Нужно уметь полагаться на интуицию, потому что как правило её голос - следствие обработки в подсознании мелких деталей реальности, которые сознание не всегда способны уловить и подметить.
Если ты не знаешь причин, это ещё не значит, что их нет.
- Безымянный, Незнакомка и Охотник, - фыркнула Соланж. - Не экипаж, а воровская сходка. Одни погоняла вместо имен.
Вам никогда не казалось это нелогичным? — она оторвалась от изучения ноги и посмотрела ему в глаза. — То, что Легион борется с темными магами и их порождениями, но при этом словно специально связывает себе руки? Как будто дает фору противникам, всячески избегая темной стороны силы. Было бы куда разумнее использовать эту силу во благо.— Но чем бы мы тогда отличались от темных? — возразил Мор.— Намерениями, — не колеблясь, ответила Вилар.
Знаешь, женщине не нужно управлять миром. Достаточно знать, как управлять мужчинами, которые имеют власть, деньги или влияние.
— При определенных условиях необходимость понимать, принимать и прощать из угрюмого каждодневного подвига превращается в естественную потребность.
— При каких?
На ее лице снова появилась эта простая, открытая улыбка, которая делала ее такой непохожей на какую-то там королеву.
— Когда любишь.
Любая тайна рано или поздно выходит наружу, особенно когда о ней знают многие.
Когда ты не плачешь, люди думают, что тебе не бывает больно, грустно или страшно. Одни этому удивляются, другие осуждают. Кто-то, наверное, даже завидует. Но дело в том, что не грустить и не плакать - не одно и то же. Я испытываю эти эмоции, просто не могу дать им выход. <…>
Когда ты не плачешь, тебя не жалеют. Это самое плохое. Когда ребенок падает и бьется коленкой, все смотрят на то, выступили у него слезы или нет. Если просто закричал или захныкал, значит, всего лишь хочет внимания, а если заплакал, значит, действительно больно. Если заплакал, надо приласкать. Если нет - достаточно попенять на то, что он неуклюж. Если родители на тебя накричали, а ты накричала в ответ, то ты неблагодарная мерзавка, которая не ценит добра. А если ты расплакалась, значит, они перегнули палку и надо мириться. Если у тебя умирает мать, а ты просто стоишь на ее похоронах ни жива, ни мертва, то тебе нет до нее дела, а если падаешь на могилу и поливаешь ее слезами, то тебя надо обнять, погладить по голове и пообещать, что все будет хорошо. Слезы - это не просто выход эмоций. Слезы - это сигнал миру: люди, мне плохо, мне нужна ваша помощь. А я не могу подать этот сигнал. Даже когда хочу, все равно не могу. И вместо помощи получаю только... обвинения в бесчувственности, а то и в лицемерии.
Анонимность ведет к безнаказанности, а безнаказанность неизменно ведет к тому, что человек перестает замечать границы разумного. И допустимого.
быть хорошим королем и хорошим человеком одновременно невозможно.
хорошие люди не всегда поступают хорошо. Иногда они поступают так, как необходимо.
Люди всегда будут болтать, Хильда. Всегда будут искать более приятные для себя причины, почему кто-то другой чего-то добился, а они пока нет. Это проще, чем прикладывать усилия самим. Если мы будем позволять им ломать нам жизнь этим, мы ничего не докажем, сделаем хуже только себе.
Время лечит, Лана. Оно делает это мучительно медленно, но рано или поздно утихнет и горечь потери, и чувство вины. Просто позволь себе отпустить.
– Красивые дети рождаются не у красивых родителей. Они рождаются от большой любви...
Я не хочу их убирать, – признался Шелтер. – Хоть и не вижу их почти, я знаю, что они там. Шрамы помогают мне помнить. Помнить, кто я и каково быть рабом. Когда поднимаешься выше тех, кто еще недавно тебя топтал, велик соблазн стать таким же. Причинять боль в отместку за то, что ее причиняли тебе. Причем всем без разбора. Велик соблазн отступиться, забыть все, что было, и просто жить этой новой жизнью, наслаждаясь властью и роскошью. Но я должен помнить. Помнить, чтобы все изменить.
Ты говоришь, я поступаю жестоко, но я всего лишь поступаю с ними так, как они поступили с тобой. То, что человек готовил другому, и есть лучшее наказание для него. Самое справедливое.
— Я не хочу, чтобы кого-то наказывали из-за меня, — нахмурилась я. — Неужели нельзя обойтись без этого?
— Нельзя, — серьезно ответил он. — Потому что я собираюсь наказать их не из-за тебя. Я собираюсь наказать их за то, что они сделали с тобой. Если я просто прощу им это, они могут сделать это снова. Или сделать с кем-то еще. Или даже сделать что-то хуже. Безнаказанность порождает вседозволенность.
Ночь, тишина и одиночество всегда меняют восприятие. Мысли, которые ни за что не пришли бы в голову при дневном свете, ночью невозможно из нее выгнать.
Если ты хочешь вернуть себе право решать за себя, то должна научиться принимать трудные решения. А не просто ждать у моря погоды. Да, ради свободы приходится рисковать. И иногда прыгать через пропасть, точно не зная, где у нее другая сторона и есть ли она вообще. Это трудно, это страшно, но порой необходимо.
Да уж, редко кто бывает так жесток по отношению к женщине, как другие женщины, — пробормотал он, одним большим залпом приканчивая содержимое своего стакана. — Казалось бы, вы должны лучше понимать боль и страхи друг друга, больше жалеть друг друга.
Может быть, умение готовить и бесполезный навык для жены Торрена Фолкнора, но в этом случае очень мне пригодится. Или напишу Розе, как только почувствую себя в безопасности. Вдруг она согласится помочь мне? Она давно живет самостоятельно, может подсказать другие варианты. Что угодно, лишь бы не оставаться здесь. Надо было сразу так поступить, но, наверное, мне нужно было дойти до определенной степени отчаяния, чтобы работа прислуги показалась мне привлекательной альтернативой.
— Ты никогда не замечала, что слова жрец и лжец очень похожи? Нея, мы все лжем. Или большинство из нас. Даже те, кто искренне верят в Богов, лгут, говоря, что они с ними общаются. Это наша работа: помогать людям верить в то, что за ними... над всеми нами стоят всемогущие Боги, способные нас защитить или покарать.
Снова я была вынуждена столкнуться лицом к лицу с неприглядной истиной: милые, улыбчивые люди не всегда оказываются такими, какими кажутся.
Жена должна быть другом и соратником. Уметь вразумлять, если ты поступаешь неправильно. Уметь слушать твои доводы, но не бояться привести свои.
Отказываясь от права решать за себя, стоит думать о худшем.