Турция, 1923 год. Правительство запрещает арабский язык и реформирует систему письма, вводя скорректированную версию латинского алфавита. Каллиграфы, слуги Аллаха и султанов, больше никому не нужны, школы писцов закрываются одна за другой. Риккат, главная героиня, девочкой попадает в одну из таких школ, где встречает Селима, старого каллиграфа-виртуоза, знакомство с которым навсегда свяжет ее с таинственным искусством каллиграфии.
Удивительно красивый восточный роман, рассказывающий о судьбе женщины, разочаровавшейся в мужчинах и отдавшей себя благороднейшему искусству изображения Божественного слова. Эта книга погружает читателя в абсолютно неведомый, странный и мистический мир арабской каллиграфии.
Я угасла 26 апреля 1986 года в возрасте восьмидесяти трех лет. В Стамбуле, в саду Эмирган, бушевал Фестиваль тюльпанов.
первая мысль, которая может возникнуть: "За героиню можно не волноваться. Ясно, что проживет долгую жизнь и спокойно умрет от старости. Уйдет так же, как и жила - без крика, слез и суеты." Но это не так. Рассказ Риккат предоставит достаточно поводов для переживаний. Когда под угрозой оказалась возможность заниматься любимым делом, когда забрали на долгие годы младшего сына, когда предавали те, кому доверилась, когда уходили из жизни те, кто очень дорог - она оставалась молчаливой и покорной, но сердце ее плакало от боли и лишь обращение к богу, посредством каллиграфии, давало ей силы жить дальше.
Вторая моя мысль: "Она с того света мемуары пишет что ли?"
Мистика! Магический реализм. Рекламная компания издательства "Рай и ад". Как можно писать о собственной кончине в прошлом времени, без дара ясновидения? Оказывается можно.По законам ислама меня похоронили в тот же день, на кладбище Эйиуб, глядящем на Босфор со своего холма, в сухой земле, из которой растут стройные кипарисы. На моей могиле установили памятную доску от Стамбульского университета: полированный камень, увенчанный скульптурным венком из цветов и фруктов. Надпись на доске гласит, что я была выдающимся каллиграфом и набожной женщиной.
Статус усопшего очень удобен - он дает повод неспешно и обстоятельно вспомнить всю свою жизнь. А что еще делать, когда умер? Внезапных поворотов ждать не стоит, все вполне традиционно. Не было бы надгробной таблички "Выдающемуся специалисту", да несчастливое замужество помогло.Каллиграфы никогда не умирают. Их души блуждают на границе двух миров, не в силах расстаться со своими инструментами. И если пророки – рупор Господа, то каллиграфы – Его калам, ибо пишут они под диктовку Всевышнего…
Моя рука, поспешно отданная случайному человеку, находила утешение в каллиграфии. Перемещая калам по листу бумаги, выводя строчку за строчкой, я тем самым протестовала против безрадостного замужества.
Именно в избранной Риккат профессии кроется секрет очарования данной книги. Про каллиграфию автор пишет просто чудесно - поэтично и красиво! Ты словно видишь все сама и не можешь не восторгаться мастерством. То, чем занимается каллиграф - даже работой назвать не получится, потому что это выглядит как настоящая магия. Вот специальным способом обрабатывается лист, вот намечаются строчки, наносятся письмена. Каждый инструмент живет и дышит. Идет разговор о жизни и смерти. Если позволить руке увлечь себя, отдаться ритму письма, можно выйти за пределы времени, за пределы самого себя.
В такой маленькой книге притаилась такая большая, насыщенная событиями, жизнь. Нелинейный сюжет уверенно держит читательский интерес. Оставляет зацепки, недосказанные моменты и потом возвращается к ним. Стилю свойственны мягкость, аккуратность, восточная изысканность. Витиеватый узор повествования очаровывает печальной красотой.
Книга прочитана в рамках игр Вокруг света, Школьная Вселенная, Книжное государство, Книгомарафон.
Я угасла 26 апреля 1986 года в возрасте восьмидесяти трех лет. В Стамбуле, в саду Эмирган, бушевал Фестиваль тюльпанов.
первая мысль, которая может возникнуть: "За героиню можно не волноваться. Ясно, что проживет долгую жизнь и спокойно умрет от старости. Уйдет так же, как и жила - без крика, слез и суеты." Но это не так. Рассказ Риккат предоставит достаточно поводов для переживаний. Когда под угрозой оказалась возможность заниматься любимым делом, когда забрали на долгие годы младшего сына, когда предавали те, кому доверилась, когда уходили из жизни те, кто очень дорог - она оставалась молчаливой и покорной, но сердце ее плакало от боли и лишь обращение к богу, посредством каллиграфии, давало ей силы жить дальше.
