Евгений Замятин в 20-е годы прошлого века был одним из известнейших литераторов, новатором в прозе, с удивительно широким творческим диапазоном — гротескные сатирические произведения, сказки-притчи, рассказы из жизни русской провинции, фантастический роман. В глухую советскую эпоху Замятин был изгнан из отечественной литературы и вернулся в нее уже в новейшее время.
Бывает же так. С начала жалеешь главную героиню. Тебе кажется, что она не заслужила всего этого. Почему с ней так обходятся? Но, одно мгновение, и ты уже ненавидишь ее. Спрашиваешь себя. Зачем? Зачем она так, ведь можно было по-другому? Это последнее, предел.
И как же жить теперь? Постоянный страх, бессонные ночи. Но почему? Ведь она сама не верит, что сделала такое. "Это - не я, не я, не я."
Символично, что запомнилась ей ползающая муха по розовой спине, с тоненькими ножками. Муха как нельзя лучше подходит, такая же мерзкая, как и поступок.
"Это - я, я!" Не выдержала она, очередное преступление и наказание. Но это, предсмертное, как думала она, признание, кажется таким же ничтожным, как тоненькие ноги мухи.
Бывает же так. С начала жалеешь главную героиню. Тебе кажется, что она не заслужила всего этого. Почему с ней так обходятся? Но, одно мгновение, и ты уже ненавидишь ее. Спрашиваешь себя. Зачем? Зачем она так, ведь можно было по-другому? Это последнее, предел.
И как же жить теперь? Постоянный страх, бессонные ночи. Но почему? Ведь она сама не верит, что сделала такое. "Это - не я, не я, не я."
Символично, что запомнилась ей ползающая муха по розовой спине, с тоненькими ножками. Муха как нельзя лучше подходит, такая же мерзкая, как и поступок.
"Это - я, я!" Не выдержала она, очередное преступление и наказание. Но это, предсмертное, как думала она, признание, кажется таким же ничтожным, как тоненькие ноги мухи.
Что ж, для начала хочу сказать спасибо Buffalo_Bill за рекомендацию! Не жалею, что прочитала это произведение, потому что есть, над чем подумать. Ожидала что-то похожее на известный роман"Мы", эдакую очередную антиутопию. Но ожидания не оправдались. И я приятно удивлена. Описана вся жестокая реальность, правда того, как иногда несправедливо страдают женщины от своей любви. А еще правда о том, как иногда люди в отчаянии готовы пойти на страшные поступки....
Как ни странно, с творчеством Замятина я не знакома, роман "Мы " оказался мне не по зубам.. Кто его читал, меня поймут. Это было давно, в тот период у меня было время для чтения, а наша маленькая библиотека почти вся была прочитана. Тогда я увлеклась толстыми журналами, они популярны были в стране. К моему удовольствию, библиотека выписывала много журналов, но сильно востребованы они не были и новенькими попадали в мои руки. И вот как-то в одном из них мне это и попалось. Разумеется, сельская барышня была не подготовлена к такой литературе, и все, с тех пор, как отрезало.
Уже позже в библиотеке появились книги Замятина, они стоят на видном месте, но я обходила их стороной.
В начале этого года, когда формировала список Новогоднего флэшмоба 2016, хотела отказаться от произведения, но Buffalo_Bill которая порекомендовала, сказала, что оно нисколько не похоже на роман "Мы", и я согласилась, за что ей большое спасибо.
Спасибо-то спасибо, конечно, но не все так просто.
Да, я убедилась, что Замятин сильный, стоящий писатель-реалист ко всему прочему. Когда я бухчу, по поводу качества литературы, а тот, кто не может понять, что мне нужно, скажу, что вот такое. Короткими точными фразами, ни одного лишнего слова, но и ни одного недостающего. Никаких охов и вздохов, все и так понятно до мурашек.
Но содержание? Ничего подобного я не предполагала.
Во -первых, очень легко и откровенно. В те годы на эту тему так не писали. Ну если Бунин только, Арцыбашев еще...
Во-вторых, сам сюжет.
Его Петербург смутных двадцатых годов, описанный несколькими предложениями, как наяву. И то , что там случилось, мало сказать, что жутко. Жутко - это не то слово для описания дикой страсти. Тоже ничего подобного не встречала из написанного в те годы.
Больше, пожалуй, ничего говорить не стану, это рассказ. Тем, кто еще не читал и тем, хочет пощекотать нервы, особенно женщинам, рекомендую.
Но сама я что-то пока еще боюсь читать..., но хочу.
Жутко, но мощно
Что ж, это Замятин. А если Замятин, то значит — грубо, откровенно и правдиво. Рассказ оставляет буйство эмоций: вот пред тобой Софья, типичная жена, хозяйка и хранительница домашнего очага, мужа любила до оцепенения, но детей отчего-то не было. И, конечно, давили на нее со всех сторон: вон, мол, какой у меня ребенок — и никто никогда не думал о том, насколько задевает это бедную робкую женщину. А вот Ганька — сирота, несчастная девочка, у которой оказались острые коготки и которая...впрочем, об этом не за чем писать, это надо прочесть своими глазами. И наводнение как сравнение: буйство воды и умение ее уничтожать поселения ничем не отличается от буйства людей.
История жуткая, и жутко тут ото всех: от мужа, который с какой-то манией хотел продолжение своего рода; от Софьи, робкой женщины, которая сравнила человека с мухой и...решила избавиться от него подобающе; от Ганька, которая в свои 12 лет оказалась развратнее и коварнее, чем можно было предположить. И конец жуткий: только признание о содеянном на смертном одре смогло дать ей жизнь. И при этом лишить всего нажитого. Больше и сказать нечего.
Поэма о любви, которая больше жизни. Тронуло, достало до самого сердца.
Ганька говорила, смеялась только с Трофимом Иванычем, а если оставалась вдвоем с Софьей, она молчала, топила печку, мыла посуду, разговаривала с кошкой. Только иногда медленно, пристально наплывала на Софью зелеными глазами, явно думая что-то о ней, но что? Так, уставясь в лицо, смотрят кошки, думают о чем-то своем – и вдруг становится жутковато от их зеленых глаз, от их непонятной, чужой, кошачьей мысли.
Сапожник Федор проповедовал о скором Страшном суде. По желтой лысине у него катились крупные капли пота, синие безумные глаза блестели так, что от них нельзя было оторваться. «Не с неба, нет! А отсюда, вот отсюда, вот отсюда!» – весь дрожа, сапожник ударил себя в грудь, рванул на ней белую рубаху, показалось желтое, смятое тело. Он вцепился – разодрать грудь, как рубаху, – ему нечем было дышать, крикнул отчаянным, последним голосом и хлопнулся об пол в падучей.
Трофим Иваныч не шевелился, его не было слышно. Но Софья знала, что он не спит: во сне он всегда чмокал, как маленькие дети, когда сосут.
Трудно, ступенями, она стала набирать в себя воздух, она, как веревкой, дыханием поднимала какой-то камень со дна. На самом верху этот камень оборвался, Софья почувствовала, что может дышать. Она вздохнула и медленно стала опускаться в сон, как в глубокую, теплую воду.
Она еще долго дрожала под одеялом, пока наконец согрелась, поверила, что Трофим Иваныч не может знать, не знает. Часы над ней громко долбили клювом в стену.