Мы

Те юноши, что клятву дали
Разрушить языки, —
Их имена вы угадали —
Идут увенчаны в венки.
И в дерзко брошенной овчине
Проходишь ты, буен и смел,
Чтобы зажечь костер почина
Земного быта перемен.
Дорогу путника любя,
Он взял ряд чисел, точно палку,
И, корень взяв из нет себя,
Заметил зорко в нем русалку.
( Велимир Хлебников. "Ладомир")

  Внимание! Частичный спойлер!
   Из всех чисел, упомянутых в этой книге, больше всего поразило последнее -- 1920, год написания. Что в очередной раз доказывает, что качественная литература никогда не устареет.
   Мир, в который вводит своих читателей Замятин, в наше время кажется ретрофутуристическим. Аэромобили и мирный атом, сверхпрочное стекло и загадочные Х-лучи, космические полёты и пища из нефти -- родом из мечты начала ХХ века, когда человек, вооруженный знаниями, казался себе всесильным. Но назвать роман "научной фантастикой" -- не сказать ничего. Атрибуты далёкого будущего -- только инструмент, которым автор пользуется создавая образы своих героев.
  Техническая революция изменила мир. Как там у Булгакова? "... меня, конечно, не столько интересуют автобусы, телефоны и прочая аппаратура сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?". Нет, не изменились. Можно сделать стены домов прозрачными, можно доминутно расписать день человека, можно стереть его индивидуальность, заменив имя нумером, а одежду -- униформой, но пока человек остается человеком -- чувства, эмоции, желания не покинут его. Тем удивительнее читать книгу, речь в которой идёт от лица D-503, поэта от математики. Он мыслит и чувствует привычными ему символами и функциями, видит пустой Ø в жаждущих раскрытых губах девушки, оси координат в пересечении улиц, и его настойчиво мучит непонятное, неуловимое, как корень из минус единицы, иррациональное чувство.
  Совмещение философских размышлений с математическими формулами придаёт им необычную стройность и категоричность:

Блаженство и зависть -- это числитель и знаменатель дроби, именуемой счастьем. И какой был бы смысл во всех бесчисленных жертвах Двухсотлетней Войны, если бы в нашей жизни все-таки еще оставался повод для зависти...

...Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как... ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро=0, и он не движется; свобода человека=0, и он не совершает преступлений. Это ясно. Единственное средство избавить человека от преступлений -- это избавить его от свободы...

...Таблица умножения мудрее, абсолютнее древнего Бога: она никогда -- понимаете: никогда -- не ошибается. И нет счастливее цифр, живущих по стройным вечным зако нам таблицы умножения. Ни колебаний, ни заблуждений. Истина -- одна, и истинный путь -- один; и эта истина -- дважды два, и этот истинный путь -- четыре. И разве не абсурдом было бы, если бы эти счастливо, идеально перемноженные двойки -- стали думать о какой-то свободе, т. е. ясно -- об ошибке?

  Увлёкся. По сути. Вышеприведённые цитаты сами говорят за себя. В мире, где существует не "Я", а "Мы" царит деспотичная статистика, математическая логика безупречна: смерть единиц < спокойной жизни миллионов.И Д-503 в это свято верит.
  Вообще, в этой книге самые "говорящие" имена, чем все виденные мною. Иррациональная, до конца не объяснённая, I, её антагонист, лояльный R, всеслышащее ухо "тени" героя -- S, округлая и, в общем пустая О... И при всей кажущейся схематичности, насколько живыми кажутся герои! Какой спектр эмоций выплёскивает на страницы рукописи D! Внезапная любовь + пошатнувшаяся вера в незыблемость постулатов Единого Государства рождают в нем самые противоречивые чувства: сомнения, мрачную депрессию, любовный экстаз и раскаяние, страх, жажду мести, покорность судьбе, жалость, самообман и самообличение, разочарование и опять сомнение, и поиски, поиски, поиски себя...
  Малодинамичный мир вокруг с лихвой компенсируется вечно изменяющимся, D - намичным внутренним миром героя. Бунтарь или верный сын отечества, безумный любовник или холодный статист... Кто он, случайно попавший в вихрь революции?
  Концовка очень напомнила "О, дивный новый мир!". Цитата из речи Благодетеля ставит точку в описании социальной системы:

