"И желаю верить, что доброта бесценна, что любовь должна преодолевать любые предубеждения, что богатство вовсе не то, к чему надо безудержно стремиться, что жизнь имеет смысл и что смерти не следует бояться."
Виноваты легковерные, те, кто хочет быть обманутыми.
Никогда ничего никто не говорит, потому что все постоянно только болтают.
Взросление стало развенчанием лжи. Взросление стало падением. Я познал свое состояние взрослеющего человека, пережив раны, насилие, компромиссы и разочарования. Мир утратил свои волшебные свойства. Ибо что такое человек? Просто кто-то, который-не-может… Который-не-может все знать. Который-не-может все сделать. Который-не-может не умереть. Осознание границ существования разбило скорлупу моего детства: прозрение позволило созреть.
Твоя жена обладает исключительно редким даром для женщины: независимостью. У нее собственные вкусы, собственные мысли, собственные суждения. Она свободна в своих поступках. Она даже не представляет, что статус замужней женщины может ограничивать ее свободу. Она покинет тебя, если ты ее разочаруешь. Она остается рядом с тобой, потому что любит тебя, но каждое утро проверяет, любит ли она еще тебя.
Единственное, чему нас учит смерть: спешите любить.
Сомневаться и верить — одно и то же, Пилат. Безбожно только равнодушие.
Истина состояла в том, что в тот вечер на берегу реки в эйфории влюбленности, которая толкала нас друг к другу, заставляя забыть о нищете, я понял, как глубоко эгоистично счастье. Счастье обособляет, загоняет в замкнутое помещение, заставляет закрыть ставни, забыть о других, возводит непреодолимые степи. Счастье заставляет видеть мир не таким, какой он есть, и в этот вечер счастье показалось мне невыносимым.
Совсем нетрудно любить тех, кто любит тебя.
Как и оракулы, женщины стремятся наделить разумом все, пытаются прочесть мир предметов и вещей, как пергамент. Они не смотрят, они разгадывают. Для них все имеет смысл. Если послание не ясно, значит, оно сокрыто. Нет никаких лакун, нет ничего незначащего. Мир раз и навсегда покрыт густым покровом.
Женщины говорят правдивее, искреннее: слетающие с их уст слова идут от сердца.
Что такое истина? Есть твоя истина, есть моя истина, есть истина всех остальных. Как добрый римлянин, воспитанный на греческом скептицизме, я все считал относительным. Любая истина есть истина для того, кто ее высказывает. И есть столько истин, сколько есть людей. Истина никогда не бывает одной; именно поэтому ее и не существует. Только сила навязывает истину, а в силе нет ничего разумного, она принуждает с помощью оружия, мечом, битвой, убийством, пыткой, шантажом, страхом, расчетом интересов, она заставляет дух временно договариваться с доктриной. Истина в единственном числе – это победа, это – поражение, в лучшем случае – перемирие. Но это не истина, не мир.
Когда говоришь о себе плохо, то будто прячешься в раковину, особенно если умеешь найти подходящие слова: они становятся панцирем.
— Верь в то, во что тебе хочется верить.
Вместо того, чтобы волноваться по поводу того, что случится завтра, людям было бы полезнее спросить себя, чем они займутся сегодня.
Если он дал себя распять, то только из любви к людям. А воскрес, чтобы показать, что имел право любить. И что надо в любых обстоятельствах, даже если тебя заставляют лгать, иметь мужество любить.
Я желаю верить, что доброта чего-то стоит, что любовь преодолевает любые предубеждения, что богатство вовсе не то, к чему надо безудержно стремиться, что мир имеет смысл и что смерти бояться не следует.
Когда мужчина говорит женщине о своих грехах, то обычно ради того, чтобы добавить к ним еще один.
Она настолько свободна, что жалеет мужчин. Да-да, она испытывает сострадание к самцам, которые под давлением возложенных на них обязанностей вынуждены подчиняться смешным социальным и политическим интересам.
Израиль — земля оливковых рощ, камней, звезд и пастухов, земля, где финики сушат на соломе чердаков, земля, где сердца закаляются в тоскливом ожидании прихода Спасителя, земля апельсинов, лимонов и надежд, Израиль — мой сад, сад, в котором я родился, сад, в котором вскоре должен умереть.
После воздушного перелета встреча с землей — где бы она ни происходила: в Калькутте, в Токио или Дубровнике — всегда вызывает чувство встречи с чем-то родным. Даже в незнакомой стране мы не ступаем на чужую землю, мы вновь оказываемся на земле, на нашей земле, земле — матери всех нас.
“А при чем здесь искусство? Милочка, ты в Голливуде!”
Наша мысль не останавливается на том, что мы замечаем и что говорим. У нас есть потайные коридоры за стенами, скрытые шкафы, секретные ящички; там мы частенько прячем наши упреки, амбиции, страхи. Все идет хорошо до тех пор, пока переборка не треснет, что-то не вылезет, не выплеснется. Вот тогда нужно готовится к худшему.
Душа может видеть красоту, только если она сама прекрасна. Чтобы видеть Божественное, нужно, чтобы в тебе самом было Божественное начало.
...женщина доминирует, когда отдается или же когда отказывает; алхимия соблазнения требует такой дозировки. И напротив, воздержание наскучивает; а систематический разврат и того больше. Недотрогу задвигают в шкаф ненужных вещей; женщина, отдающаяся без разбору, превращается в вещь, сексуальный причиндал, который в конце концов оказывается на помойке.