С экспертом трудно спорить, даже если он некомпетентен.
Я – волк-одиночка, который борется с системой и ненавидит несправедливость.
Когда-то я любил ее, потом по-настоящему ненавидел. Теперь Джудит мне почти нравится, и, если наши ежемесячные встречи продолжатся, мы даже можем подружиться. Мне этого хочется, потому что мне нужен друг, который будет понимать, что я делаю и зачем.
Он настоящий уличный боец, измотанный и потрепанный жизнью, и он бьется с полицейскими не одно десятилетие. Он ничего не заработал, и ему наплевать. Интересно, не стану ли я таким же через двадцать лет?
Присяжные занимают места и нервно осматриваются. В предвкушении разворачивающейся драмы все собравшиеся в зале суда ощущают возбуждение, я же чувствую спазм в животе. Первый день всегда самый трудный. Когда начнутся слушания, все войдет в привычную колею процесса и напряжение постепенно спадет. Но сейчас я ощущаю тошноту и борюсь со рвотой. Один старый адвокат как-то сказал мне, что если настанет день, когда я войду в зал суда, не испытывая страха перед жюри присяжных, то это верный признак того, что пора уходить.
Если мне повезет, то снайпер просто всадит мне пулю в лоб, и все будет кончено в мгновение ока.
Макс спрашивает, был ли кто-нибудь из них стороной в судебном разбирательстве. Стандартный вопрос, но не такой уж важный. В конце концов, тут рассматривается уголовное дело, а не гражданское. Из девяноста двух человек около пятнадцати признаются, что в прошлом были ответчиками по разным искам. Готов держать пари, что еще человек пятнадцать об этом просто умолчали. Это же Америка! На какого честного человека никогда не подавали в суд?
На любой войне правда всегда становится первой жертвой.
– Ро-арк, – обратился к ней Люсьен, – я полон к тебе всяческого уважения. Я считаю тебя ровней. Уверен в твоем праве на равную оплату за равный труд. Я признаю за тобой право самой решать, рожать ли тебе ребенка или делать аборт. Словом, я верю во всю эту чушь. Будучи женщиной, ты в моих глазах не располагаешь никакими привилегиями, как-то связанными с твоим полом. – Сунув руку в карман, Люсьен достал комок смятых купюр. – А поскольку ты к тому же еще и клерк, то есть существо бесполое, ты остаешься единственным среди нас человеком, способным пойти и купить ящик холодного «Коорса».
Он являл собой сдержанный голос рассудка посреди океана ненависти и раздоров.
Люсьен учил его, что страх – это хорошо. Страх был союзником. Каждый адвокат испытывает чувство страха, когда появляется перед вновь избранным жюри и представляет ему своё дело.
«Бойся, это нормально, только не показывай свой страх».
Присяжные не пойдут за адвокатом, у которого хорошо подвешен язык, или который знает толк в туалетах, или за каким-нибудь клоуном. Они не последуют за раскатами мужественного голоса или попытками бороться с судьбой. Люсьен убедил Джейка в том, что присяжные поверят тому, кто говорит правду вне зависимости от того, как он одет, насколько красноречив и обладает ли некими сверхъестественными способностями. В зале суда адвокат должен быть самим собой, и если уж он чего-то боится – пусть боится. Присяжные тоже боятся.
«Подружись со страхом, потому что сам по себе он от тебя не уйдёт и уничтожит тебя, если ты не будешь в состоянии его контролировать».
– Видишь ли, Стэн, не такие уж мы, юристы, и богачи. Теперь этот диплом уже не то, что раньше, – уж слишком много нас стало.
Запомни, тот, кто защищается, почти всегда виновен.
“Lawyers are extremely jealous”.
“Panic was a part of her life, her make-up”.
“Make friends with fear”.
Я и в пьяном виде являюсь лучшим юристом, чем ты в трезвом.
“- Why do lawyers drink so much? - They learn how in law school.”
It's amazing how lies grow. You start with a small one that seems easy to cover, then you get boxed in and tell another one. Then another. People believe you at first, and they act upon your lies, and you catch yourself wishing you'd simply told the truth.
Всего лишь несколько минут второго - слишком рано для выпивки. Но он нервничал, и вообще, какого чёрта, где-то уже давно пять вечера.
Со взрослыми вы просто выкладываете все "за" и "против" каждого варианта. Советуете то или это. Слегка предсказываете, но не слишком. Потом говорите взрослому клиенту, что пришла пора решать, и на минутку выходите из комнаты. Вернувшись, вы получаете решение и дальше действуете в соответствии с ним. Совсем иначе с детьми. Им не понять мудрой адвокатской тактики. Их надо обнять и решить за них. Они напуганы и ищут друзей.
«Просто поразительно, как одна ложь тянет за собой другую. Маленько приврал, вроде бы ничего страшного, затем уже ничего не остается, как врать дальше. Сначала люди тебе верят и ведут себя соответственно, а ты уже ловишь себя на том, что сожалеешь: почему сразу не сказал правду?»
Это не так уж плохо — быть напуганной. Страх заставляет думать. Она будет думать и выживет.
Кроме тихой смерти во сне, она не могла определить ее наиболее оптимальный вариант. Медленная, мучительная смерть от болезни была кошмаром для умирающего и его близких, но по крайней мере она давала возможность приготовиться и проститься. Неожиданная насильственная смерть была секундным делом и, вероятно, наилучшим исходом для умершего. Однако близкие оставались в оцепенении от шока, со множеством мучительных вопросов: страдал ли он? Какой была его последняя мысль? Как могло такое случиться? А видеть мгновенную смерть возлюбленного было выше всяких сил.
— Давай напьемся, — сказал он. — Ты такой романтик.