Цитаты из книг
Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из слез, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают.
Сборник «Четыре миллиона» (1906) составили рассказы, посвященные Нью-Йорку. Его название объяснялось в кратком предисловии к первому изданию, где О. Генри сообщал, что по переписи населения в Нью-Йорке насчитывалось на тот момент четыре миллиона жителей.
Данный рассказ впервые опубликован в 1905 г.
Таково уж свойство женского пола — плакать от горя, плакать от радости и проливать слезы в отсутствие того и другого.
Сборник «Четыре миллиона» (1906) составили рассказы, посвященные Нью-Йорку. Его название объяснялось в кратком предисловии к первому изданию, где О. Генри сообщал, что по переписи населения в Нью-Йорке насчитывалось на тот момент четыре миллиона жителей.
Данный рассказ впервые опубликован в 1905 г.
«Человека цель»: найти из материи щель.
Расшифруем вскоре эйцехоре!
Ответ такой! Губит совесть покой.
Дисциплина, воля, знание и нет звёзд влияния.
Неуправляем у большинства микрокосм естества.
Карне внимание — управляет действием и сознанием.
Образуй, милый, волей космосилы.
Суждения поделом без знания являются злом.
Не рад третьей степени брат.
Наставничество не кокетство, а средство.
Опыт? Он капюшон.
Башлык (капюшон) от сглаза он, чтоб никто не проник.
Куды равнял и солью посыпал.
Сильнейшее оружие, братцы, отсутствие реакции.
Хаос вам хам.
Несомненно 7 /гептоген/ число совершенное.
Из вестей: человек внутренний из четырёх частей.
6 принципов в принце и нищем ищем.
Скелета остов человека был 12 футов ростом.
У моей милки третий глаз на затылке.
Карны винности по закону этической причинности?
В гармонии отчизна от альтруизма.
Справедлив он, возмездия закон.
Имя нам из логограмм.
240 число унесло или принесло.
240 число, что принесло?
Сознание возле , во зле.
Злая пресса двигатель прогресса?
Ошибаясь — не каюсь, в лишениях крепну, в борьбе закаляюсь. Сединой убелён, свободным повиновением усилен.
Нет худшего пресса, чем от прогресса.
Пропаганда была лукавее зла.
Туманным миражам и мнений противостоит арийский гений.
Решай сама, решение масс от случайного большинства.
Гнет нас пошлость, неустойчивость и переменчивость масс.
Не верят мещане обещаниям. Нет иных мнений? Опасна алчность и перенасыщенность вожделений.
О, как хлеб пах на ежедневных жерновах.
В веке 44. 46. 43 ген человека.
Мнение есть само отражение.
Связь духа с веществом ищи и не пищи.
Горячий ветер подул, огонь — тул!
Женщина — она Луна.
Свобода, братцы, тем, кто умеет сопротивляться.
Все причины у мужчины, их она родит — жена луна.
Изучите мужчины судеб причины.
Приверженцев больше у тех людей, у коих множество статических идей.
Наша мера — личная атмосфера.
Женщина-гуру, пентаграммой определяет фигуру.
Четвёртый стресс ночью или в очередь.
Пиши, Аня: вера — повод желания.
Прощать? Конечно! Бесконечно.
Трубя, сдержи себя.
Кто страну спасает, кон не нарушает.
На Вы не выкать, а тыкать.
Аутодафе познание: от злости возгорание.
Популярность и у мумии отсутствие благоразумия.
Вове: несправедливость — крик крови.
В случае любом , возмутившись — станешь рабом.
Нас , братки , завладевают через недостатки.
Взгляни, что в тени.
В лицо вглядись: увидишь и буквы и мысль.
Боли не знали от морали.
Те правы, у кого нравы.
Вникните с приличием истинно к обычаям.
Природу, сказано, насилуют не безнаказанно.
Зла преображение? Спокойное окружение.
Не реагируя, неспешно воспринимай внешнее.
Сострадательными стали людьми из стали.
Придёт, как встарь, этики сталь.
Реальность? только индивидуальность.
Картина прошлого ясна в момент перехода от сна.
С чего начать? На числах основана печать.
Вокруг знания вьются — достойным передаются.
Бог жен прощает, регулами очищает.
Муж прощается, творчеством очищается.
Восьмёрка, смотри: точка смерти внутри.
Проверьте: двойка-раздвоенность, к смерти.
7, 9, 12 — тождественность чисел божественных.
Человек не вянет: ему кнут — единица и ноль — пряник.
Явственно, интеллект превышает нравственность.
Общинный стог — выживания залог.
Иностранец? Пенсионер, например.
Тот старик, кто к новому не привык.
Наш внук — потенциатор многих наук.