Вторая моя мысль: "Она с того света мемуары пишет что ли?"
Мистика! Магический реализм. Рекламная компания издательства "Рай и ад". Как можно писать о собственной кончине в прошлом времени, без дара ясновидения? Оказывается можно.По законам ислама меня похоронили в тот же день, на кладбище Эйиуб, глядящем на Босфор со своего холма, в сухой земле, из которой растут стройные кипарисы. На моей могиле установили памятную доску от Стамбульского университета: полированный камень, увенчанный скульптурным венком из цветов и фруктов. Надпись на доске гласит, что я была выдающимся каллиграфом и набожной женщиной.
Статус усопшего очень удобен - он дает повод неспешно и обстоятельно вспомнить всю свою жизнь. А что еще делать, когда умер? Внезапных поворотов ждать не стоит, все вполне традиционно. Не было бы надгробной таблички "Выдающемуся специалисту", да несчастливое замужество помогло.Каллиграфы никогда не умирают. Их души блуждают на границе двух миров, не в силах расстаться со своими инструментами. И если пророки – рупор Господа, то каллиграфы – Его калам, ибо пишут они под диктовку Всевышнего…
Моя рука, поспешно отданная случайному человеку, находила утешение в каллиграфии. Перемещая калам по листу бумаги, выводя строчку за строчкой, я тем самым протестовала против безрадостного замужества.
Именно в избранной Риккат профессии кроется секрет очарования данной книги. Про каллиграфию автор пишет просто чудесно - поэтично и красиво! Ты словно видишь все сама и не можешь не восторгаться мастерством. То, чем занимается каллиграф - даже работой назвать не получится, потому что это выглядит как настоящая магия. Вот специальным способом обрабатывается лист, вот намечаются строчки, наносятся письмена. Каждый инструмент живет и дышит. Идет разговор о жизни и смерти. Если позволить руке увлечь себя, отдаться ритму письма, можно выйти за пределы времени, за пределы самого себя.
В такой маленькой книге притаилась такая большая, насыщенная событиями, жизнь. Нелинейный сюжет уверенно держит читательский интерес. Оставляет зацепки, недосказанные моменты и потом возвращается к ним. Стилю свойственны мягкость, аккуратность, восточная изысканность. Витиеватый узор повествования очаровывает печальной красотой.
Книга прочитана в рамках игр Вокруг света, Школьная Вселенная, Книжное государство, Книгомарафон.
Каллиграфы никогда не умирают. Их души блуждают на границе двух миров, не в силах расстаться со своими инструментами.
Калам выводит плавные линии, имя пророка превращается в затейливый узор… Не каллиграф ведет линию, но линия – каллиграфа, а линией движет сам Бог. Или давно покинувший этот мир каллиграф, который гораздо старше и опытнее тебя, талантливой бестолочи. Потому что каллиграфы – не обычные люди. И полностью они не умирают. Так что пропали втуне труды Ататюрка, запретившего арабский язык. Да, он свел каллиграфов с ума, да, каллиграфы умерли, но… Не полностью. Их искусство выжило. Бог не ушел, как думали все, в другую страну, обидевшись на запрет арабского языка и, значит, себя самого, а просто втихую раздал дар каллиграфии и затем наслал армию призраков-учителей, дабы вышколить новичков и возвести их искусство в абсолют. Вот какая важная роль легла на плечи Риккат Кунт (пометим в скобках, что это реальный исторический персонаж, почивший в 86-м году), дочь Нессиб-бея из Бейлербея, супругу Сери Инес, единственного дантиста с азиатского берега Босфора… На женщину! Многие турки и турчанки в полуобмороке, но что сделаешь – талант очевиден и неоспорим.
Итак, Риккат обнаружила и развила в себе дар каллиграфа, мистического практически существа, после того, как получила в наследство инструменты старого Селима – вместе с самим Селимом в комплекте. Каллиграфам не полагается сердца (нечего любить – пиши давай), им присущ определенный склад характера, у них особая миссия, да и умереть им как следует не дано.
Дух Селима учил, дух наставлял, иногда даже всерьез обижался, когда у Риккат не складывалось с семьей. Первый брак по расчету, второй вообще словами не описать, и если б ее это тревожило! Беды не на того напали. Все беспокойства улетучиваются, когда Риккат садится творить. Все, что ей нужно – это ее инструменты. Она совершенствуется, начинает преподавать. Меняется страна, приходят новые призраки, все глубже постигаются глубины каллиграфии – не как искусства, это-то Риккат познала давно и как-то сразу, а как мистической философии, открывающей, что каллиграфия вечна, каллиграфия – это беседа с Богом и много чего еще, и, как результат, если ты каллиграф, на быстрый переход в загробную жизнь даже не надейся.
