Самый загадочный писатель из всех нобелевских лауреатов, дважды удостоенный премии «Букер» и ни разу не явившийся на вручение, посвятивший нобелевскую речь не кому-нибудь, а Робинзону Крузо, человек, само имя которого долго оставалось загадкой.
«Бесчестье» – возможно, главный роман писателя. Герой книги, университетский профессор, из-за скандальной истории со студенткой лишается буквально всего – и работы, и благорасположения общества.
Роман-полемика, ответ писателя на вопрос, в свое время поставленный Францем Кафкой, – быть или не быть человеку, если жизнь низвела его в глазах окружающих до состояния насекомого, стать ли ему нулем или начать с нуля.
Для затравки: медицинская байка (бородатая, как и абсолютное большинство моих баек). Мужчина лёг на удаление опухоли. Пикантность ситуации придаёт то, что неизвестно, опухоль доброкачественная или злокачественная. Вот исследуют послеоперационный материал, и скажут.
Операция завершилась, врач провёл исследование и поторопился скорее успокоить пациента: доброкачественно. Ведь правда, чем скорее узнаешь хорошую новость, тем лучше? Но представьте себе чувства больного: очнулся от наркоза, мутит, голова трещит, рядом сидит некто в белом и ласково говорит: "Здравствуйте, я ваш патологоанатом..."
Для человека моего возраста, пятидесятидвухлетнего, разведенного, я решил проблему секса довольно успешно, - подумал Дэвид Лури, доктор филологических наук, профессор. "Не зарекайтесь," - хихикнул Джозеф Максвелл Кутзее, доктор филологических наук, профессор, - "Я ваш патологоанатом".
Ибо только представитель этой вечной медицинской специализации мог собрать под одной обложкой все злокачественные опухоли разума (моего разума?), в просторечии называемые фобиями. Рассудок приговаривает: "Ну, это же натяжка, детка, две бомбы в одну воронку не падают, а тут их все сорок," - а некий голос перекрикивает: "Нет! Нет! Это же может случиться в любую минуту! Они придут! Они войдут беспрепятственно! Они обольют денатуратом, и ружьё не выстрелит! Они придут и будут в своём праве! Они придут, и весь мир скажет: правильно пришли!"
Понятное дело, есть время собирать камни, есть время разбрасывать камни. Все попытки защититься, застраховаться, решить проблему кончаются одним: полным и прискорбным осознанием своей беззащитности. Но "Бесчестье" (оно же Опала, оно же Немилосердие, оно же Унижение, оно же Низкий поступок, вот до чего многозначно слово disgrace) - настоящая хроника постепенного развоплощения. Потери контроля. Потери всего, что делало тебя тобой: работы, частного пространства, семьи - ах, это бесподобное "Я не могу навек остаться ребенком. И ты не можешь вовек оставаться отцом" - земли (ах вы, оккупанты, мы вас сюда не звали), дома, наконец... Подобно тому как стареешь или заболеваешь, и вчера - хоть на Эльбрус, а нынче Вселенная съёжилась до размеров кровати. Никогда не забуду, как один из первых моих онкобольных выпростал из-под одеяла кахексическую сухую лапку и сказал: "Посмотрите, девушка, это рука мастера спорта по штанге".
Не случайно красной нитью проходит тема кастрации. Козёл этот, псами изодранный, лабрадор, забитый хозяевами до того, что при виде суки начинал визжать и прятаться, - отсюда прямой путь к общественному контролю за половыми органами, к переходу от статуса "взрослый мужчина" к статусу "дитя или старик или дитя и старик одновременно". Без свободы. Без воли к существованию. Без чести.
А что такое в принципе честь?
Единственные, кто у Кутзее способен ответить на этот вопрос: это Петрас и, возможно, Бев Шоу. Для первого честь - это ответственность за свои поступки и свой род, для второй - это оказывать помощь, а буде оказать её невозможно - дарить безболезненную смерть. Традиционный путь и индивидуалистический, условно африканский и условно европейский. Который лучше? Оба хуже.
А Люси... Разрешите цитату, длинную и поэтическую (автор: Наталья Хаткина).
Я такую тебе правду скажу:
спи, детеныш, я тебя не рожу.
Буду век ходить с большим животом
и ничуть не пожалею о том.
Этот мир — ни выжить в нем, ни залечь.
