Друд, или Человек в черном

История творческой ненависти

Дэн Симмонс потрясающе многолик и разнообразен в своем творчестве. Я бороздила с ним космос в Гиперионе , стучала зубами от холода в историческо-приключенческом Терроре , боролась с хтоническими гадами в классическом ужастике Лето ночи . А на этот раз я почти месяц (да, я не спешила возвращаться) провела в туре по Викторианской Англии в компании Чарльза Диккенса и Уилки Коллинза. И это было просто невероятно!

Ни один туроператор мира не сможет переплюнуть Симмонса, точно вам говорю.
Никакие сейшелы и маврикии не сравнятся с этим погружением в пучину наркотического дурмана, безумия, ненависти, зависти и гения. Сцены этого гибрида хулиганского биографического романа и художественного вымысла в красках проносились у меня перед глазами. Порой мне казалось, что я сама хлопнула пару рюмок лауданума, потому что слышала, как гремят в гробу кости злополучного Уилки. Симмонс с ним изощренно жесток. По нашим временам, у потомков Коллинза есть все шансы отсудить за этот роман десяток миллионов, публичное извинение и двухтомник с обеляющим классика романом-опровержением “Друду”, в котором Коллинз:
- Бывалый наркоман. Его дневная норма лауданума могла бы прикончить 15 человек. Догонялся так же опиумом в притонах и морфием в шприцах.
- Шизофреник. С детства он видел второго Уилки, играл с ним и довольно долго считал своим реальным братом-близнецом
- Развратник и обжора. Но этими качествами обладают многие, так что тут как раз ничего неудивительного.
- Великолепный лицемер.
- Вообще красавчик (так чтоб без спойлеров).

С Диккенсом автор обошелся более уважительно. Он гениально написал о гении. А гениальность заключается том, что несмотря на сомнительные качества Диккенса, свойственные любому живущему на этой земле человеку, ты чувствуешь невосполнимость и опустошение от утраты после его смерти. И незаконченный роман “Тайна Эдвина Друда” вечное тому напоминание.

Итак, если вы решитесь отправиться в путешествие по Лондону с Уилки Коллинзом, приготовьтесь к неспешному и путанному разговору с человеком под кайфом. При рассказе о какой-нибудь простой поездке, его мысль будет затейливо петлять и вы узнаете про театральные постановки его пьес, сточные воды Лондона, городские кладбища, как поживает его матушка, родственные связи с Диккенсом, восхождение к вулкану и, разумеется, публикации его романов - это вообще больная тема. Он постоянно сравнивает себя с Неподражаемым (именно так в Англии называли Диккенса). Сделайте вывод сами, насколько для творческого амбициозного человека эти сравнения болезненны. Ежедневная невыносимая пытка соперничеством. Какая ирония, Симмонс из него самого создал диккенсовского персонажа. О коварный!
Так вот, каким бы путанным не был его рассказ, он неизменно интересен.

В очередной раз выражаю свое восхищение многогранному таланту Дэна Симмонса.

В 1856 году Чарльз Диккенс, которого вы все наверняка знаете, вместе со своим другом Уилки Коллинзом, о котором, надеюсь, вы также наслышаны, написал пьесу «The Frozen Deep», вдохновлённую пропавшей экспедицией сэра Джона Франклина в поисках северо-западного прохода. Полутора веками позже, в 2006 году, фантаст Дэн Симмонс, пока ещё не столь известный, как два упомянутых выше литератора, пишет роман "Террор", представляющий собой своеобразную реконструкцию судьбы франклиновой экспедиции. Как и полагается фантасту, Симмонс написал роман отчасти мистический, пронизанный триллерными и даже хоррорными мотивами. Запомним это, равно как и то, что с прославленными историческими фигурами Дэн обошёлся попросту и местами даже вполне себе непочтительно. Это нам также ещё вспомнится, а пока отметим вот что: как и полагается хорошему писателю вообще, Симмонс тщательно подошёл к работе над материалом - полагаю, нет ни единого значимого свидетельства современников, которое бы Дэн обошёл своим вниманием. И вот в процессе работы он натыкается и на пьесу Диккенса, и на его открытое письмо Джону Рэю о каннибализме, которым могла в теории закончиться бесславная судьба экспедиции. Дэн внимателен к мелочам, сосредоточен на новом романе, выписки из Диккенса о психологии каннибализма ложатся в папку с пометкой "образ Хикки", и Симмонс переходит к следующему документу. Но, как опять же положено хорошему писателю, Дэн любопытен и умеет заметить искру, из которой можно потом "разжечь" очередной шедевр. Такие незаурядные личности, как Коллинз и Диккенс, просто не могут не привлечь его внимание, особенно когда Дэну становится известно, что друзья-литераторы на самом деле были не такими уж приятелями, как говорится в официальных биографиях. Дэн делает пометку в блокноте, возвращается к работе над "Террором", завершает роман, снискавший огромный успех среди читателей и критиков. И затевает новую книгу, в основу которой ложатся последние годы жизни великого Диккенса и история его дружбы с Уилки Коллинзом.

