Муж предсказуемо взбесился. Самовлюбленные эгоисты, такие, как он, вообще терпеть не могут, когда над ними смеются.
Она радовалась тому, что попала в новый мир и вышла замуж. Чувства мужа? Вот еще, думать о них. В прошлый раз она думала, и это закончилось разводом. Повторно Лика такую ошибку не совершит!
рядом с Генрихом стояла и угрюмо смотрела на мир полусонная Луиза. Весь ее внешний вид как будто предупреждал: «Я беременная, злая, не выспавшаяся. Мне все можно. Рискнете довести — сильно пожалеете».
Он видел эту пьесу уже третий раз, пусть и в другом исполнении, но сюжет прекрасно знал. А игра актеров… Да сдалась она ему. В театре Генрих обычно появлялся, чтобы покрасоваться перед другими аристократами.
Черные полусапожки, сверху — шуба из натурального меха, переливавшаяся синим цветом, на голову — капор, и Ира готова была покорять местное общество.
Общество покорилось чересчур легко, заставив Иру задуматься о двойных стандартах, чинопочитании и преклонении перед теми, кто стоял на социальной лестнице выше тебя.
как известно, «у всех проблем одно начало — сидела женщина, скучала».
— Не могли подольше здесь пробыть, — ворчал он, когда пришла пора возвращаться порталом домой, — хотя бы на пару недель задержаться.
— Пап, тебя мама забудет, — хмыкнул Генрих.
— Зато пользу империи принесу, — отрезал отец.
— Мам, — Ира качнула головой, — не забывай, пожалуйста, что я прожила на Земле тридцать с плюсом лет, долгое время проработала в школе и тоже умею манипулировать.
— Она разорвала нашу помолвку! Отказалась выходить за меня! Она. Мне. Отказала!
— Почему?
— Это я у тебя должен спросить, почему?! Что ты такого вчера ей рассказала?!
— Правду. Что вы, мужики, на них постоянно ездите. И мешаете их самовыражению.
— Моя невеста уже заинтересованно посматривает в ее сторону. Хочет быть такой же. А девушка должна быть тихой, слабой, нежной!
драконы были известными лицемерами и лгали так же спокойно, как и дышали.
Ира упорно цепляла на лицо выражение «Я девочка простушка, не ждите от меня ничего умного».
Отец учил Генриха лет с пяти: не стоит обижать девочек, к какой бы расе они ни принадлежали. Оскорбленная дама женского пола любого возраста способна на любую, самую изощренную, месть
— Так мы и не крестьяне, чтобы жить в лачугах, — вернул шпильку Генрих.
— О да. Вы — не крестьяне. Вы — нахлебники. Революции на вас нет.
Скучен день до вечера, если делать нечего..
— Бедные твои деловые партнеры, — подначил меня Витольд, когда мы сели ужинать. — Ты их имущества еще не лишила?
— Я не настолько кровожадна, — сверкнула я белоснежными зубами. — Мне нужны только удобные условия для ведения своего дела.
— Ты заранее уточняй, для кого именно они должны быть удобными, — ухмыльнулся Витольд.
Что там уточнять. Для меня, конечно же.
И почему, собственно, я, слабая женщина, не могу воспользоваться той выгодой, которую мне дает беременность?
— Как тебе родные мужа? — меняя тему, поинтересовалась Лоурелия.
Я вспомнила визит свекров.
— Мы стараемся редко видеться. На расстоянии они довольно приличные люди.
теперь она стояла возле супруга, мило улыбалась и хлопала ресничками. Она как бы говорила всем своим видом: «Вы общайтесь между собой. Я все равно ничего не пойму и вам точно не помешаю».
я предполагала, что он здесь появится. Где же еще обсудить повышение цен, как не на балу. Не в лавку же ему ко мне ехать, в самом деле.
Мужики. Мой брат практически растранжирил все наше наследство, сама я провела весь день на работе. А моему драгоценному супругу подавай постельные игры!
— То есть вы ждали от меня истерик? — уточнила я. — Не стоит. Я предпочитаю мстить обдуманно.
Моя свекровь, графиня Алисия Ольстерская, разодетая в пух и прах, вся в рюшах, лентах и украшениях, стояла у мраморной лестницы с позолоченными перилами в практически театральной позе: «Ах, как я рада вас видеть! Восторгайтесь мной немедленно!»
Аливира, сидевшая рядом со Стивеном, блистала и сверкала, как земная новогодняя елка. Она, видимо, воспитывалась по принципу: чтобы быть красивой, надо надеть все и сразу.
— У вашего брата будет нескучная семейная жизнь, нейра Ингира, — весело произнес Витольд.
— Сам выбирал, — ответила я, ни капли не жалея Стивена.
— Жестокая вы, — хмыкнул Витольд.