Я замкну тебя навек в свою плоть.
Только так смогу тебя уберечь,
только так смогу свой страх побороть.
Кто родится — мне не хочется знать.
Ничего я не смогу изменить.
Если парень — будет жечь-убивать,
если девка — будет ждать-хоронить.
Если девка — так захочет рожать,
за роженое-родное дрожать
так, как я над нерожденным дрожу.
Спи, детеныш, я тебя не рожу.
Обречённость как образ бытия. Мы ничего не можем изменить, одолеть, осилить. Ну и что-с? Здравствуйте, я ваш патологоанатом.
Для затравки: медицинская байка (бородатая, как и абсолютное большинство моих баек). Мужчина лёг на удаление опухоли. Пикантность ситуации придаёт то, что неизвестно, опухоль доброкачественная или злокачественная. Вот исследуют послеоперационный материал, и скажут.
Операция завершилась, врач провёл исследование и поторопился скорее успокоить пациента: доброкачественно. Ведь правда, чем скорее узнаешь хорошую новость, тем лучше? Но представьте себе чувства больного: очнулся от наркоза, мутит, голова трещит, рядом сидит некто в белом и ласково говорит: "Здравствуйте, я ваш патологоанатом..."
Для человека моего возраста, пятидесятидвухлетнего, разведенного, я решил проблему секса довольно успешно, - подумал Дэвид Лури, доктор филологических наук, профессор. "Не зарекайтесь," - хихикнул Джозеф Максвелл Кутзее, доктор филологических наук, профессор, - "Я ваш патологоанатом".
Ибо только представитель этой вечной медицинской специализации мог собрать под одной обложкой все злокачественные опухоли разума (моего разума?), в просторечии называемые фобиями. Рассудок приговаривает: "Ну, это же натяжка, детка, две бомбы в одну воронку не падают, а тут их все сорок," - а некий голос перекрикивает: "Нет! Нет! Это же может случиться в любую минуту! Они придут! Они войдут беспрепятственно! Они обольют денатуратом, и ружьё не выстрелит! Они придут и будут в своём праве! Они придут, и весь мир скажет: правильно пришли!"
Понятное дело, есть время собирать камни, есть время разбрасывать камни. Все попытки защититься, застраховаться, решить проблему кончаются одним: полным и прискорбным осознанием своей беззащитности. Но "Бесчестье" (оно же Опала, оно же Немилосердие, оно же Унижение, оно же Низкий поступок, вот до чего многозначно слово disgrace) - настоящая хроника постепенного развоплощения. Потери контроля. Потери всего, что делало тебя тобой: работы, частного пространства, семьи - ах, это бесподобное "Я не могу навек остаться ребенком. И ты не можешь вовек оставаться отцом" - земли (ах вы, оккупанты, мы вас сюда не звали), дома, наконец... Подобно тому как стареешь или заболеваешь, и вчера - хоть на Эльбрус, а нынче Вселенная съёжилась до размеров кровати. Никогда не забуду, как один из первых моих онкобольных выпростал из-под одеяла кахексическую сухую лапку и сказал: "Посмотрите, девушка, это рука мастера спорта по штанге".
Не случайно красной нитью проходит тема кастрации. Козёл этот, псами изодранный, лабрадор, забитый хозяевами до того, что при виде суки начинал визжать и прятаться, - отсюда прямой путь к общественному контролю за половыми органами, к переходу от статуса "взрослый мужчина" к статусу "дитя или старик или дитя и старик одновременно". Без свободы. Без воли к существованию. Без чести.
А что такое в принципе честь?
Единственные, кто у Кутзее способен ответить на этот вопрос: это Петрас и, возможно, Бев Шоу. Для первого честь - это ответственность за свои поступки и свой род, для второй - это оказывать помощь, а буде оказать её невозможно - дарить безболезненную смерть. Традиционный путь и индивидуалистический, условно африканский и условно европейский. Который лучше? Оба хуже.
А Люси... Разрешите цитату, длинную и поэтическую (автор: Наталья Хаткина).
Я такую тебе правду скажу:
спи, детеныш, я тебя не рожу.
Буду век ходить с большим животом
и ничуть не пожалею о том.
Этот мир — ни выжить в нем, ни залечь.
Я замкну тебя навек в свою плоть.