Конечно, Симмонс был бы не Симмонс, если б не добавил в историю мистики и ужасов. По большому счёту, как это было и в "Терроре", биографии реальных людей становятся для Дэна отправной точкой для фантазии, но уж никак не руководством к действию. События "Друда" гнездятся в лакунах истории, в белых пятнах жизнеописаний Диккенса и Коллинза, в невысказанном и сомнительном. В ход идёт всё - увлечение Диккенса месмеризмом и мистикой вообще, железнодорожная катастрофа, в которую Диккенс попадает за пять лет до смерти, пагубное пристрастие Коллинза к опиуму, спровоцированное терзавшими писателя подагрическими болями. Перед нами сразу и альтернативная история, и вымысел более высшего порядка - галлюцинации, сны, видения расказчика, сдобренные и чистой фантазией автора.

Разумеется, нельзя не остановиться на личности расказчика, в роли которого здесь выступает некий гипотетический Уилки Коллинз, далеко, впрочем, не тождественный реально жившему писателю. Как расказчик, Коллинз ненадёжен настолько, насколько это только можно вообразить - усугубляющаяся с годами наркотическая зависимость, постоянный стресс, вызванный мучительными болями и не менее мучительной завистью к более талантливому коллеге, муки одиночества, возможные последствия гипноза, врождённая склонность к шизфорении. И даже это лишь неполный перечень всего, что мешает поверить в историю, как она рассказана глазами романного Коллинза. Сценой, на которой разворачивается действие, становятся наркотические видения и кошмары героя, полнящиеся ужасом и тенями. Плотоядные жуки-скарабеи, зелёный призрак клыкастой женщины, зловещий двойник-фантом, наконец, жуткий мистик Друд, правящий бал в подземном Лондоне, мерзкой, отвратительной каверне, ставшей прибежищем для всевозможных пороков и мерзостей. Причудливо-фантасмагоричная цепь событий проведёт нас через мистическую историю, ничем не уступающую знаменитому "Террору". Но, как и предполагает техника ненадёжного расказчика, существует и альтернативная трактовка, опирающаяся на реальные события, а не на мрак, что творится у расказчика в голове. Такой версией здесь становится принятие идеи о стойкой и прогрессирующей шизофрении Коллинза, который все эти ужасы, якобы преследующие Диккенса, выдумал из ненависти к нему, а потом обрушил на собственную голову из ненависти к себе, ибо в глубине души Коллинз прекрасно понимает собственную незначительность в масштабах такой личности, какой был Чарльз Диккенс.