Вспомните: синий холм, крест, толпа. Одни -- вверху, обрызганные кровью, прибивают тело к кресту; другие -- внизу, обрызганные слезами, смотрят. Не кажется ли вам, что роль тех, верхних, -- самая трудная, самая важная. Да не будь их, разве была бы поставлена вся эта величественная трагедия? Они были освистаны темной толпой: но ведь за это автор трагедии -- Бог -- должен еще щедрее вознаградить их. А сам христианский, милосерднейший Бог, медленно сжигающий на адском огне всех непокорных -- разве Он не палач? И разве сожженных христианами на кострах меньше, чем сожженных христиан? А все-таки -- поймите это, все-таки этого Бога веками славили как Бога любви. Абсурд! Нет, наоборот: написанный кровью патент на неискоренимое благоразумие человека.

  Нечто подобное выслушал в "О дивном..." Дикарь. И отторгнул такую систему... А как поступил D-503 -- если не знаете, прочитайте. Очень настоятельно рекомендую.

Из других антиутопий "Мы" Замятина больше всего схожа с "1984" Оруэлла, но это сходство всё равно далёкое. В "1984" Большой Брат стремился контролировать и подавлять, а в "Мы" общество хочет не столько дрессировки собственных составляющих, сколько их полного омашиновления, синхронизации, резонанса. Забывая при этом, что чрезмерный резонанс оказывает разрушительное воздействие даже на такой крепкий материал, как камень. Поэтому у Оруэлла народу запрещают думать, в то время как у Замятина всем запрещают чувствовать. Вот и болеют у Замятина страшной болезнью - внезапным появлением души. Да не только души, но и чувств. Впрочем, сам Замятин всё это эфемерное ловко упрятывает в одно общее понятие "фантазия". Появилась у человека из тоталитарного общества фантазия, так пиши пропало. Чего доброго начнёт говорить "я" вместо "мы" и недолюбливать стеклянные стены собственного жилища.

Не хочу уходить в сравнение с "1984", так что последнее замечание по этому поводу. У Оруэлла за каждым следил Большой Брат. А у Замятина - хуже, следят братья маленькие, соседи по квартире, по работе, по дороге, по вдыхаемому воздуху. Один мой знакомый, отсидевший в тюрьме, утверждал, что самое тяжёлое в ней - постоянно быть на виду у всех, никакой возможности уединения. На фоне этого размытия границ собственного пусть маленькой, но всё-таки личной комфортной жизни, остальные сопутствующие тюремные невзгоды смотрятся чем-то случайным.

Когда личного пространства и комфорта не остаётся по определению, то приходится искать удовлетворение на другом уровне, кутаться в мягкое, гладкое, спокойное О, размеренные графики и мысли, которые придумали за тебя в специальном бюро. Удобно, когда за тебя всё решили, даже не то, что ты должен думать (думать-то и не требуется, достаточно выполнять свою работу и в нужный момент громко вопить зазубренные до условного рефлекса лозунги), а то, что ты должен чувствовать. Увидел "Интеграл", зажглась лампочка, должна выделиться слю... Эээ, простите, умиление. Должно выделиться умиление, гордость за свою работу и немножечко кипятка патриотического пафоса, чтобы коленки не ошпарить, но тёплой волной окатить.

Беда приходит тогда, когда в это уродливое образование под кодовым названием "душа" закрадывается неуставное чувство, непрописанное в правилах. Правила говорят, что любовь не существует, все должны быть общими, вот тебе розовый билетик на кого хочешь, только записывайся и получай шторки. Странно даже, что шторки выдают, чего стесняться-то, лучше бы все видели, как настоящие интеграловцы это делают, а потом выставляли оценки по пятибалльной шкале, достаточно ли было нужных порывов, хорошо ли выложился боец розового билета, отработал ли полностью всё, что нужно. Из-за таких недоработок, а также всякой либеральщины вроде нескольких часов свободного времени и получаются бунтовщики. Сначала у них душа появляется, как раковая опухоль, потом любовь, затем последняя за собой ещё целую кучу эмоций и чувств притащит: ревность, печаль, агрессию, а там и до сомнений недалеко. Непродумано-с!

