Моя жизнь

Флэшмоб 2012, спасибо budva

Нисколько ни удивлюсь, если спустя недолгое время после моего отъезда город уничтожит все следы моего в нем существования и вообще забудет о художнике, который, забросив собственные кисти и краски, мучился, бился, чтобы привить здесь Искусство.

Да вы предсказали будущее, Марк Захарович. Не только город, но и страна, вернее, часть той великой страны, которая была тогда.

А вы знаете, что в Беларуси нет ни одного полотна Марка Шагала? Ни-че-го. Даже завалящей вывески с коровой или козой.

А вы знаете, что кричать о том, что Шагал - наш, великий, белорусский, стали относительно недавно. Чуть-чуть раньше, чем озадачились вопросом, а где, собственно, полотна.

А вы знаете, что до прочтения книги я не понимала его картин?

А вы знаете, почему на его картинах все синее или зеленое?

"Моя жизнь" - это книга-песня, ее хочется читать вслух, растягивая гласные и промурлыкивая отдельные фразы. И переходить на трагический шепот, и устраивать, не знаю, как это на русском, "галашэнне" как на похоронах над покойником. А в голове все время будет звучать музыка, разная, но обязательно со скрипкой. Шагал пишет слова так же, как пишет картины - вольно, свободно, без рамок и границ, щедрым цветом, который пробивается сквозь черные буквы на белой бумаге, эмоциями и духом, мыслью и душой. И все такое синее и зеленое.

В библиотечной книге, которую я читала, было выдрано 14 цветных иллюстраций. Люди, ну вы ваааще... мало того, что ни одной картины не осталось, так вы еще и картинки с книжки сопрете.

Спасибо, budva , за ценный совет. Сама не ожидала, что так понравится.

Книга замечательная, очень давно хотела ее прочитать, Шагал меня восхищает и интересует много лет и именно поэтому фабула книги мне известна, из экскурсий, фильмов об авторе.Хочу сказать, что фильм, снятый Третьяковской галлереей о Шагале очень хорош. Язык автора и стиль повествования бесспорно- удовольствие.
Приходит на ум всегда сказка Андерсона « Гадкий утёнок»,- восхитительный сказ о том как живётся, если ты - « Лебедь» родился и растёшь у «уток» на птичьем дворе и им же ограничен. Беру в кавычки, потому что это образы, ведь сколько талантливейших людей рождаются в чуждой среде .Им просто необходимо покидать её, идя за собственным талантом, покидать птичий двор, чтобы свой божий дар не убить. Невероятная Любовь ко всему- к семье, городу, к чудесной жене, к миру, - в картинах и в этой книге.
Хочу прочитать ещё книгу Бэллы.

"... Искусство - это прежде всего состояние души..."

Как бы мне не было стыдно в этом признаваться, но факт остается фактом: впервые о том, кто такой Марк Шагал и чем он знаменит я узнала лет эдак в 15 из иронического детектива в стиле а-ля Донцова, Машкова и иже с ними… На даче у родственников других книг не было, а жажду почитать нужно было удовлетворить незамедлительно! :) Что это за книга была я уже не помню, но в основе ее сюжета лежала гонка за наследством в виде украденной картины этого художника. Как я узнала гараздо позднее, Марк Захарович занимает одно из лидирующих мест среди художников, чьи картины столь привлекательны для воров… А это что-то да значит! ;))

В «Моей жизни» речь идет о событиях, временны́е пределы которых очерчены самим автором, как рубеж 1880–1890-х годов (первые воспоминания о детстве) и 1922 год (дата, обозначенная, как и место действия — Москва, в конце книги). В этом произведении Вы не найдете стандартной биографии а-ля «я родился в 18… году, пошел в школу, институт, работал там-то и там-то, женился и т.п.». Если сравнивать «Мою жизнь» с рисунком, то это скорее набросок – Марк Шагал размашистыми штрихами показывает нам свои наиболее запавшие в душу воспоминания, яркими мазками рисует для нас тех, кто в этот период был в его жизни рядом – родных, любимых, друзей, врагов и просто прохожих…
Это произведение покрыто тонкой паутинкой любви и грусти… Автор с такой нежностью вспоминает о своих родителях, братьях и сестрах, которых уже нет в живых, что у читателя нет-нет да и защемит сердце… Читая о детских годах художника, невольно приходишь к мысли, что в маленьком Марке удивительным образом сочетолись мудрость и детская непосредственность. Не случайно его взгляд постоянно устремлен именно в детство…

Еще одна особенность из детства художника - сочетание острой наблюдательности и мечтательности. Ко всему сущему он испытывает чувство родственной близости. Несмотря на то, что жизнь Марк Захаровича пришлась на довольно непростой исторический период, он никогда не терял присутствия духа. Читаешь и поражаешся, как человек в то время в голоде и холоде мог видеть мир в настоко ярких красках! Даже описывая грустные моменты своей биографии, у него получается поразительно сочетать юмор и лиризм! Рассказывая нам о своих недругах, о тех, кто ставил ему палки в колеса, кто не понимал и не принимал его творчества, он все равно остается веселым и дружелюбным – мол, я простил и пусть Бог им будет судьей!