Всё эти психологические аспекты описаны невероятно точно, детально и достоверно, но именно это в конечном счёте и составляет главный недостаток романа. Диккенс и особенно Коллинз показаны здесь людьми настолько порочными и отвратительными, что воспринятая из этого романа оценка невольно перенесётся читателем на реальных писателей, особенно если он мало знаком с творчеством означенных авторов и потому не ограждён бронёй скептицизма и пристрастности к любимцам. В самом деле, великий Чарльз Диккенс предстаёт перед нами самоуверенным манипулятором, циничным, высокомерным, привыкшим, чтобы мир плясал под его дудку. А уж Коллинз, тот и вообще наркоман с синдромом Сальери, замысливший убийство лучшего друга, любовницы и ни в чём не виноватой девушки-служанки. Этакий монстр почище вымышленного им на пару с Диккенсом Друда. Кстати, взаимное влияние Диккенса и Коллинза на книги друг друга вопрос очень интересный, в романе есть многое по этому поводу, и к этому мы ещё вернёмся, а пока заметим, что трансформации образа того же Франклина в "Терроре" не идут ни в какое сравнение с тем, что проделывает Симмонс здесь. Это стоит опасно близко к надругательству, и вообще удивительно, как поклонники и уж тем более наследники Диккенса и Коллинза не затаскали Дэна по судам.

Теперь что касается упомянутых в романе классических произведений. Знакомство с "Тайной Эдвина Друда" Диккенса и "Лунным камнем" Коллинза в принципе необязательно, текст можно воспринимать и без этого. Но это крайне желательно в плане интерпретации: Симмонс постоянно примеряет на своих героев образы из этих классических романов, многие повороты сюжета так или иначе обыгрывают их события, в чём, если разобраться, кроется интереснейшая рекурсия - вдохновлённые сюжетом классики события в романе Дэна становятся как бы предпосылками, причинами, побудительными мотивами, которые заставляют романных Диккенса и Коллинза писать именно так, а не иначе. Благодаря дружбе реальных писателей взаимопроникновение этих романов и так довольно велико, а уж на страницах Симмонса они и вовсе становятся единым пластом интертекста. Можно, конечно, всё это проигнорировать, но в сухом остатке мы получим всего лишь страшилку о постепенно сходящем с ума опиумном наркомане.

Как я уже отмечал, главным и по большому счёту единственным существенным недостатком романа является искажение образов Диккенса и в первую очередь Коллинза. Я ещё могу поверить, что на почве собственной гениальности и небывалого успеха у Диккенса развилась мания величия, из-за которой он мог запросто упрекнуть старинного друга в бездарности и презрительно сравнить с гениальным собой. Но вот Коллинз, при всей достаточно правдоподобной исступлённой зависти к более талантливому другу, смотрится уж слишком монстром. Не знаю, мечтал ли он о расправе над Диккенсом, но уж явно не грезил смертями ни в чём не повинных людей и вообще сохранял довольно ясный рассудок. Было бы забавно, если бы в будущем кто-нибудь написал бы подобный роман о Дэне Симмонсе и его книгах, это было бы в какой-то мере даже справедливо.

Могу с чистой совестью рекомендовать этот роман фанатам Дэна Симмонса, особенно тем из них, кому понравился "Террор", да и вообще всем знатокам книг Диккенса и Коллинза, не проявляющим, однако, к этим последним восторженного и безоговорочного обожания. В общем, роман сугубо на любителя, но уж если вы он и есть, книга доставит вам массу удовольствия.

Книга прочитана в рамках второго, февральского тура игры "Долгая прогулка".
Команда "Тюлени любви", тема №1 - книга из серии "проект Бестселлер"

рецензия на фантлабе

Дорогой Чарльз Диккенс!

Пишет Вам из далекого-далекого будущего Ваш большой поклонник Дэн. Фамилия моя Симмонс, и я занимаюсь тем же самым, что и Вы, Уважаемый, я пишу книги. Я не могу сказать, что они также популярны, как Ваши незабвенные "Пиквикские истории" или "Приключения Оливера Твиста", но пользуются вполне достойным вниманием публики, да и материально содержат меня и мою семью в нескромно хороших условиях. Но, при всем при этом мой дорогой Чарльз, а я буду с Вами максимально откровенным, мне не дает покоя тот факт, что мои творения ставят на полку с развлекательной, не самой серьезной литературой (о, Чарльз, Вы бы видели, какими сейчас стали книжные лавки, они пестрят всевозможными творениями самых разных писателей самого разного таланта), да и успехом они пользуются гораздо меньшим, чем некоторые романы моих коллег по ремеслу (бесталанных идиотов, Чарльз, поверьте). Я понимаю, что мои проблемы Вам не понять, даже если Вы и сделаете такую великодушную попытку, ведь Вы были главным писателем всей Великой Империи.

