А ведь только думала, что умереть от голода лучше, чем так жить, — напомнила себе с той же отрешенностью. Оказалось, что умереть все-таки сложнее, чем жить. Какой бы жизнь ни была или обещала стать.
Как понять, когда человек врет, если в каждой своей лжи он убедителен так же, как и в правде?
Любое страдание – временно, каким бы ужасным ни было, оно заканчивается. Все, что не убивает, делает тебя сильнее. И злее. А то, что тебя однажды убьет, навсегда лишит любых проблем, подарит покой, о каком при жизни каждый из нас может только мечтать.
– Что мне в тебе по-настоящему нравится, милая, – это твоя сообразительность, – тихо заметил Шелтер.
– Тебе нужна причина жить, Олли. Кто-то, ради кого ты будешь жить.
– Мне есть ради чего жить, – возразил генерал.
– У тебя есть то, ради чего ты готов умереть. Это не одно и то же.
Милая, пьянство – это не болезнь. Пьянство – это банальная распущенность.
...многие люди так устроены: им всегда нужно чужое. Чужие земли, чужие деньги, чужие женщины, чужие дети, чужое счастье, чужая удача, чужая сила… Своего недостаточно.
И я разозлилась. Наверное, впервые по-настоящему разозлилась на саму себя. За то, что сдалась без боя, как мой родной город. Нет, я не питала иллюзий насчет того, что могла бы ответить силой на примененную ко мне силу. Но как жить с тем, что со мной случилось – и еще случится – решать было мне. Мне не нравилось, что я заранее начала себя хоронить.
Если ты не знаешь причин, это ещё не значит, что их нет.
Нужно уметь полагаться на интуицию, потому что как правило её голос - следствие обработки в подсознании мелких деталей реальности, которые сознание не всегда способны уловить и подметить.
Да, никто не понимает, как я могла предпочесть монстра мужчине своей мечты, а я лишь предпочла человека которого хотели сделать монстром, но кто выбрал остаться человеком.
Все было слишком зыбко, и в глубине души я понимала, что у этой истории не будет счастливого финала. Он был невозможен. И только тоненький голосок надежды шептал: "Невозможного не существует".
Хотите, чтобы он вел себя как человек? Так начните относиться к нему, как человеку. И посмотрим, что из этого выйдет.
Порядок и хаос зря противопоставляют друг другу. Хаос стремился к порядку, так и появилась Вселенная.
Пока человек сомневается в своей правоте, пока относится к себе критически, он способен прислушиваться к окружающим.
– Что ж, господа, – нарочито-торжественно произнесла Бон, – настала пора сказать: для меня было честью служить с вами.
– Взаимно, госпожа старший легионер, – отозвался Доминик.
– И для меня, – вздохнул Арт.
Хильда раздраженно закатила глаза. Она знала, что так легионеры говорят друг другу перед боем, в котором не рассчитывают победить.
– Зашибись! – проворчала она. – Может, к черту эти пафосные прощания? Примета, говорят, плохая. Давайте просто перебьем их, а потом напьемся, как у вас принято.
– Знаешь, я мог бы оскорбиться и подумать, что тебе от меня нужен только секс, если бы не одно «но».
– Чем же я себя выдала?
– Ты испекла печенье. Мне никто и никогда не пек печенье. Если это не любовь, то я даже не знаю, как это назвать.
Не ошибается только тот, кто ничего не делает.
— Вы ведь сами сказали: он не совсем умертвие. Отчасти он пока живой человек. У нас нет права убивать эту часть. Это должны сделать те, у кого такое право есть.
— Разве это не глупо? — она вопросительно посмотрела на Мора. — Лицемерием попахивает, вы не находите?
Женщины… Вот так всегда: стоит вам понять, что мужчина к вам неравнодушен, тут же начинаете придумывать, как это использовать.
– Нет бесчестия в том, чтобы уступить обстоятельствам, милая. Уступить, чтобы выжить, если тебе есть ради кого или ради чего жить. Всегда помни об этом. И никогда ничего не бойся. Любое страдание – временно, каким бы ужасным ни было, оно заканчивается. Все, что не убивает, делает тебя сильнее. И злее. А то, что тебя однажды убьет, навсегда лишит любых проблем, подарит покой, о каком при жизни каждый из нас может только мечтать.
– Мир сложнее, чем тебе кажется, Мира, – продолжил он чуть тише и мягче. – Я знавал шлюх, которые шли в бордель и продавали себя чужим мужчинам, потому что только так могли одеть и накормить детей, когда их муж погибал или хуже того – просто сбегал. И видел вдов, что выходили замуж второй раз за мужчин, которые постоянно издевались над их детьми от первого брака, а они закрывали на это глаза ради собственного комфорта и безопасности. Мнимого статуса честной женщины. И знаешь, первые вызывали у меня больше уважения, чем вторые.
– Но я бы не смогла! Да и к чему мне тогда была бы свобода? Без чести…
– Милая, запомни раз и навсегда, – неожиданно резко велел Шелтер, поворачиваясь ко мне, – никто не может лишить тебя чести насильно. Тебя могут унизить, растоптать, изнасиловать, избить, но единственный, кто теряет честь в данном случае, – тот, кто утверждает свою силу за счет твоей слабости. Твоя честь не в невинности, забудь этот свой религиозный бред. И не в том, чтобы не позволить плохому случиться с тобой. Иногда человек просто не способен повлиять на обстоятельства. Честь в том, как ты принимаешь то, что с тобой происходит, и как живешь потом. Сломалась или ожесточилась, решив, что теперь у тебя есть повод умереть или мучить других, едва появится возможность, – все, ты проиграла свою честь обстоятельствам. Нашла силы подняться из грязи и вернуться к прежней себе или даже подняться выше – поздравляю, ты с честью вынесла посланное испытание.
– Мне есть ради чего жить, – возразил генерал.
– У тебя есть то, ради чего ты готов умереть. Это не одно и то же.
Шелтер упрямо покачал головой.
– Все это очень некстати, Олдридж. Не вовремя. Сейчас плохой момент для привязанностей и чувств. Они делают тебя слабым. Уязвимым.
– Олли, сколько уже длится это твое «сейчас»? – все тем же мягким, отеческим тоном спросил Лингор. – И сколько оно еще продлится? Так ведь и жизнь пройдет незаметно. Останешься старым одиноким воякой, как я. Не повторяй моих ошибок. Бери, что тебе боги посылают, и не сомневайся.
- Кажется, я начинаю снова верить в Богов, - признался он тихо после того, как быстро поцеловал меня. - Потому что только они могли привести тебя ко мне.
- Забавно, правда? - я погладила его по щеке, убрала за ухо падающие на лицо волосы. - Когда в нашей жизни случается что-то плохое, мы говорим, что Боги нас оставили или даже что их вовсе нет. Я ведь тоже думала, что Богиня оставила меня, когда нас обручили против моей воли. А когда случается что-то хорошее, наша вера возвращается. Но без того плохого, что случилось в нашей жизни, разве произошло бы это хорошее? Может быть, Боги просто лучше знают?