Книга представляется мне смесью семейной саги, в некотором роде производственного и исторического романа, описывающего определенный период в жизни страны – сложный и болезненный, здесь выплеснутый болью каллиграфов, которым приходилось прятать арабские буквы в сложных узорах – иначе просто не получалось. Можно ли запретить художнику творить? А каллиграфия, о которой нам рассказывают, происходит из давних времен и неразрывно связана с арабской вязью, которой написаны суры Корана.
Интересно, что в целом роман написан в пестрых оттенках магического реализма, чем-то даже напоминает Маркеса, конечно, в куда более упрощенном виде, зато с приятной восточной ноткой. Что особенно хорошо – главная героиня далека от классического образа восточной женщины. Сбежать от мужа, потому что в голову стукнуло? Запросто. Почти круглосуточно заниматься любимым делом? А чего бы и нет, я так хочу. Преподавать в университете – для женщины ли дело! – легко устроюсь. Еще и по заграницам поеду, старые документы пореставрирую. И при всем при этом главная героиня не похожа на борца. Нет, просто ее слишком увлекает искусство, и окружающие понимают, что здесь правила и традиции, сколько ни будешь их вбивать, зальются чернилами, и выйдет так красиво, что у самого все из головы вылетит.
Это плюс, оживляющий повествование, и в то же время – весьма смущающая деталь. Хоть здесь и нет, на мой взгляд, очевидных противоречий действительности (но я, каюсь, не спец по этим краям, особенно новейшего времени), на некоторых моментах прямо-таки чувствуется, что автор – либо европеец, либо вырос Европе, со всеми ее демократическими веяниями, сумасбродствами и литературными экспериментами, огребающими громкие премии. Разрушу интригу для тех, кто не обратил внимания на название серии и не интересовался книгой: Ясмин Гата – француженка. Но при этом – подчеркну – она не выбрала часто эксплуатируемую тему унижения женщины. Наоборот – возвысила свою героиню по заслугам, неспешно и уверенно, с долей милой неуклюжести, да еще и превратила это во что-то вроде сказки, которая вполне могла случиться и в реальности в турецком Макондо. И ведь при этом умудрилась таки тыкнуть, мол, видите, тяжело там.
Хотя и сюжет необычен, и любопытные страницы истории проступают, и персонажи хороши – в меру оригинальные, живые, часто с безуминкой, но у кого ее нет? – чего-то все-таки не достает до идеала. Возможно, роману не хватает исторических подробностей. Возможно, иллюстративного материала (как было бы чудно, если бы каждая затейливая штуковина и каждый шедевр появлялись тут же, на странице). Возможно, необычный способ повествования как-то подкосил дело… А может, дело в том, что текст написан русскими (в оригинале латиницей, конечно) буквами. Настолько пропитан он арабской вязью, что тянет жадно выискивать ее глазами.
Но, кто знает, может, в этом и есть подвох. В Турции-то до сих пор используют латинский алфавит… И, быть может, где-то там по ночам плачут чернилами призраки каллиграфов Ясмин.
Долгая прогулка 2018, команда «Урбан и К°», июнь
Изысканно.
Итак, только слепой не заметит, что сейчас восточная культура проникает в европейский мир. Хорошо это или плохо, пусть решают культурологи, политологи и прочие умные люди. Но было время, совсем недавно, когда европейская культура захватила Восток своим краем, хорошо это или плохо не стану рассуждать, но что было то было.
Турция времен Ататюрка, знакомая по романам Гюнтекина. Европейская культура, новые порядки, новый алфавит. Арабская вязь больше не будет использоваться в повседневной жизни, останется она только в старых документах в архивах.
И так же мы сейчас - сначала перьевые ручки перестали использоваться, и мне родители часто говорили, что почерк у меня ни к черту. Ну, да, сейчас не ставят почерк. Почерк - это отражение психологического состояния личности, и может быть и хорошо, что не ставят, но мои друзья говорят, что у меня почерк очень хороший, потому что я не совсем перешла на клавиатуру.
Героиня романа Ночь каллиграфов профессионально занимается каллиграфией, используя перо, которое досталось от учителя, и ее почерк меняется в течении ее жизни.