Кстати, Чарльз, Великая Империя все ещё существует, но носит уже другое название. Не буду называть Вам эту страну, Чарльз, но намекну, что её Вы неоднократно высмеивали в своих остроумных и сатирических произведениях. И так уж получилось, что я являюсь подданным этой страны. Но нет-нет, не подумайте, что за все это время наша нация не изменилась, Чарльз, мы больше не являемся тупыми и безвкусными снобами, наоборот, мы диктуем всему миру правила хорошего вкуса, причем это относится, как к литературе, так и к остальным видам искусства. Не будет лишним сказать, что вообще все Правила, которые существуют в современном обществе, диктует наша страна и пользуется даже большим могуществом, которое было у Вашей страны, хоть в это и сложно поверить.

Впрочем, Уважаемый сэр, перейду к сути своего к Вам послания. Посмею предположить, что за свою жизнь Вы получили миллионы таких писем, но я не скрываю, что готов стать еще одной единицей в этом списке. Меня поражает, Чарльз, как потрясающе вы вели повествование, каким оно было нестройным, сбивчивым, но при этом максимально цельным и полным во всем смысле нашего с вами литературного искусства. В особенности, хочу сделать Вам комплимент (хотя могу ли я делать комплименты Вам?!), что все Ваши произведения получали вторую жизнь на театральных помостах, будь то театрализованные постановки, Чарльз, или Ваши непревзойденные литературные чтения, которые имели моду и умерли вместе с Вами (что бы там не считали всякие там выскочки). В наше время, достопочтенный сэр, многие произведения получают вторую жизнь в кинематографе, до чьего рождения Вы не дожили самую малость, что, возможно, и к лучшему, учитывая то, что сейчас снимают какие-нибудь русские.

Также, сэр, не могу не восхититься тем, в какие огромные объемы вы помещали свои книги, но при этом они не становились тяжеловесными по своей форме, они привязывали своего читателя к себе, заставляя его прожить короткую, но при этом очень длинную жизнь, пока длится повествование. Смею Вам сообщить, что в моем самом знаменитом романе (которому, разумеется, далеко даже до самой Вашей невзрачной работы, коли такие вообще существуют) под названием "Террор" я пользуюсь именно такой, объемной и раздутой формой, причем содержание романа построено в таком стиле, в котором Вы написали некоторые свои замечательные романы. Также стоит сказать, что название может Вам показаться знакомым - так и есть, Чарльз, я дал интерпретацию тех событий, современником которых Вы являлись, которые случились с экспедицией Франклина в 1851 году, причем настолько вольную, что мне удалось создать новый, уникальный мир, который безумно понравился читателям (впрочем, это я уже делал в одном своем многотомном произведении).

Кстати, Чарльз, я подумываю сейчас о том, чтобы написать книгу и о Вас. Я совершенно серьезно, сэр. Собственно, именно поэтому я решился написать Вам письмо, которое носит скорее уведомительный характер, нежели вопросительный. Решение я уже принял, причем ничего не может меня заставить отказаться от этой затеи. За основу, Чарльз, я планирую взять Ваш последний и недописанный роман "Тайна Эдвина Друда". Но нет, Чарльз, я не буду стараться его дописать (ну хотя, может, намекну читателю, чем закончится дело в Вашей книге). Я хочу построить, полностью воссоздать Англию середины XIX века, со всеми её современниками и событиями. Понимаю, что это крайне трудно, и, наверное, я допущу большое количество исторических ошибок, впрочем, сэр, я американский писатель, мои книги покупают не за это. Кстати, по поводу продаж, Неподражаемый, понимая, что рассказанная мною история о Вас может не понравиться издателям с точки зрения приумножения их доходов, я решил ввести в роман нечто таинственное. Нечто страшное и никому не понятное. И так как я сейчас читаю книжку о египетской мифологии, то пускай это она и будет, почему бы и нет, Чарльз? Вы же тоже принимали спонтанные решения, которые по своей сути вовсе не очевидно хороши, а скорее наоборот, носят характер низкопробной литературы.

