Хрустальный грифон

Я отступил еще на пару шагов. Если она сейчас коснется меня, я не выдержу. Все, что было во мне человеческого, тянуло и привязывало меня к ней. Если бы можно было сейчас же, немедленно повернуться и уйти! Бросить ее одну в Пустыне? А если идти вместе к ее людям, то надолго ли хватит моей решимости?
— Разве не слышал ты, что сказал Нивор? — Она стояла, сжимая в ладонях своего грифона. — Или ты не захотел понять его? — И снова в ее голосе прозвучали обида и гнев и, кажется, возмущение моей глупостью. — Он назвал тебя «родич», а значит, ты совсем не то, что о себе думаешь. Он сказал, что ты — Керован, пока сам не захочешь стать другим. Ты сам — сила, и не можешь быть ничьим оружием. И ты мой жених. Даже если ты откажешься от меня, я не отступлюсь и везде буду следовать за тобой. Я перед всеми объявлю тебя своим мужем. Ты понял?

... я принадлежу к проклятому роду и по отцу и по матери. Ты понимаешь? Я не имею права быть мужем ни одной женщины. Я сказал тебе тогда, что Керован погиб, и это не ложь. Ульмсдейл уничтожен, и с ним погиб весь проклятый род Ульма…
— Ты мой жених. Скажи, чего ты хочешь — исполнения старых клятв или разрыва?

— Где он, леди? Мы хотели бы увидеть его и отдать последний долг.
— Он лежит в святилище Света Древних. Мы случайно попали туда, но там ничто не нарушит его покой.
Они переглянулись. Я чувствовала, как их желание сделать все по обычаю борется с благоговейным трепетом, который внушали такие места, и решила помочь им.
— Я сделала для него все, что было в моих силах. Я сидела с ним до конца и дала воды в его последний час. Вечное ложе его я убрала цветами и травами. Он лежит там как настоящий воин, как герой. Клянусь вам!

Какая она, эта большеглазая девушка с волосами цвета осенних листьев? Наверное, изнежена, как большинство знатных девушек. Хорошая хозяйка, и представления не имеет о большом мире, лежащем за стенами Иткрипта. Первый раз я задумался, что она за человек. До сих пор я почему-то думал о ней просто как о предназначенной мне вещи.
О женщинах я знал очень мало. На юге, у вечерних костров, я досыта наслушался хвастливого мужского трепа, но все эти рассказы мне ни о чем не говорили. Сейчас мне пришло в голову, что, может, моя смешанная кровь сказалась и в чем-то более глубоком, чем моя внешность, недаром я никогда не интересовался девушками. И если это, действительно, так, то что же ждет Джойсан в таком браке?

Я совсем забыл, что стою босиком, и с некоторым удивлением заметил, что сапоги так и висят у меня на поясе. Я хотел их надеть, прежде чем сесть на лошадь, но потом передумал. В конце концов, почему я должен что-то скрывать? Я не калека и не урод, и мои ноги, хотя и не совсем такие, как у других, все же обычные ноги. Теперь, когда я увидел людей уродливых не внешне, а духовно, в себе я уже не находил ничего необычного.
Нет, я больше не хотел притворяться. Если Джойсан и ее родня не примут меня, как обычного человека, — это их дело. Мы просто откажемся от стары: клятв и оба будем свободны. Я отвязал сапоги и забросил их в кусты, и мне сразу стало легче, словно с души скатилась давившая ее тяжесть.
— Молодец! — с улыбкой сказал Нивор. — Всегда будь собой, Керован, и не думай, что все люди одинаковы. Я верю в тебя!