Удивительно приятная история. Очень атмосферная. Завораживающий язык, изящные переходы, есть в тексте что-то такое, что хочется назвать классическим. При чтении сразу вспомнился Орхан Памук, есть что-то в стиле похожее.
По поводу фактической стороны произведения ничего сказать не могу, не углублялась, информацию не искала, но не думаю, что писательница в принципе задавалась целью написать олитературенную биографию родственницы, которую толком и не знала. Думаю, роман можно назвать не "беллетризованной биографией", а "вдохновленным историей жизни реального человека". Именно вдохновлённым.
В сюжете не всё гладко, есть неясные переходы от сцены к сцене, по событиям не всегда понятно, сколько времени прошло (но это наоборот кажется мне плюсиком в копилочку к реализму, потому как роман написан в форме воспоминаний, а они зачастую нечеткие, особенно в вопросах времени). Но лично мне это наслаждаться чтением не помешало.
Ритмичная речь, особенно в описаниях каллиграфических упражнений и творческого процесса, настраивает на состояние, похожее на легкий транс. Текст убаюкивает, вьется извилистой линией, проставляет яркие акценты. Внутренний взор постоянно видит эту черту, которая местами резко поворачивает, местами - прерывается, пересекает саму себя, закручивается в удивительные спирали и выписывает причудливые узоры.
Читать книгу приятно почти на физическом уровне. Отдохновение души. Красивое, эстетичное, с налетом светлой грусти, но без падения в глубокую меланхолию. После романа не грустно, не тягостно, хоть и заканчивается он печальными нотами.
Глубокое ли это произведение? Не то чтобы слишком. Не пустышка, но и не многоуровнее повествование. Я бы с удовольствием почитала что-нибудь еще от этой писательницы.
Прочитано в рамках игры Вокруг света.
«Ночь каллиграфов» - беллетризованная биография Риккат Кунт, женщины-каллиграфа.
Ее жизнь повторяет сломы независимого развития Турции. За свое мастерство в этом новом мире она расплачивалась неустойчивой семейной жизнью. Она была первой женщиной, ставшей преподавателем каллиграфии в Академии искусств и почитается не только как хранитель традиций, но и новатор. Однако, по большому счету, главная героиня книги не она, а каллиграфия, древнее мастерство общения с Богом, древняя традиция, боровшаяся за выживание в новой Турции. И ей приходилось тяжело: еще недавно османский двор был главным заказчиком рукописей Корана, цитат из хадисов, а главное, султанских тугр, иначе говоря, подписей правителя, которые открывали любой важный документ. А теперь история была прервана, введен новый лицемерный латинский алфавит, а ведь раньше османские мастера хвастались, что пишут к сердцу. Турки, как и многие другие народы (татары, таджики, узбеки) лишились старого арабского алфавита в ХХ в. Чтение книг предков стало достоянием избранных. Уделом избранных стало и искусство каллиграфии.
Риккат учится секретам мастерства у призраков прошлого. Она знает, что она в своем ремесле приближается к Богу, как возносящиеся в небо алифы и лямы; помыслы ее должны быть чисты. Недаром в произведении упомянуты иконы. Перефразируя, можно сказать, что каллиграфы – иконописцы ислама. В конечном счете, орнаменты, арабески и каллиграфические изыски долгое время оставались единственным легальным изобразительным искусством ислама. Персы и османы, конечно, в сторону отходили со своими миниатюрами, но магистральным направлением оставалось искусно написанное слово.
Риккат не похожа на западных художников, пытающихся запечатлеть эмоцию, цвет, шорох, тень и свет. Она пишет предвечные слова Аллаха, возвышенные слова Пророка. Ни разу она не отвлеклась на любовные или винные стихи персидских и османских поэтов. И ее труд получил высшую награду – наследницу, Муну, самую талантливую из ее учеников. А это значит, что история будет продолжаться, а вертящиеся дервиши будут не только развлечением туристов, но и медиатором между Небом и Землей…
Книга была прочитана в рамках февральского Книгомарафона
на подступах к смерти каллиграфов нередко настигает безумие.
Она была такой рассеянной, что по ошибке макала кисть в яблочный чай и, сама того не замечая, пила раствор для ополаскивания кистей.
Мертвые могут читать невидимое
Никто в доме не выносил речей моего мужа. Даже черепаха утонула, не выдержав его бесконечных монологов. Всех домашних очень опечалило ее самоубийство.
Отец не замечал моих страданий, он относился к ним с таким же безразличием, как к советским теплоходам, прибывавшим с Черного моря: когда они проплывали под нашими окнами, он попросту отворачивался.