Но я попробую, Чарльз, и, надеюсь, спустя много веков с моей кончины, какой-нибудь мастер пера (сейчас, Чарльз, мы пишем на приспособлениях, называющихся компьютер) напишет роман обо мне и моем ремесле. Ведь, Чарльз, о чем бы я не писал, мои книги божественны.

С превеликим Уважением,
Д. Симмонс

Совсем недавно я с энного подхода все таки покорила Эверест кирпичеподобный "Террор" и жизнерадостно пообещала, что при случае продолжу знакомство с автором. Ну вот, случай предоставился совсем скоро, поэтому я не стала откладывать дело в долгий ящик. Тем более, что буквально подряд у меня было 2 относительно неудачных книжных путешествий в викторианскую Англию (если от Екатерины Коути я многого не ждала, то вот любимый Фоллетт слегка разочаровал). И вот, попытка намбер 3 и, наверно, не зря говорят, что Бог троицу любит, потому что на этот раз все сложилось, да еще как! Это прекрасно, ошеломляюще, потрясающе, захватывающе, и 1000-страничный кирпич я просто проглотила, причем Симмонсу удалось написать роман так, что от первой до последней строчки роман не читаешь, в нем живешь.
Я вам не скажу за всю Одессу, точнее за остальные произведения Симмонса, но вот отсылки к истории пропавшей экспедиции Франклина описанной в "Терроре" есть и в "Друде". Чарльз Диккенс (я еще не сказала, что речь в "Друде" пойдет о нем?) учавствовал в общественном обсуждении судьбы пропавшей экспедиции и яростно оспаривал свидетельства, что среди выживших были случаи каннибализма, дескать не могли моряки британского королевского флота докатиться до такого.
Ну так вернемся к книге - повествование ведется от лица другого английского писателя Уилки Коллинза, который пишет что-то вроде мемуаров, причем сразу с отсылкой для читателей далекого будущего - лет через 100. Так что портрет Диккенса нам рисуется через призму восприятия Коллинза, и Диккенс выглядит человеком очень противоречивым, а часто и крайне несимпатичным - он самоуверен, любит порисоваться, с гордостью носит кличку Неподражаемый, и вообще, авторитетов больше его в литературе нет. Одновременно Диккенс до сих пор не утратил (несмотря на зрелые годы) некой мальчишеской удали, энергии (Коллинз со скрипом и стонами переносит столь любимые Диккенсом многомильные пешие прогулки), а также любви к загадкам и мистическим историям. Вот как раз одной из них и посвящен роман.
За несколько лет до смерти Диккенс попал в железнодорожную катастрофу, где чудом не пострадал, а среди раненых он встретил странного человека с изуродованным лицом по имени Друд. Диккенс загорается идеей разгадать тайну загадочного пассажира, которого не было в списках пассажиров (и почему каждый раненый пассажир, к которому подходил Друд через несколько минут умирал?) и к поискам подключает своего старого приятеля Уилки Коллинза. В поисках Друда они обшаривают самые зловонные, грязные и мерзкие трущобы Лондона, но и этого недостаточно - все указывает на то, что Друд обитает не на земле, а под землей. А подземный Лондон - это что-то. Таинственный подземный город с тысячами жителей, тайными опиокурильнями, своим порядком и устройстов жизни тех отверженных, самых последних отбросов общества которым на земле уже место не осталось. Когда читаешь про подземную клоаку пропитанную вонью, грязью, гнилью просто мороз по коже берет, настолько это мастерски описано. Кстати, "наземный" Лондон тоже не такое уж гламурное место, каким он может представиться нам, тем самым читателям будущего.
Оффтоп: часто сейчас можно услышать жалобы (и вполне обоснованные порой) на то, что сейчас и воздух, и вода уже не торт, не то что раньше! Тут мне еще вспомнилась фраза из 11/22/63 Стивена Кинга, где у него есть фраза:

Несомненно, я просто умер бы на месте в том прошлом, по которому, наверное, немало кто чувствует ностальгию. Вероятно, потому, что они забыли, как мерзко воняло то прошлое, или потому, что, прежде всего они никогда не рассматривали Стильные Пятидесятые в таком аспекте.

