– Так и знал, что это вы его стащили, – невозмутимо произнес Одо. - Только зачем? Оставшимся зельем отравиться насмерть не получится, да вы и не похожи на бледную страдалицу из рoмана, которая скорее выпьет яд, нежели соединится с нелюбимым. Скорее, вы этого несчастного напоите, и не снотворным, а крысиным ядом...
однако былого не воротишь. А вот настоящее все еще в наших руках
– Эту девицу, скажу я тебе, Одо, оглоблей не перешибешь, – доверительно произнес маг. – Приютские серые мышки – не все, но некоторые, и эта из их числа, - вовсе не мышки, а крысы, которые, как тебе известно, живучи донельзя и очень опасны, в особенности если загнать их в угол.
Мне тоже нужно закрыть глаза хотя бы ненадолго, иначе придется хоронить либо меня, либо кого-то, кто попадется под горячую руку.
А вот граница ночи и дня, когда солнце ещё не скрылось за горизонтом, но вечерние тени уже длинны и густы – это те самые минуты, когда можно повстречаться с чудесами лицом к лицу.
Он улыбался, но глаза на его лице жили собственной жизнью, и были они очень усталыми, злыми и недобрыми.
- Что мне тогда делать, Мика? – Вот уж только не реветь мне в передник, – быстро сказала она, затолкала меня за угол и обняла покрепче, - только с утра накрахмалила. Плачьте уж в рукав, не так заметно...
– Сударыня, – невыразительно сказал он, подняв на меня глаза, - если вам угодно рыдать, не сдерживайтесь. Надеюсь, у вас найдется чистый носовой платок? Если нет, я дам вам свой. Не переживайте, мне вы не помешаете. Меня не смущают женские слезы, в особенности проистекающие от разлуки с каким-то вшивым пансионом в проклятой глуши.
Я сказал, что женские слезы меня не пугают, но это не значит, будто мне нравится тратить время, дожидаясь, покуда они высохнут.
Надо сказать, рассказ у канцлера вышел крайне сухим: господин Агсон намного интереснее повествовал о приключениях параллельных линий и равнобедренных треугольников, нежели герцог Мейнард – о сделке, которую предстоит заключить с Иссеном.
Хорошая жена, говорил он, должна быть вроде меня: чтобы и хозяйство на нее можно было оставить, когда сам в отъезде, и воспитание детей доверить, и знать, что за спиной у тебя надежная стена. А что до наружности, так с лица воду не пить: посмотреть хоть на жен его подельников – одна косая, другая рябая, третья поперек себя шире, однако ж мужья на них не нарадуются. Если же девица мало того что в хозяйственных и денежных делах смыслит, да еще и с приданым, да собой хороша, так это и вовсе лакомый кусок, любой с руками оторвет и в ножки поклонится!
Хаммонд прибедняется, его усадебка не так уж мала, а с арендаторов он получает достаточно, чтобы накопить не на одну, а на три достойные старости. Или на пяток попроще... Но это я ему и так обеспечу.
– Вот за что я ненавижу волшебство: в любом заклятии непременно найдется лазейка, и это действует в обе стороны! И никогда не знаешь, в которую именно качнется маятник в этот раз…
– Перевал – это как комната с тысячами дверей, – сказала я, подумав. – Одна открыта всегда – с этой стороны гор на другую, по ней может ходить кто угодно. Остальные – какие закрыты, какие заколочены, какие вовсе никогда не открывались.
- Благородная девица - а по всему видать, что благородная, и грамоте не обучена? Или у вас родители были из таких, что всякую науку дочерям запрещают, а те потом ни посчитать, где их управляющий обманул, ни письмо милому другу написать не могут?
Я не думала о том, что предаю его - он был мертв уже почти год, а мы привыкли отпускать умерших в бесконечное море, надеясь когда-нибудь встретиться с ними там, за горизонтом, куда рано или поздно уйдем мы все. До той же поры нужно было жить, хорошо или плохо, это уж как получится!
Хорошая жена, говорил он, должна быть вроде меня: чтобы и хозяйство на нее можно было оставить, когда сам в отъезде, и воспитание детей доверить, и знать, что за спиной у тебя надежная стена. А что до наружности, так с лица воду не пить: посмотреть хоть на жен его подельников – одна косая, другая рябая, третья поперек себя шире, однако ж мужья на них не нарадуются. Если же девица мало того что в хозяйственных и денежных делах смыслит, да еще и с приданым, да собой хороша, так это и вовсе лакомый кусок, любой с руками оторвет и в ножки поклонится!
Хаммонд прибедняется, его усадебка не так уж мала, а с арендаторов он получает достаточно, чтобы накопить не на одну, а на три достойные старости. Или на пяток попроще... Но это я ему и так обеспечу.
– Вот за что я ненавижу волшебство: в любом заклятии непременно найдется лазейка, и это действует в обе стороны! И никогда не знаешь, в которую именно качнется маятник в этот раз…
– Любая животная ласку любит, – говорил Кирц, когда они присели на минуточку и он закурил. – Собака особенно. Так что даже этого крокодила гладить нужно. Но не слишком часто, а то обнаглеет и полезет на кровать.
– Да я на ней одна-то едва умещаюсь, – фыркнула Лэсси.
– Ну вот, значит, пойдешь спать на коврик, а он устроится на матрасе.
– А вы, стажер, не вздумайте подкармливать Дайсона. А то знаю я, как он за девушками ухаживает: посмотрит в глаза трагическим взглядом, и они ему не то что сардельку, а целую отбивную пожертвуют!
– Я имею в виду, сье Обри, что преступник, если бы вы воспользовались этим же знаком, чтобы остановить его, освободился бы очень быстро. Ну, если б вы не успели за минуту-две связать его по рукам и ногам.
– Можно еще по макушке тюкнуть, чтобы не трепыхался, – вставил Дэви.
– Ну да, сумочкой…
– Иной дамской сумочкой и насмерть зашибить можно, – не согласился Гэйн.
Вечерняя клизма, знаешь ли, волнует стариков намного больше, чем какие-то там маньяки…
- Правда, – тяжело вздохнул дядя Одди, – на твоего отца ушла большая часть моих запасов. Казалось бы, математик, а пьет как медик!
Дайсон проводил ее взглядом и вдохнул аромат колбасы – еще немного, и он совсем развеется… Кто бы подсказал модным дамам, что такой запах сделает их неотразимыми для ограниченного круга любителей?