Чтобы везло — берись за дело весело.
Не дрожи, глаза на понимание покажи.
Приход властелина, коль образуется дружина.
Номенклатуру в руку, коль кровавая порука.
И в орде конфликт сил и разума в борьбе.
По закону чиновник, вне закона виновник.
Вера являет, разум направляет.
Верь: счастье — награда и жизни цель.
Зло себя рождает и побеждает.
Не подавая виду, выслушивай обиду,
Радуется тесть тому, что есть.
Обиды не мучат — неудачников учат.
Как вы о себе сейчас все думают о вас.
Введи урок любви.
Внимание: воздействие на час по характеру, мыслям и желаниям.
Раз в сто нам возврат, коль разврат.
Жизни рана, коль не понимаем плана.
Не вырваться из лап, коль схватил кацап.
Злой дух? То программа уничтожения, друг.
Человек и современный, спаситель вселенной!
Во всем причина — солнечная энергия мужчины.
Ода законам рода.
Правосудие — мафии письмоблудие.
Один из самых известных юмористов в мировой литературе, О. Генри создал уникальную панораму американской жизни на рубеже XIX–XX веков, в гротескных ситуациях передал контрасты и парадоксы своей эпохи, открывшей простор для людей с деловой хваткой, которых игра случая то возносит на вершину успеха, то низвергает на самое дно жизни. «– Трест есть свое самое слабое место, – сказал Джефф Питерс. – Это напоминает мне, – сказал я, – бессмысленное изречение вроде «Почему существует полисмен?». ...
В жизни бывают два случая, которые неизвестно чем кончаются: когда мужчина выпьет в первый раз и когда женщина выпьет в последний.
Один из самых известных юмористов в мировой литературе, О. Генри создал уникальную панораму американской жизни на рубеже XIX–XX веков, в гротескных ситуациях передал контрасты и парадоксы своей эпохи, открывшей простор для людей с деловой хваткой, которых игра случая то возносит на вершину успеха, то низвергает на самое дно жизни. «– Трест есть свое самое слабое место, – сказал Джефф Питерс. – Это напоминает мне, – сказал я, – бессмысленное изречение вроде «Почему существует полисмен?». ...
Не все герои — герои из стали и золота. Есть и такие, которые размахивают оружием из олова и плохо посеребренного железа.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Такова власть нежных укоров подружки и ее упрямого пристрастия к порядочности. Если эти строки прочтет мужчина, пожелаем ему испытать на себе столь же благотворное влияние завтра, не позднее двух часов пополудни.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
За эти твои слова я готова отдать весь Нью-Йорк со всем, что там есть! Да много ли нам нужно, чтобы быть счастливыми.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Он взирал на Лу печальными глазами Ромео, и ее вышитая блуза казалась ему паутиной, запутаться в которой сочтет за счастье любая муха.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Ты будешь мне мил в синем свитере ничуть не меньше, чем в красном автомобиле.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Это правда - я хочу подцепить богача. Но мне нужно, чтобы это был человек, а не просто громыхающая копилка.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека?
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Он принадлежал к тем хорошим людям, о которых легко забываешь, когда они рядом, но которых часто вспоминаешь, когда их нет.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Большинство ее покупателей были женщины с высоким положением в обществе, законодательницы мод и манер. И с них Нэнси начала взимать дань-то, что ей больше всего нравилось в каждой.
У одной она копировала жест, у другой — красноречивое движение бровей, у третьей — походку, манеру держать сумочку, улыбаться, здороваться с друзьями, обращаться к «низшим». А у своей излюбленной модели, миссис ван Олстин Фишер, она заимствовала нечто поистине замечательное-негромкий нежный голос, чистый, как серебро, музыкальный, как пение дрозда. Это пребывание в атмосфере высшей утонченности и хороших манер неизбежно должно было оказать на нее и более глубокое влияние. Говорят, что хорошие привычки лучше хороших принципов. Возможно, хорошие манеры лучше хороших привычек. Родительские поучения могут и не спасти от гибели вашу пуританскую совесть; но если вы выпрямитесь на стуле, не касаясь спинки, и сорок раз повторите слова «призмы, пилигримы», сатана отыдет от вас. И когда Нэнси прибегала к ван-олстин-фишеровской интонации, ее охватывал гордый трепет noblesse oblige.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Неизменный порядок его жизни был нарушен, и это ошеломило его.
«Конечно, у этой проблемы есть две стороны. Рассмотрим вторую. Нередко приходится слышать о «продавщицах». Но их не существует. Есть девушки, которые работают в магазинах. Это их профессия. Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню…»
Три раза в жизни женщина ступает словно по облакам и ног под собой не чувствует от радости: первый раз, когда она идет под венец, второй раз, когда она входит в святилище богемы, и третий раз, когда она выходит из своего огорода с убитой соседской курицей в руках.
«Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки – вещь весьма полезная и нужная. Мне вспоминается прелестный и поучительный куплет, оглашавший наш класс на уроках анатомии. Особенно незабываемой была строка: „Берцо-овая кость есть длинне-ейшая кость в челове-е-ческом...
Но тут случай особый. Нам требуется широчайшая, поэтическая, мистическая вокализация души города, его сути.
«Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки – вещь весьма полезная и нужная. Мне вспоминается прелестный и поучительный куплет, оглашавший наш класс на уроках анатомии. Особенно незабываемой была строка: „Берцо-овая кость есть длинне-ейшая кость в челове-е-ческом...
И тут — о чудо из чудес, о блаженство из блаженств! — наши руки неведомо как соприкоснулись, наши пальцы сплелись и остались сплетенными.
«Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки – вещь весьма полезная и нужная. Мне вспоминается прелестный и поучительный куплет, оглашавший наш класс на уроках анатомии. Особенно незабываемой была строка: „Берцо-овая кость есть длинне-ейшая кость в челове-е-ческом...
В большом городе происходят важные и неожиданные события. Заворачиваешь за угол и попадаешь острием зонта в глаз старому знакомому из Кутни-фоллс. Гуляешь в парке, хочешь сорвать гвоздику — и вдруг на тебя нападают бандиты, скорая помощь везет тебя в больницу, ты женишься на сиделке; разводишься, перебиваешься кое-как с хлеба на квас, стоишь в очереди в ночлежку, женишься на богатой наследнице, отдаешь белье в стирку, платишь членские взносы в клуб — и все это в мгновение ока. Бродишь по улицам, кто-то манит тебя пальцем, роняет к твоим ногам платок, на тебя роняют кирпич, лопается трос в лифте или твой банк, ты не ладишь с женой или твой желудок не ладит с готовыми обедами — судьба швыряет тебя из стороны в сторону, как кусок пробки в вине, откупоренном официантом, которому ты не дал на чай. Город — жизнерадостный малыш, а ты — красная краска, которую он слизывает со своей игрушки.
«Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки – вещь весьма полезная и нужная. Мне вспоминается прелестный и поучительный куплет, оглашавший наш класс на уроках анатомии. Особенно незабываемой была строка: „Берцо-овая кость есть длинне-ейшая кость в челове-е-ческом...
Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки — вещь весьма полезная и нужная.
«Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки – вещь весьма полезная и нужная. Мне вспоминается прелестный и поучительный куплет, оглашавший наш класс на уроках анатомии. Особенно незабываемой была строка: „Берцо-овая кость есть длинне-ейшая кость в челове-е-ческом...
Мы имеем тут четыре миллиона человек, втиснутых на островок, состоящий главным образом из простаков, омываемых волнами Уолл-стрита. Скопление столь огромного числа простых элементов на столь малом пространстве не может не привести к возникновению некоей личности, а вернее — некоего однородного единства, устное самовыражение которого происходит через некий же общий рупор. Проводится, так сказать, непрерывный референдум, и его результаты фиксируются во всеобъемлющей идее, которая открывается нам через посредство того, что можно назвать Голосом Большого Города.
«Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки – вещь весьма полезная и нужная. Мне вспоминается прелестный и поучительный куплет, оглашавший наш класс на уроках анатомии. Особенно незабываемой была строка: „Берцо-овая кость есть длинне-ейшая кость в челове-е-ческом...
Чикаго говорит без колебаний: «Добьюсь!» Филадельфия говорит: «Надо бы». Новый Орлеан говорит: «В моё время». Луисвилл говорит: «Почему бы и нет». Сент-Луис говорит: «Прошу прощения». Питтсбург говорит: «Подымим?»
«Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки – вещь весьма полезная и нужная. Мне вспоминается прелестный и поучительный куплет, оглашавший наш класс на уроках анатомии. Особенно незабываемой была строка: „Берцо-овая кость есть длинне-ейшая кость в челове-е-ческом...
Природа движется по кругу. Искусство — по прямой линии.
«Четверть века тому назад школьники имели обыкновение учить уроки нараспев. Их декламационная манера представляла собой нечто среднее между звучным речитативом епископального священника и зудением утомленной лесопильни. Я говорю это со всем уважением. Ведь доски и опилки – вещь весьма полезная и нужная. Мне вспоминается прелестный и поучительный куплет, оглашавший наш класс на уроках анатомии. Особенно незабываемой была строка: „Берцо-овая кость есть длинне-ейшая кость в челове-е-ческом...