Ну, вместо "Стильных Пятидесятых" можно подставить любую другую эпоху. Вот и тут Симмонс нам рисует очень яркую картину того, что представлял собой викторианский Лондон (ну а тут вместо Лондона можно подставить любой другой крупный город) - город задыхался под грудой помоев, гнили, канализационных отходов, все дерьмо просто вываливали на улицы или сливали в Темзу. С наступлением тепла каждое кладбище нестерпимо воняло, а с дождями трупы буквально всплывали из земли. Ну а если ступить за пределы богатых кварталов - все просто утопало в грязи, дерьме, гниющих трупах животных и людей, и прочих "приятностях".
Но вернемся к нашим героям и загадочному Друду. Слухи, которые курсируют о Друде разнятся - некоторые утверждают, что Друд буквально воскрес из мертвых, обладает недюжинной магнетической силой, способен подчинять своей воле, и вообще является правителем того самого страшного и жуткого подземного Лондона. А некоторые говорят, что Друд - самый страшный убийца и на его счету более 300 жертв.
Помимо поисков загадочного Друда (которого Диккенсу вроде как удалось найти) тут же вплетается побочная линия еще одного выжившего в катастрофе - молодого человека по имени Диккенссон (кстати, если разложить эту фамилию на составляющие то получится буквально "сын Диккенса").
История поисков загадочного Друда постепенно меняет и взаимоотношения Коллинза и Диккенса. Эти отношения никогда не были слишком простые, но чем дальше, тем больше это превращается в историю эдаких литературных Моцарта и Сальери. Коллинз небесталанный писатель, его произведения (в том числе, и написанные в соавторстве с Диккенсом) пользуются успехом, но Коллинз понимает, что никогда ему не выйти из тени Неподражаемого, не сбить эту спесь и снисходительную покровительность со стороны величайшего писателя. И чем дальше, тем больше в Коллинзе растет скрытая злоба и желание поквитаться. Кстати, сам Коллинз тоже личность мутная и сложная. Эгоизм крайней степени, неразборчивая личная жизнь, неудовлетворенные амбиции, зависть к более успешному и состоятельному другу, и все это умножается на желчность из-за все прогрессирующих болезней. Кстати, на момент повествования Коллинзу едва сорок - но он производит впечатление дряхлой развалины, ленивый, брюзжащий, больной, если этого мало - добавьте к этому все прогрессирующую наркоманию. Да, да, как и многие люди той эпохи (еще один плюс точности описания Симмонса) Коллинз стал невольным наркоманом. Я уже писала о том, что раньше препараты на основе морфия, опия, кокаина считались не опаснее аспирина сейчас, и их прописывали при болях всем подряд, включая детей и беременных. Так что и Коллинз не избежал вот этой невольной наркомании, и чем дальше - тем чаще, и тем бОльшие дозы препаратов ему приходится принимать, чтобы заглушить постоянные подагрические боли. Ну и психика от таких лошадиных доз тоже страдает, и вот тут перед писателем (и читателем) встает вопрос: что из того, что описывает Коллинз является правдой, а что просто его больными наркотическими фантазиями и маниями преследования?
Не ставлю себе целью описать всю канву романа, да и не получится это (тыща страниц текста все таки). Но вот роман у Симмонса получился просто потрясающий и удивительно многослойный, скажу, что понравился он мне не меньше, а может даже и больше "Террора".
Тут тебе и удивительно мастерски описанная атмосфера Лондона 19-го века, и незаурядная мистическая линия, и история любви-ненависти между двумя писателями, в общем замечательно переплетены реальные события и личности и авторский вымысел. Кстати, при чтении так и тянет зарыться в интернет, в биографии Коллинза и Диккенса чтобы узнать побольше о том, что их в действительность объединяло.
В общем, отличнейший роман, одно из самых ярких книжный впечатлений недавнего времени. Перед Симмонсом снимаю шляпу в очередной раз, обязательно продолжу с ним знакомство. А если вам захочется чего-то этакого мистически-мрачновато-детективно-атмосферного, да еще и с литературной и исторической подоплекой - то вам сюда.

Книга прочитана в рамках игры "Книжное путешествие".