Только так смогу тебя уберечь,
только так смогу свой страх побороть.
Кто родится — мне не хочется знать.
Ничего я не смогу изменить.
Если парень — будет жечь-убивать,
если девка — будет ждать-хоронить.
Если девка — так захочет рожать,
за роженое-родное дрожать
так, как я над нерожденным дрожу.
Спи, детеныш, я тебя не рожу.
Обречённость как образ бытия. Мы ничего не можем изменить, одолеть, осилить. Ну и что-с? Здравствуйте, я ваш патологоанатом.
Вам давно не было тошно от несправедливости, тупости, бессилия? Это легко исправить. Почитайте Кутзее. Общество нашпиговано правилами, нормами, догмами, которые часто не соблюдает, но если уличат в их нарушении, будут вопить и топтать. Ату его! Одно из правил – нельзя спать со своими студентками. Это же не этично. Тут главное, чтобы не поймали за руку, точнее за другой орган. Иначе лицемерный социум напялит маску праведника и начнет свое судилище. Нет, я не нанялась адвокатом Дэвида Лури. Он был неправ, но только в своем неоправданном риске. Практичная часть меня гримасничает в недовольстве. Ну, в самом деле, для своего якобы сдержанного темперамента он слишком похотлив и неразборчив в связях. Сначала размышляет об оскоплении, а потом тащит в постель свою студентку. Я бы поняла и сопереживала какой-то болезненной страсти, лебединой песне и т.д. А тут очередная легкая семестровая влюбленность и только-то. Рисковать работой, положением, репутацией чего ради? Ради удовлетворения того, что сам хотел себе - цитирую - отчикать? Непоследовательно как-то. Куда проще было просто сменить проститутку.
Теперь о «жертве». Я презираю таких вот Мелани. Этих развратных «ангелочков», которые отлично умеют прикидываться жертвами. Глазки потупит и гадит, гадит, гадит за спиной, за глаза. Это те, что похитрее, поумнее, поподлее. Новый эволюционный виток из тех, что каждый вечер летом сидят под моими окнами со своими быдло-стайл компаниями, ржут, визжат, а потом с пивной отрыжкой вдруг вспоминают, что «я же девушка» и оскорблено тащат в кусты свое пьяненькое тельце, чтобы освободить его от лишней жидкости.
Это всё цветочки. Ягодки начнутся позже. Получается вот что: перепихнулся со студенткой – сломал себе жизнь. Потому что нельзя. Потому что застукали. Зато можно: выкидывать на улицу, как старое тряпье, своих собак, насиловать женщину, поджигать человека или пригласить его на обед, чтобы удостовериться в собственной святости. Главное, чтобы никто не узнал. Главное, чтоб всё шито-крыто.
Самое горькое лекарство, которое я пробовала – раствор лазолван. Очень эффективен от кашля, но я думала, что у меня пена пойдет, как у моего кота из пасти, когда я ему бедняге нош-пу впрыскивала. Самая горькая книга уходящего года – «Бесчестье». Эффективна против хорошего настроения, отличается долгим тягостным послевкусием, провоцирует на мрачные размышления о зыбкости, о противостоянии, о печальном несоответствии стареющего тела и всё еще молодого мозга. Наслышана, что горечь полезна для организма. Как минимум в плане опыта в ощущениях. После такой микстуры всё идет в радость. У меня, например, Елинек сейчас читается как юмористическая литература.
Книга, которую я никогда никому не посоветую. Каждый должен решать сам, когда ему «обесчеститься».
Эта книга напомнила мне цемент — она такая же серая, плоская, невыразительная и неподатливая.
Эта книга напомнила мне пустырь — здесь так же безлюдно, уныло и загажено неаппетитными подробностями; так же бесполезно пытаться хоть что-то сделать; так же хочется со вздохом отвернуться.
Эта книга напомнила мне «маргаритку»… Нет, не тот скромный и милый цветок, который ассоциируется с полным обещаний ласковым маем и благонравной английской поэзией, а определённого сорта девушек: тех, что могут сидеть на столе, прихлёбывая пиво из горлышка, но будут оскорблены в лучших чувствах, если вы в их присутствии сядете, не спросив у них на то разрешения.