Мне всегда было чуточку по-доброму жаль таких людей как Шагал – им сложно устроится в этом мире, приноровится к бегу времени и круговороту обстоятельств. Сколько бы ни было им лет, они всегда остаются детьми! Детьми, которые смотрят на этот мир широко раскрытыми глазами, и единственное чего желают от окружающих – чтобы те приняли их творчество, поняли его, оценили по достоинству… Но исторические и социальные условия, в которых пришлось творить Шагалу в России в начале ХХ века, сказались на восприятии его творчества… Какой парадокс – в тот же самый период в Германии и во Франции Шагала уже превозносят, а в России еще ни во что не ставят… А сам художник разрывается между тягой к родному Витебску, где жила его семьи и любимая, и к Парижу, где жили и творили такие же энтузиасты как он… Говорят, что именно из-за такого дуализма в душе мастера на его картинах многие герои часто движутся вперед с лицом, обращенным назад…

«Моя жизнь» - небольшое по объему произведение, написанное прекрасным живым языком. Читается ооочень легко, буквально на одном дыхании! Какие-то главы читаются с большим интересом (например, детство художника в Витебске), какие-то с меньшим (например, период жизни художника в Париже), но в целом произведение держит внимание читателя от начала и до конца.

В конце книги Шагал обращается к современникам, «громко крича» им о той новой бойне, которая по его предчувствиям в скором будущем ожидает Россию. Очень жаль, что в своей автобиографии художник охватил время только до 1922 года. Мне было бы интересно прочесть о его дальнейшей судьбе. Не из энциклопедии или статьи в Википедии, а в исполнении самого Марка Захаровича…

Самые последние слова «Моей жизни» все же исполнены надежды. Художник надеется, что «его Россия» когда-нибудь полюбит его… И его надежды оправдались, пусть и не сразу.

Книга прочитана в рамках игры "Нон-фикшн"

«Все в столице, а я... в Витебске»

Да простит мне Господь, если в эти строки я не смог вложить всю щемящую любовь, которую питаю ко всем людям на свете.
А мои родные - самые святые из них.
Так я хочу думать.

Итак, в Марке Захаровиче поразили всего более два пунктика: его Витебск и его детскость, которые отстоят друг от друга на самую малость и могут быть запросто слиты в одно. Думаю, Шагал с добрейшей душой его влюбился б в любой город, в котором появился на свет; тут малой родине с Шагалом повезло. Это воистину детское мировоззрение, когда защищаешь – по себе знаю – откровенную дыру, даже дырочку на географической карте потому только, что тут прошло твое детство; когда по старой памяти о всемогущих будто родителях и подобных же им знакомых взрослых продолжаешь считать их в сущности неплохими людьми, пусть и сознаешь уже за ними, да и за всеми прочими недоброе – порчу жизнью. Такой вырос мужчина из мальчика, обнимавшего морду подготовляемой на убой коровы и шепчущий, за неимением большей власти, что не станет после есть ее мяса. Напрасно он боялся «взрослых» черт в зеркальном отражении и неизбежно готовился «делаться как все».

Датируются воспоминания 22-ым годом, когда Шагал не уехал еще в Европу с концами, потому России и Витебска тут существенно больше, чем Франции и Парижа. Но Марк Захарович уже на самом пороге, границе; он сознает, что не нужен советской России, как не был нужен России царской; а во Франции начинают вдруг продаваться никому почти досель не интересные его картины (которые, кстати, не похожи ли на детские рисунки? о, шагаловская детскость, детскость!.. без обид). Но то финал, а до него будут война и революция в нескольких замечательных абзацах, будут собрания художников и поэтов, на которых брутальный Маяковский бил кулаком о стол, а белозубый Есенин – о собственную грудь, за что сильнее нравился Шагалу. Вэ Вэ последнему пришелся не к душе («Зачем поэзии столько шуму?»), пусть и вручил свою книгу с дарственной: «Дай Бог, чтобы каждый шагал, как Шагал». Нет, каждый – ни в коем разе, так не бывает, хотя бывают у многих и споры с родителями, и разрывы с наставниками, и скитальничество, и голод босяка от искусства, пренебрегающего внешним видом… Словом, классика! так что…

Не говорить, а рыдать хочется.
Туда, к воротам кладбища, влечет меня. Легче пламени, легче облачка лечу туда, чтобы выплакаться.
Внизу река, где-то вдали мостик, а прямо передо мной - погост, место вечного упокоения, могила.
Здесь моя душа. Здесь и ищите меня, вот я, мои картины, мои истоки. Печаль, печаль моя!

Эта книга перевернула меня с ног на голову и обратно, и сжала мое дурацкое сердце в свой маленький кулачок.

Писал эти страницы, как красками по холсту. Если бы на моих картинах был кармашек, я бы положил их туда...

Я не скажу лучше. Эта книга - картина словами, непередаваемыми, яркими, неизбывно нежными и такими же горькими. А сколько любви? К жизни, к людям, к искусству, к родному городу. Эта книга захватывает и поражает, но все, что поднимается в душе с каждым новым предложением - темное, личное, настолько, что я не могу рассказать, отчего эта книга - моя. Со всем этим мраком, с тесными комнатушками, сменяющими одна другую, с этими людьми, с безысходностью и, главное, с этим городом. Моим грустным и веселым городом. Его городом. Нашим.
Тем, где когда-то взлетали крылатые, как ангелы, тетушки Шагала, прямо над корзинками ягод, груш и смородины. А люди глядели и спрашивали: "Кто это летит?". Это и моя речка, это и мои улицы, и неважно, что никому из нас в Витебске нет больше места.

Только, пожалуйста, не надо ни сострадания, ни уж, тем более, жалости!

Все это так близко, так понятно. И комок в горле.

Слово или дыхание - какая разница?

И то, и другое - одинаково тяжело. Ни вздохнуть, ни рассказать. Правда, это слишком. Не знаю, как так вышло, что я не прочитала эту книгу раньше. Счастлива, что прочитала сейчас. И посоветовать ее прочесть - сложно. Но если вы хоть раз задумывались, а откуда эти коровы, дома и старики - прочтите. И, может быть, вы тоже увидите Витебск.

Да простит мне Господь, если в эти строки я не смог вложить всю щемящую любовь, которую питаю ко всем людям на свете.

Смог. И, глупое слово, которое ничего не скажет, но все же - спасибо.