Мужчина и женщина в эпоху динозавров

Люди как динозавры

Этвуд, как всегда, экстравагантна. Сделать местом действия романа "про отношения" палеонтологический музей - очень-очень смело!

Пожалуй, музейная атмосфера находится в полном соответствии с манерой Этвуд преподносить персонажей, как будто они экспонаты, которые нужно описать, закрепив над каждым таблицу с его основными характеристиками. Вот только чертовски сложно сказать что-то определенное про этих мужчин и женщин: они сами все "как облако в штанах", непрерывно меняющие форму, подверженные сменам настроения, запуганные собственными воспоминаниями детства, слабые и неуверенные. Одним словом, современные люди.

Будь то Крис, погружающийся в бездну отчаяния, поиск выхода из которой окончится трагедией, или Нат Шёнхоф, не устроивший карьеры, слишком поддающийся желаниям супруги, медлящий и тянущий и не знающий толком, чего хочет. А женщины? Ничем не лучше. Элизабет - бесчувственная манипуляторша, бросившая Криса, чтобы не разрушать семью с Натом, двое детей все-таки. Этвуд умалчивает, а я не могла не подумать вот о чем: неужели Элизабет не посетила мысль, когда Нат ушел от нее к Лесе, что ее жертва была напрасной, что напрасно покончил с собой Крис, ведь семья все равно не устояла? Как ужасно, должно быть, жить в вечном сожалении, бесконечно проигрывая в уме иные варианты развития событий и знать, что все проиграно и никогда, никогда больше не будет того упоительного счастья, которое ушло ради ложных представлений о незыблемости домашнего очага.

Леся - вечно лишняя, скромная до зажатости, истинно увлеченный своим делом палеонтолог, человек без корней, которая учится любить и становиться свободной - даже от любви, - пожалуй наиболее интересный персонаж в романе. Она растет над собой, не изменяя себе. У нее и Ната есть шанс. Впрочем, есть он и у Элизабет, для нее это путь забвения.

Рефлексия, проблемы современности - все эти приметы интеллектуального романа налицо. Этвуд, как и Лессинг, дышит одним воздухом с современниками. Но при этом созерцает их с иронической усмешкой, немного отстраненно. И так же нужно читать ее книги. Не дай боже впасть в панибратство. Соблюдаем уважительную дистанцию с автором. Подмигнем из толпы, но не полезем за автографом. Это было бы убийственно дурным тоном.

- Высокий класс, - объясняет Марианна, - это когда тебе насрать, что люди скажут. Высокий класс — это когда у тебя в гостиной лежит замызганный ковер, у него вид как с помойки, а стоит он миллион баксов, но об этом знают только немногие. Помнишь, как королева руками выковыривала косточку из курицы, это попало в газеты, и вдруг все стали так делать? Вот это и есть высокий класс.

Я - опытный и благодарный фанат Маргарет Этвуд, поэтому сокрушить меня невозможно. Даже такой книгой.
Не книгой даже, а инъекцией нелюбви.
Написано как всегда отлично, но суть от этого не меняется: никто никого не любит, никто никому не нужен, мужчины ничтожны и бездеятельны, женщины коварны как змеи, детьми жонглируют, за каждым тянется длинный отмирающий хвост любовей-измен-переживаний-подозрительности-чувства долга и прочих окаменелостей. Главные герои - как динозавры, которые давно должны были вымереть от тоски, но почему-то ещё живы и по прежнему бесконечно унылы. С динозаврами вообще проще: легче объяснить, зачем дейнониху модифицированный третий коготь задней ноги
он использовался исключительно для выпускания кишок. Передними лапами, которые пропорционально длиннее, чем у тираннозавра или горгозавра, дейноних держал добычу на удобном расстоянии и, стоя на одной ноге, третьим когтем другой ноги вспарывал жертве брюхо. Упражнение на равновесие; а также необычный способ поддержания жизни, то есть ловли и приготовления пищи.,
чем объяснить, почему Нат не может определиться, с какой женщиной ему нужно жить, и почему Элизабет не может просто отпустить постылого мужа на все четыре стороны. Дейнонихи жили недолго, но зато весело, чего не скажешь о героях Этвуд.
В депрессии не читать, я предупредила.
Хотя вот некоторые сравнения просто гениальны и ободряющи, взять, например "в постели с ним было всё равно что с активно двигающимся плавленым сырком"
Вообразили? Я вот уже второй день воображаю.

Не-любовный не-треугольник.

Ситуацию, происходящую в книге, принято называть любовным треугольником. Многие из рецензентов говорят о четырехугольнике. А как по мне, не стоит обижать эти геометрические фигуры таким сравнением. Потому что в отношениях, описанных в книге, совсем нет ровных линий и прямых поворотов. А есть клубок плотно спутавшихся ниток. Вот тебе кажется, что ты начал его распутывать и даже смог разделить несколько отдельных ниточек. Напрасные надежды! С другой стороны мотка эти же ниточки уже скрутились в плотные узелки. Хочется плюнуть на это напрасное занятие, взять ножницы и…Но это не нитки, а ты – не Мойра. Тем более один из участников клубка уже выпутался из него таким вот радикальным способом, но клубок от этого стал только еще плотнее и запутаннее.
В этой книге практически нет фирменного этвудовского феминизма, а все герои практически нормальны психически, (по крайней мере главная тройка), различные формы депрессии не в счет. Ба, Этвуд здесь даже жалеет мужчин!

