Жизнь у людей скучна, бессмысленна. Сидят с утра до ночи взаперти, света белого не видя, боятся всего, по золоту чахнут.
Жизнь у людей скучна, бессмысленна. Сидят с утра до ночи взаперти, света белого не видя, боятся всего, по золоту чахнут.
А по ночам обычно приходит дождь. Не ураган или ливень, а тихий спокойный перезвон капель по крышам. В жемчужном рассвете глухо стучит он по дощатому настилу набережной, смывая кофейную пыль с вымощенных дорог, понемногу остужает раскаленную за день землю и покорно возвращается в океан.
Быть может, мечта тем и хороша, что не должна стать реальностью?
Иногда кажется, стоит только свернуть за угол, и я услышу звон фарфоровых чашек, увижу знакомое красивое лицо... Но еще не время... И, постояв немного на холодном ветру, я перехожу на другую сторону улицы, не смея тревожить ее темные неизведанные уголки.
— О, грешный дым кофеума! — с улыбкой вздохнул Шахрийяр. — Раскурю, пожалуй, бутыль-другую.
- Я не хочу опровергать твою теорию о людях, предназначенных друг другу, - тихо сказал он. - Тебе это и не удастся, - я легла на дно лодки. - Хорошо, - Солей устроился рядом. - Я верю в то, что видел. Но, возможно, ты видела больше меня...
Мне не стерпеть голода, с которым он смотрит на капли чая в чужих чашках.
Есть множество предназначенных друг друг возлюбленных, которые никогда не будут вместе...
Фиджан была права - нельзя предлагать копейки за то, что стоит целое состояние. Уж лучше взять это просто так, оставив взамен благодарность.
Хочешь тосковать о чем-то неизведанном, тоскуй, только делай это на всю катушку, чтобы быть уверенной что живешь, не обманываясь.
Нарочитая, искуственная красота не всегда делает мир лучше. Стоит забыть о ней, и ты станешь свободным.
Руки у принцессы были нежными, как у ветресс, играющих на арфах. Пальцы двигались умело, мягко, под их неощутимым нажимом спутанные пряди вновь превратились в гладкий шелк.
Верховный кивнул и двинулся вперед, желая как можно быстрее убраться с проливного дождя. Мечта его исполнилась нескоро.
— Сто шестнадцать мшисто-медных панцирей, фейлан! — с жаром затараторил вихрь. — Двести тридцать два крепких перепончатых крыла. Янтарные, топазовые глаза, величавые шеи… Все загублено, изъедено рыбами на дне Дахана-Пламен.
Бризы, шторма не знают печали! Они носятся над твердью — легкие, свободные, даруя кораблям попутный ветер, заботливо расчесывая косы вербам и березам. Шаги их беззвучны, песни причудливы, стремления чисты, как весенняя капель. Никто не владычествует над вольными ветряными сердцами, никто не вправе сдерживать страстное их биение. Пусть же так будет отныне и вовек…
– Не расстраивайся, – ободряюще улыбнулась она. – Иногда беспрекословно верить древним заветам – не самое удачное решение.
Больше Изольда не стряпала. Каждый вечер на стоянке ее предупреждающий взгляд говорил: «Только заикнитесь об ужине — превращу в жаб».
— глупо не тешиться могуществом, если оно у тебя есть.
До гула в ушах она перебирала бесконечные причины для дурного настроения верховного и печально вздыхала. Если бы только он мог сказать по-человечески, что у него на душе, стало бы намного легче. Как веселый Зефир или даже вспыльчивая Фаруна, не таящие своих обид. Но северный владыка не был ни тем, ни другим. Уста его будто сковывала ледяная печать, за которой прятались шепот и тихие удары сердца — непостижимой безмолвной птахи.
- Эйалэ бы в обморок грохнулся, завидев владыку Сеам Хор, по макушку измазанным в золе. — О да, ему понадобилось бы влить в себя минимум кадушку чая, чтобы смириться с настигшим нашу семью позором.
— Ох, замолчи, Лютинг Мак Тир, — устало оборвала его принцесса. — От твоей привычки слепо следовать заветам, противоречащим здравому смыслу, злость берет. Кажется, предпиши тебе боги взять в жены морскую сирену, ты и тогда не стал бы бунтовать.
«Пусть все идет своим чередом, — смирился северный владыка, — скитальцы-ветра возвращаются в Тьер-на-Вьёр, колдуньи творят чары, попутно вручая свои сердца лохматым несговорчивым рыцарям, а он, Хёльмвинд, коротает дни в ледяных ущельях, где все прекрасно и неизменно, — под стать властелину Сеам Хор…»
- От загадок я вскоре начну седеть до срока! Несуразность восклицания на миг отогнала тоску Таальвена. Оживившись, он повел бровью. — Седеть? — Или что там происходит с доведенными до крайности смертными? — Ветер взъерошил белоснежные волосы. — Не хочу из-за нервов выглядеть, как чахлый старик из лазарета.
И, чтобы не мучиться мыслями, ветер зажмурился, представляя Зефира, играющего на дудочке, величественного Эйалэ в мягком кресле, капризную сестрицу Фаруну. Променять бы нынешнюю нелегкую участь на беззаботные склоки с этой троицей.