Жил-был на свете писатель, и звали его Уилки Коллинз. Увлеченно потреблял лауданум (хотя и не был для того времени уникальным случаем опиомана), как огня боялся матримониальных отношений (хотя жил попеременно с двумя женщинами), а еще умудрился в свободное от своих увлечений время создать Женщину в белом и Лунный камень , которые считаются первыми остросюжетными и около-детективными романами на английском языке.
Я отчаянно влюблена в упомянутые произведения Коллинза, и это факт.

Жил-был на свете еще один писатель, и звали его Чарльз Диккенс. Его дочь вышла замуж за брата Коллинза, а сам он неоднократно звал Уилки в соавторы, печатал его в своих журналах и вообще всячески с ним дружил. А еще Диккенс писал великолепные романы, выступал с публичными чтениями, равных которым по силе воздействия на аудиторию, по мнению отдельных исследователей, нет и никогда не будет, и умер (похоже, что от переутомления), так и не закончив последний свой роман Тайна Эдвина Друда .
Я умеренно влюблена в некоторые романы Диккенса и его стиль, и это факт.

Жил-был наконец третий писатель, и звали его Дэн Симмонс. Его угораздило родиться в Америке и стать фантастом, а потому, обратившись к теме вышеупомянутых викторианских джентльменов и загадке недописанного романа Диккенса, он поддался уговорам собственного богатого (и столь же фантастического) воображения и превратил друзей-писателей в классическую пару имени Моцарта и Сальери.
Я отчаянно влюблена в идею и стиль этого романа, но весьма умеренно в сюжет и его развитие, и это, к сожалению, теперь тоже факт.

Задумка истории про загадочного индийца-маньяка-сектанта Друда и его влияние на жизнь и отношения двух великих писателей поистине великолепна.
Герои превосходны - что Диккенс, безжалостный к чужим ошибкам и слабостям, но также и к себе, изнуряющий себя бесконечным "чёсом" с чтениями, но готовый умереть ради своего искусства, что Коллинз, который на протяжении книги переживает трансформацию из веселого приятеля не просто в ненадежного рассказчика, но позже еще и в фигуру, совершенно трагическую в своем отчаянном желании не затеряться на фоне великого друга. Выглядит ли Коллинз монстром? Порой (хотя к финалу его становится просто жалко, поскольку большая часть его злодеяний оказывается откровенно вымышленной, а мотив соперничества в этой среде, да еще с величиной вроде самого Диккенса, способен, уверена, вызвать мысли и почище).
Повествование просто чудесно. В нём есть яркий привкус викторианской прозы, достоверность умело раскиданных реальных деталей биографий участников этой истории (в основных датах и событиях Симмонс оказался точен, как Биг-Бен), яростный накал межличностных страстей и мутные фантазии опиумного сознания, отсылающие то к Томасу де Квинси, то к самому Коллинзу.

Что же не так? Откуда заявленная ранее умеренность в итоговых суждениях?
Дело в том, что при всей шикарности идеи и стиля повествования Симмонс безбожно затянул с темпоритмом и развитием сюжета.
В электронной книге больше 900 страниц, и примерно треть из них автор ходит кругами (хотя и написано это всё превосходно, и создает такую приятную атмосферу, что туда хочется занырнуть с головой и больше оттуда не показываться). Тем не менее, затянуто. Герой ездит к Диккенсу, ведет разговоры с тремя основными персонажами, раз за разом уточняет, сколько и чего потребил, чтобы унять свои боли, а потом заходит на новый круг. И еще раз. И еще. И в пятый раз. И в шестой, выдавая минимальные сдвиги в самом сюжете.

Бесконечно наслаждаться красотами письменной речи у меня никогда не получалось, поэтому не "пятерка".
Впрочем, отрицать обаятельнейшую иронию этого текста, столь умело отсылающего к горячо любимому мною стилю "Лунного камня", я не смогла, отчего "четверку" влепить рука тоже не поднялась.
Пусть будет серединка на половинку.
А какая удивительная вещь могла бы получиться, сократи автор её в первой трети раза в полтора...

Приятного вам шелеста страниц!