Было: чистое-чистое, без оттенков, голубое, прозрачное, ветер в голове.
Стало: мутное, в вихрях сомнений, миллиард нюансов чувств, острое, противоречивое, заставляющее скрипеть заржавленными шестерёнками в голове.

Дважды два, кстати, у Замятина всегда четыре. Мир-труд-май-партия не может сказать, что дважды два будет пять, уж слишком это будоражит фантазию. Только прозрачное, блестящее, чистенькое четыре.

Главный герой делает неожиданный выбор к концу книги, но это вполне закономерно. Я больше верю в такой финал, чем если бы человек, ни разу в жизни не имевший дела с чувствами, вдруг научился бы их укрощать в таких масштабах. И это всё при том, что у него, в общем-то, в этом новом для него мире был проводник, да не один. А вот как же, например, О? Чувства у неё оформились вовсе безо всяких там посторонних лиц, сама всё сделала, но почему же на неё забивают все, включая автора?

Кстати, сейчас я перечитывала Замятина уже раз в третий, но впервые обратила внимание на то, что у мужчин в "именах" согласные буквы, а у женщин - только гласные. Значит ли это, что женщин меньше? Может быть, их и правда меньше, ведь государство стремится расправляться с существами, обладающими фантазией и чувствами, а у дам этот триггер более ярко выражен.

Душа выпить просит...

Начну сразу с главного – хваленая замятинская антиутопия мне решительно не понравилась.

До сих пор я читал его «Островитян», «Уездное», «Бич Божий» и, хотя и не был в восторге, но и разочарованности не было, добротные такие вещи, вполне читабельные и хорошо сделанные. А тут с первых же страниц нарастающее раздражение. Неприятно поразил язык произведения – рваный, сумбурный, местами бредовый. Понимаю, автор пытался через язык показать сложные терзания пробуждающейся души главного героя, возможно, ему это даже удалось, но к сожалению, за мой счет как читателя. Продираться через эту болезненную кривизну было очень тяжело, я бы и бросил к чертям эту книжку, если бы не её наработанная харизма, как же, столько читателей ею восторгаются.

Да и провидцем Замятин оказался неважным. Все заламывания рук критиков, дескать, он предсказал тоталитарную сущность сталинского режима, яйца выеденного не стоят. Сталинский режим будет через 10 лет после написания романа, и он будет совершенно не таким, как у Замятина, он будет в чем-то жестче, но в гораздо большей степени человечнее. Но Замятин-то замахивается на «через 1000 лет», однако его тысяча лет так и остается в индустриальной эпохе.

Пошедший по его стопам Оруэлл был намного эффективнее, он не забирался так далеко, ограничившись пятьюдесятью годами, но зато сумел предсказать информационную сущность общества будущего, а Замятин этого не усмотрел.

Ну, да ладно, будем считать не это главное в его книге, а поднятая проблема обезличивания. Вот здесь, возможно, он более состоятелен, но, как показывает практика постиндустриального общества, для тотального контроля этого общества не требуются вожди и благодетели, достаточно высококвалифицированных манипуляторов общественным мнением, которые успешно действуют в направлении обезличивания общества под знаменами демократии и толерантности. Почитайте «Психологию влияния» Чалдини или «Манипуляцию сознанием» нашего Кара-Мурзы, так что тоталитаризм будущего – это скрытый тоталитаризм, это не тогда, когда что-то запрещает или навязывает Большой Брат или Благодетель, это когда члены общества сами идут как крысы на звуки дудочки и даже не сомневаются в отсутствии у себя свободы выбора. Так что философские рассуждения Д-503 о несовершенстве свободы и гармонии несвободы – есть всего лишь недостаток психологических знаний автора произведения, все должно быть наоборот, манипуляторы должны постараться подменить смысл терминов, чтобы Д-503 принимая несвободу, называл её именно свободой, вот тогда будет ближе к тому, что мы наблюдаем уже сейчас, не говоря о 1000 лет.