Нат чувствует себя комком замазки, и женщины, которые откуда-то все время берутся, безжалостно мнут его жесткими требованиями и железным неодобрением. Он честно пытается им угодить. Ему это не удается - не потому, что он слаб и безволен, а потому, что их желания безнадежно противоречивы. И не одна женщина, а несколько. Они преумножаются, кишат.

Да, Этвуд жалеет Ната, который как рак-отшельник, у которого нет своей ракушки, все ищет ее и ищет. Теплую, удобную, надежную ракушку, которая спрячет его от всех проблем, укроет и защитит, и самое главное – ничего не будет у него требовать. Но ракушки такими не бывают! Во всех ракушках уже сидят женщины, которые, возможно, и готовы впустить туда Ната, но ничего не требовать взамен – они не могут.
«И вот все это, эта пустыня, это растущее сознание своего поражения загнало его наконец в бежево-серую гостиную Элизабет.» Ее ракушка надежна, бронирована и укреплена как военный дзот. Сидя в ней, так удобно манипулировать людьми, добиваться того, что тебе хочется, одерживать над ними свои маленькие, тщательно спланированные победы. Тебя тихо ненавидят, тебя считают «своим личным наказанием, гибридом Железной Леди и пылесоса», и даже Колючей акулой, ну и пусть. Зато никто не замечает, что на самом деле в ракушке сидит маленькая перепуганная девочка, у которой когда-то украли детство. Девочку не любили, девочку бросали и предавали, девочкой манипулировали, решая свои проблемы. Девочка выросла и тоже научилась отлично манипулировать, а вот любить она не умеет. Она боится любви, она убегает от нее в свою ракушку, она делает свою ракушку еще более неприступной, еще более бронированной, еще более опасной для окружающих. Зато девочке так спокойнее!
И Нат прибивается к ракушке Леси. Вот она тихая пристань! Тихая, спокойная, неагрессивная, не желающая видеть вообще ничего вокруг. У Леси есть свой внутренний мирок, тихий, незаметный, с милыми ее сердцу окаменелостями и динозаврами, и кто-то еще там вообщем-то лишний. «Она не привыкла быть чему-то причиной». Леся вроде бы любит Ната, но свое спокойствие и своих динозавров она любит еще больше.

– Динозавры вымерли, - сказал он ей однажды, пытаясь оживить разговор. – А я еще жив.
- В самом деле? – откликнулась она и смерила его одним из тех взглядов, от которых у мужчин съеживаются яйца. Как будто он – маленькая кучка собачьего дерьма.

Женщины-ракушки вначале охотно впускают Ната, он ведь такой добрый, отзывчивый, понимающий. Но на деле его доброта – это всего лишь безволие, слабохарактерность, неумение и нежелание что-то решать. Он постоянно в поиске ракушек, потому что построить свою собственную у него нет ни сил, ни желания. «Он наотрез отказывается быть определенным».
И это только основные нити, а ведь в этом клубке есть еще множество других, плотно сплетенных с основными.
Грустная, неторопливая книга. Клубочек в какой-то момент все таки разматывается, ты рад, что тебе это удалось. Можно смотать все нитки в отдельные моточки, положить на полочку и залезть в свою ракушку…

Когда-то мой учитель истории говорил: динозавры не умели выражать эмоции, они держали все в себе и в один прекрасный день взорвались от невысказанных чувств. У Маргарет Этвуд динозавры умерли от тоски. И мы все когда-нибудь так умрем.

Чтение этой книги вызывает неприятные давящие ощущения в груди. Как-будто ты проснулся утром и вспоминаешь, что умер кто-то близкий, а ты должен вставать и радоваться этому войлочному небу, похожему на потолок в палате для умалишенных. Иногда ты даже не можешь продохнуть, как-будто умер ты сам, и тебя похоронили, а потом ты вдруг очнулся и давишься этой темнотой и близким присутствием крышки.

Побочные эффекты: ты узнаешь себя. Еврейская бабушка, украинская бабушка, курить, носить только джинсы, болеть наукой. Мать-алкоголичка, тетка-тиран, стать селфмэйд-вумэн, завести любовника, командовать. Отец-герой, мама спасает бедных, бросить учебу на адвоката, вырезать лошадок, не иметь денег, любить женщин пронзительной болючей любовью. Родители белые англосаксы, быть розовощоким, не терпеть грязи, бороться с канцерогенами, не понимать противоположный пол. Это все возможные схемы, хочешь того или нет, а обязательно проживешь свою жизнь по одной из них. Разве что тебе повезло родится динозавром.

Что страшнее ледниковый период или самоубийство? Самоубийство, потому что это слово врет. Ты не убиваешь себя сам, тебя убивает осколками взорвавшейся семьи.

— Уж больно глупо они выглядят, чтобы помереть от такой ерунды, — рискнула пошутить Кэрри. — Как динозавры.
Стивен Кинг, "Кэрри"

Но иногда динозавры все-таки помирают - от ерунды, безысходности или просто по инерции - точно так же, как они жили.
Трещины на потолке, стружка на полу, не забыть купить что-нибудь к чаю, каждый день, столетиями, тысячелетиями, неважно, сколько ты проживешь - ничего не изменится. Неважно, какого цвета были мимикродоны - они все равно вымерли...

...а заметим ли мы, если что-то вдруг изменится?