В глубине души он жалел, что она менялась гораздо быстрее его. Ненавидел ее морщины, которые с каждым годом становились все глубже. Не хотел видеть отрастающие седые корни волос. Мечтал, что тускнеющая сероватая кожа — это причудливая игра затухающей лампы, а вовсе не реальность.
Сам же он старел так медленно, что в один день попытался вспомнить год своего рождения и не смог. В голове числа мешались с сезонами, войнами и, конечно же, вездесущими змеями, которые преследовали его целую вечность и во сне, и наяву.
То, что в один день матери снова не станет, было понятно. Но даже если твой разум к этому готов, сердце — никогда.
Плохое, оно ведь быстро забывается, особенно когда было столько хорошего.
Кому-то в этой сказке придется быть злодеем, чтобы потом дети смогли понять, что в этом мире хорошо, а что плохо.
Возможно, все дело в банальной скуке. Быть идеальным и правильным, не иметь проблем и забот - эта та игра, в которой каждый является победителем. Но тогда сам факт победы уже не стоит ничего. Именно поэтому всем нам время от времени нужно проигрывать, чтобы терпкий вкус победы ощущался на губах дорогим виной, а не застоявшейся водой.
Потому что на самом деле, если ты по-настоящему хочешь с кем-то быть, то будешь на связи, несмотря ни на что. Не жизнь разводит - мы сами.
– Ты не понимаешь, – как-то сказала она Пашке под конец первого курса, – именно в этом настоящая жизнь.
– В страданиях? – скривился Пёрышкин.
– Не-е-ет, – протянула Маруся с довольной улыбкой, – в ожидании, когда страдания закончатся. Сам подумай, вот религия тебе что обещает? Будешь терпеть сейчас – отдохнёшь в раю. То же самое и во всех других областях. Работаешь сейчас – на пенсии отдохнёшь. Пока маленький – ждёшь, когда наконец станешь подростком. Все подростки хотят взрослой жизни, независимости и вседозволенности. Взрослые же мечтают на кого-нибудь эту самую независимость переложить. Понимаешь? Путь к счастью не через страдания. Страдания и есть счастье!
Лиза вздрагивает, как будто и вовсе забыла, что разговаривала в этой захламленной квартире с кем-то живым, а не сама с собой, как это бывало обычно.
Ясно, что слова даются ей с трудом, и в то же время очевидно, что все это она хотела сказать хоть кому-нибудь уже давным-давно.
Всем плевать на неразговорчивую девушку, которая хоть и приходит на работу вовремя, ничем не примечательна, кроме, разве что, своей непримечательности.
В движениях Лизы нет уверенности в собственном присутствии.
-Не бывает плохих людей. -… бывают плохие обстоятельства, - хором закончили мальчики знакомую фразу.
Недаром говорят: человек привыкает ко всему. Не всегда может смириться, но привыкнуть - может. Может привыкнуть к смертельной болезни, потере близкого человека, отсутствию конечности. Да, это будет трудно, да, поначалу даже захочется прекратить все, и побыстрее, но если это чувство удастся перебороть, то через какое-то время вновь начнешь просыпаться по утрам, вставать с кровати, пить кофе и жить, как жил раньше.
Ну чего в этом такого интересного? Игра, где тебе дается шесть-семь десятков лет, а ты должен успеть урвать лучший кусок, чтобы потом умереть ни с чем.
Наши имена и порой даже наши обличия меняются в зависимости от того, кто в нас верит.
Только представьте себе Гарри Поттера, выросшего не в чулане под лестницей, а в комнате с двуспальной кроватью и здоровенным окном на полстены. Вообразите, как он получает письмо из Хогвартса и такой: "Не, сорян, у меня сегодня вечеринка. Мой брателло Дадли обещал познакомить с отпадными цыпочками".
Выходит, порой, какую бы маску ты ни надел, обмануть других не удастся, если не удалось провести самого себя.
Сомнения, страх, боль - это мухи под твоей кожурой, Шрам. И ты должна их излечить, иначе единственное, ради чего ты вскоре будешь существовать, - это месть взрастившему тебя миру, не сумевшему дать тебе достаточно любви и тепла.
Хорошее людское мнение зарабатывается годами - плохое же создается за несколько дней и навсегда.
Люди не движутся от или к боли - они просто движутся. Порой сами не знают, куда и в какую сторону. Порой сами не знают, что для них боль, а что - наслаждение. Порой боль для них и является наслаждением.
— Ты откуда здесь взялся? — Я, наконец, обрела способность говорить.
— Я здесь живу.
— На кладбище?
— На пр-рироде! - обиделся попугай.
Той вечной он сам был весной. Пах как весна. Двигался как ветерок. Дыхание - будто морской бриз. Растрепавшихся от долгого бега волосы, тяжелое, глубокое дыхание...
Время - инфекция, которую нужно пережить, если хочешь выздороветь, а правда - те лекарства, которые нужно принимать, если нет аллергии.
- Далеко не каждый за целую жизнь находит в своём существовании цель, - оскалился в радушной улыбке принц. - но для кого-то смысл жизни в том, чтобы все время находиться в поисках этой самой цели. Не бойся того, что тебе кажется, будто на островах тебе не место. Ты не ошибка, Шрам, не недоразумение. Ты такая же важная часть этого мира, как и мы все. И только тогда, когда ты поймёшь это, жить тебе станет легче.
– И кого ты к нам приволокла, Шрам? – Шеллак даже не посмотрел в мою сторону.
– Это мой принц, – попыталась объяснить я. А какие еще аргументы могут быть, когда ты ни свет ни заря тащишь домой полуголого обалдевшего мужика?
– Ах, твой принц. Ну тогда это все объясняет. А где припаркован его белый конь, не подскажешь? В нашем курятнике?
– Эй, гость заостровной! – крикнул щупленький мужичок с плешивой бородкой. – Что с девушкой делаешь?
– Это жена моя – на кладбище несу, – без тени иронии отозвался Шеллак, не сбавляя шага.
Дедок, как уронил челюсть на мостовую, так поднять ее обратно и не смог.
– Ишь ты! Шалун! – крикнул он, когда мы уже скрылись за городскими воротами.