Корявой выглядит и идея внедрения суррогатной личной жизни и государственного контроля над ней. Любому студенту, поверхностно знакомому с психологией межличностных отношений, понятно, что это тот клапан, который ни в коем случае нельзя перекрывать, иначе рванет - никакой Благодетель не справится. Так что вся эта муть про розовые билетики только нагоняет тоску и скуку при чтении.

Я вот недавно прочитал «Вино из одуванчиков» Брэдбери, где есть рассказ «Машина счастья», в котором наивный изобретатель попытался построить машину, дающую физическое удовольствие и положительные эмоции, нечто подобное строят и граждане Единого Государства, пытающиеся создать некую эйфорию, заменяющую религиозные переживания. Но зачем это нужно, если есть более проверенный путь к счастью – операция, после которой вся последующая жизнь – сплошная эйфория.

Удивительно выглядят «местные революционеры», заросшие шерстью дети природы. Здесь Замятин выступает истинным последователем Жана-Жака Руссо с его призывом «Назад к природе!», так что роман должен быть близок группам натуралов, выступающих за все естественное.

А вот путь к возрождению души, то есть выхода из-под контроля государства, происходит с помощью приобщения к слабым наркотикам – никотину и алкоголю. Временная победа повстанцев выражается в массовом психозе торжества беспорядочных половых сношений. Интересно, из какого пальца высосал автор сущность конфликтов общества будущего.

Ну, и без косяков не обошлось. Заявляется, что у граждан Единого государства нет имен – только нумера. Однако, во время беседы с Благодетелем, тот заявляет, что имена (именно имена, а не нумера) строителей «Интеграла» войдут в историю. Но, ведь, кроме нестыковки с именами-нумерами, этим заявлением разрушается и основополагающий принцип «Мы». О каком вхождению в историю может идти речь там, где нет «Я», а есть только «МЫ».

Прочитано в рамках игры "Открытая книга"

Никто не «один», но «один из». Мы так одинаковы…©

Не знаю почему, но это произведение в школе мы не проходили. Зуб даю. Оруэлла помню. Платонова с его "Котлованом" - тоже. А вот всех остальных антиутопистов МОНУ, видимо, сочло недостойными влиять на недозрелые детские мозги. Имхо, как-то несправедливо получилось... Так что это восполнение пробелам пришлось очень кстати)

Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа ©

Вообще, антиутопия - один из моих любимых жанров, но в последнее время все чаще кажется, что самым страшным для фантастов-антиутопистов всех времен и народов было лишение человека индивидуальности - тут вам и Оруэлл, и Хаксли, и, конечно, первооткрыватель так-с сказать этой впоследствии широко проторенной дороги Евгений Замятин.

Ни хулить, ни превозносить мэтра я не собираюсь. В том, что идея бунта против "Благодетеля, связавшего нас по рукам и ногам тенетами счастья" (с) и общества, сознательно выбравшего покорность в противовес индивидуальности, набила оскомину, виновата только я: читать с небольшим интервалом несколько однотипных произведений - это все таки зло:( Именно поэтому "Мы" запомнилось мне большего всего отнюдь не тем, чем должно запомниться произведение-основоположник целого жанра, а мелочами, которые в большей степени касаются как раз не глобального замысла, а "техники исполнения".

Поэтому о сюжете, во избежание увеличения количества спойлеров в рецензиях, я, пожалуй, промолчу. Ограничусь только тем, что идея близка и к "1984", и к "Дивному новому миру", но все чуть-чуть иначе... А теперь - о приятных мелочах.

