Это его сбило с толку. Он долго не мог оправиться. Потом решил, что этот человек звания доктора Живаго недостоин. И с этого момента будет зваться просто Юрий.
А я бы заявил, что лучше думать о стрелах времени, чем не думать ни о чем.
Пятьдесят Седьмому, новоиспеченному Измаилу, дразнить этого чурбана показалось забавным. -Это я-то чурбан? -Опять я подумал вслух?
Прямо перед ним вставали то ненавистные глаза директрисы, то насмешливая улыбка препода по математике, которой сдал его со всеми потрохами, обнаружив стихотворение Карнера на доске, где ему, математику, предстояло писать ни для кого не обидные и никакими законом не запрещенные уравнения первой степени.
Марлен подтолкнула Измаила локтем, как будто библиотекарь внезапно растворилась в воздухе, и обвинительным тоном, словно уличая его в постыдном пороке, заявила: — Итак, ты любишь читать.
— Зовите меня Измаил. — Как вы сказали? — Не знаю. А что я сказал? — Что ваше имя Измаил. — Нет. Я сказал: зовите меня Измаил. — Разве это не одно и то же?
Мы кружимся в ночи, и нас пожирает пламя. Хотим мы того или нет.
- Не может быть, чтобы ты ничего не помнил. Про то, когда ты был маленький? Про маму? Про то, как звали твою первую подружку? - Она на мгновение задумалась. - Собачку? - Амнезия. - Это же надо, так назвать собачку! Видишь? Припомнил же. - Да нет, когда человек ничего не помнит, говорят, что у него амнезия.
Не зацикливайся. Никто не обязан дочитывать романы до конца. Читай только книги, которые того достойны.
— Не нужно особого знания, — заявил отец помпезным тоном, благодаря которому чувствовал себя важной птицей, — чтобы быть причиной чужого несчастья.
В этом и заключался основной дипломатический прием: достичь благоволения власть имущих, в зависимости от которых находишься. И те, кому, как и дону Рафелю, не довелось родиться ни маркизами, ни баронами, могли рассчитывать только на выгоду, приносимую служебным положением, и на состояние, которое им удавалось сколотить,…
А в это время Франко, раскрыв рот и пуская атеросклеротические слюни, с наслаждением подписывал бесполезные и жестокие смертельные приговоры – рожденный убийцей, убийцей и умрет. Вся страна с нетерпением ждала или сердечного приступа, или невозможного поступка камикадзе, все еще вспоминая о минутах молчания в честь анархиста Сальвадора Пуч Антика.
Я знал, что Далмау не читает моих книг. Он держал их нетронутыми в безупречном порядке на верхней полке книжного шкафа в кабинете. Слева от Модильяни. Но я дарил ему свои книги не для того, чтобы он их читал.
Я знаю, что не могу переложить ни на Бога, ни на друзей, ни на книги груз размышлений и ответственность за свои поступки. Но благодаря Максу я узнал не только дополнительные подробности о своем отце, но и то, что дает мне силы жить: ты любила меня до безумия. Mea culpa, Sara. Confiteor.
Книга, которая недостойна того, чтобы ее перечитали, тем более не заслуживает того, чтобы ее вообще читали
… трагедия состоит в том, что с течением времени из людской памяти стираются даже героические поступки.
Счастье — это когда ты в согласии с собой и с теми, кто является частью тебя
Все мы совершали поступки, которые не можем стереть из памяти, и они превращаются в пытку.
Прозрение делает нас скептиками, и оттого мы страдаем ещё больше, особенно когда понимаем, что жизнь приводит к смерти. А влюблённость со временем приводит к одиночеству и тоске по этому безумному, абсурдному и бешеному чувству, так похожему на счастье.
Искусство - совершенно особенная вселенная, в которой можно безнаказанно скрыться и прожить всю жизнь, не ища себе оправдания.
Со временем я понял, что бывают люди более сильные и более слабые, и чтобы человек тебя не разочаровал, не стоит требовать от него больше, чем он способен тебе предложить.
Как представитель второго поколения, я должен был бы воплощать вторую часть аксиомы, которая гласит, что первое поколение все создает из ничего, второе дает ему толчок и необходимое развитие, а третье все пропивает, глотая виски.
Вот это был страх так страх, потому что на войне гораздо больше людей умирают за просто так, чем по той конкретной причине, из-за которой развязали войну.
"Что святому грешно, Господу смешно"
Знай, что я всю жизнь кого-то хороню. То же самое предстоит и тебе после моей смерти: хороня родных, ты поймёшь, что уже не молод; что из тех, кого уже с нами нет, и складывается жизнь и что с каждой новой смертью ты все беззащитнее. И когда ты состаришься, то узнаешь, что для стариков не существует ничего, кроме прошлого.