним, но пусть!
Славные у тебя детки! — сказала старая утка с красным лоскутком на лапке. — Все очень милы, кроме одного… Этот не удался! Хорошо бы его переделать!
Ещё раз посмотрела она на принца полуугасшим взором, бросилась с корабля в море и почувствовала, как тело её расплывается пеной.
Или он, или ты — один из вас должен умереть до восхода солнца!
Она знала, что лишь один вечер осталось ей пробыть с тем, ради кого она оставила родных и отцовский дом, отдала свой чудный голос и ежедневно терпела невыносимые мучения, о которых он и не догадывался. Лишь одну ночь оставалось ей дышать одним воздухом с ним, видеть синее море и звёздное небо, а там наступит для неё вечная ночь, без мыслей, без сновидений. Ей ведь не было дано бессмертной души!
День ото дня принц привязывался к русалочке всё сильнее и сильнее, но он любил её только, как милое, доброе дитя, сделать же её своей женой и королевой ему и в голову не приходило...
Принц сказал, что она всегда должна быть возле него, и ей было позволено спать на бархатной подушке перед дверями его комнаты.
— ...Я изготовлю тебе питьё, ты возьмёшь его, поплывёшь с ним к берегу ещё до восхода солнца, сядешь там и выпьешь всё до капли; тогда твой хвост раздвоится и превратится в пару стройных...Ты сохранишь свою плавную, скользящую походку — ни одна танцовщица не сравнится с тобой; но помни, что ты будешь ступать как по острым ножам, так что изранишь свои ножки в кровь. Вытерпишь всё это? Тогда я помогу тебе.
— Да! — сказала русалочка дрожащим голосом и подумала о принце и о бессмертной душе.
— Помни, — сказала ведьма, — что раз ты примешь человеческий облик, тебе уже не сделаться вновь русалкой! ...А если принц не полюбит тебя так, что забудет для тебя и отца и мать... С первой же зарёй после его женитьбы на другой твоё сердце разорвётся на части, и ты станешь пеной морской!
русалки не умеют плакать, и от этого ей было еще тяжелее...
Чистота! — лучшая красота!