Очень понравились люди-буквы, похожие на свои имена. Почему-то сразу представляла их себе именно такими: D - невысокий дядечка с пузиком, О - пышка на коротеньких круглых ножках, S - извивающийся как змея, а I - худая как жерди... :) Видно, на меня плохо влияет ежевечернее чтение азбуки с малой:))))

Но окончательно и абсолютно бесповоротно меня покорил философский взгляд на мир сквозь призму цифр. В школе я терпеть не могла математику. Цифры-интегралы-тангенсы-котангенсы как были для меня дремучим лесом, так и остались. До сих пор самые банальные подсчеты в рамках школьной программы 3-го класса я перепроверяю на калькуляторе (береженого Бог бережет), а сдачу хватаю не пересчитывая, а оценив на глаз стопку купюр. И поэтому я никогда даже в страшном сне не могла представить, что меня смогут тронуть стихи про любовь цифр... А тронули ведь...

Вечно влюбленные дважды два,
Вечно слитые в страстном четыре,
Самые жаркие любовники в мире –
Неотрывающиеся дважды два…

Книжный вызов 2011

Неистребимые ростки индивидуальности.

Первое, что хочется отметить - отличный стиль. Лаконичный, гибкий, эволюционирующий вместе с главным героем от оцифрованности к лиричности. Ох, уж это неувядающее обаяние советской прозы, перед которым сложно устоять! Сладкоголосые отзвуки поэзии Серебряного века.

Второе – стало ясно, на кого мог ориентироваться Оруэлл. Я, наконец, прочла "первоисточник" и Замятин мне даже больше понравился. Он гораздо увлекательнее читается. Мне показалось, в этом романе больше личного. Может быть, даже – писательского. Есть сатира, но без сарказма. Рассказ идет больше о личности, чем о системе, что даже немного странно для жанра антиутопии. На мой взгляд, писателю важнее поговорить о времени, в котором он жил, чем заглянуть в будущее. Есть дневниковые записи главного героя - как инструмент для всестороннего анализа и они же - питательная среда для развития творческих способностей. Есть точка зрения только одного человека и это тот редкий случай, когда этого достаточно.

Жил парень. Наивный, бодрый, счастливый. Как в раю. И всем-то он был доволен. И все-то ему нравилось. Особенно то, что всё делается по сигналу одновременно всеми. Что все одинаковы. Ну почти одинаковы. Еще чуть-чуть и будет полная идентичность. Нравится ему и то, что государство избавило свой народ от свободы. Что живут они на виду друг у друга. Не надо мучится ни с выбором партнера, ни с тем, чтобы добиться его взаимности. Не надо решать куда идти и что делать. Все уже решили за тебя. Живи и радуйся.

Он и радуется. Наслаждается стихами, воспевающими таблицу умножения. Маршами. Прозрачными стенами квартир. Уверенно идет он проложенным Благодетелем курсом. Отказавшись от собственного Я, признает себя частью Мы. Небо над ним безоблачно. Было. Пока на горизонте не появилась докучливое облако. С жалящей улыбкой. Искусительница.

Она заставляет его делать ужасные вещи – прогуливать работу, видеть сны, пробовать запрещенные "яды". От этого в райском саду вянут цветы и опадают листья. В плодах заводятся черви, а в душе главного героя заводится зараза похуже - душа. Прячется глубоко внутри, за зеркалами глаз, как комната за шторами. Медицина тут бессильна. Одна надежда – на Благодетеля. На то, что Мы окажется сильнее и сумеет подмять под себя Я, излечив героя.

Этот роман о любви и личностном росте в большей степени, чем о политике. Любовь – как противоядие от анестезии, вводимой государством. Д-503 начинает чувствовать то, что не замечал раньше – сомнения, сочувствие, жалость, вдохновение. У Замятина получилась почти поэма в духе Блока, фантастика едва заметна. Главный герой теософ больше, чем ученый. Распятый, истекающий кровью, умирающий и возрождающийся. Интересно было познакомиться с его историей.

Книга прочитана в рамках игр Школьная вселенная, Игра в классики.