Эта книга напомнила мне невнятный музыкальный шум, доносящийся из оркестровой ямы, пока зрители, шурша программками, бродят по богато украшенному и скудно освещённому залу; музыканты вразнобой пробуют свои инструменты; эту тихую какофонию нет-нет, да прорежет чистая и точная музыкальная фраза — когда в воображении ГГ возникает Тереза, героиня его оперы, которая (я уверена в этом) так никогда и не будет написана. И ты встрепенёшься, обратив к этому фрагменту мелодии и слух, и душу, но она оборвётся «на полуслове»…
Простите, если не оправдала ваших ожиданий. Так же, как Кутзее — моих.
Когда читаешь эту книгу, то как на качелях качаешься: "бесчестье" — падает вниз сиденье профессора после совращения своей студентки... "честь" — взлетает он вверх, не желая идти на поводу у своих коллег... "бесчестье" — валится вниз униженный бандитами ГГ... "честь" — поднимается он в небо в своём стремлении наказать обидчиков... "бесчестье" — говорит Дэвиду приятель Мелани... "честь" — утверждает наш ГГ, вставая на колени перед родителями своей бывшей ученицы... Верх — вниз... Честь — бесчестье...
Казалось бы всё просто — возьми и осуди старого ловеласа Дэвида Лури.
Просто... Просто ? Я — не берусь...
Здравствуй, дорогой мой Белый Кролик! Что-то соскучилась и решила написать письмо. Вот только что дочитала "Бесчестье" и думаю - как было бы хорошо сразу, по горячим следам поделится впечатлениями.
Вот ты скажи мне, Кролик, за что, собственно, судят этого несчастного профессора Лури? Завел интрижку со студенткой? Ах, ужас какой, совратил, обольстил, гнать его в шею из университета! Хорошо, а она что, несовершеннолетняя? Нет. Он злоупотреблял служебным положением, угрожал отчислить, не принять экзамен, если не уступит? Совсем не так. Он обманом заманил ее куда-то и взял силой? Ничуть не бывало. Да, он ходил кругами, ухлестывал, уговаривал... Ну так а студентка-то должна была соображать что к чему? Ей 20 лет, 20 а не 14, слава Богу! И на тот момент она девственницей тоже не являлась. Взрослая девушка, вполне понимала, что происходит, никто ее ни к чему не принуждал, силой не тащил. Он предложил - она согласилась. Так почему же его надо было за что-то судить, хоть убей, не понимаю! Это их дело, его и ее, а не общественности.
А потом, когда с его дочерью беда произошла, я подумала, что это как в поговорке - как аукнется, так и откликнется. Вроде как человек сделал зло - и ему в ответ оно вернулось в удесятеренном размере. Только знаешь, Кролик, эта расплата слишком уж неправильной получилась. Если вспомнить, что сам-то он зла не делал, а просто был самим собой, обычным мужчиной, каких миллионы. Нет, не так, никакая это не расплата. Потому, что для дочери эта беда в конечном счете благом обернулась. Кто знает, как сложилась бы дальше ее судьба? А теперь ей и жить есть ради чего. Выходит, то, что нам на первый взгляд самым ужасным ужасом представляется, потом может в добро обратиться.
А герой мне очень понравился. Он искренний, настоящий. Не без недостатков, конечно, но ведь в нем и хорошего много. А в клинике работа - ну кто бы еще на такое дело пошел? А он вот взялся, да еще безвозмездно. Нет, хороший Дэвид человек, честное слово.
И вообще книга по душе пришлась, спасибо тебе, Кролик. Надеюсь, увидимся в скором времени и поговорим подробнее. Остаюсь твой верный друг и читатель-почитатель. До скорого! :)))
Так вот, что бы ты себе ни думал, люди не делятся на главных и второстепенных.
Мы живем в эпоху пуританизма. Личная жизнь стала всеобщим достоянием. А зудливое любопытство к ней обрело респектабельность — любопытство и сентиментальность. Людям нужен спектакль: биение кулаками в грудь, раскаяние, по возможности слезы. В общем и целом, телевизионное шоу. Я им такого одолжения не сделал.
Череп, а после темперамент – два самых неподатливых атрибута человека.
Красота женщины не может принадлежать только ей одной. Это часть дара, который она приносит в мир. Так что она обязана этим даром делиться.
— …Тебе не боязно здесь одной?
Люси пожимает плечами.
— Со мной собаки. Собак все еще побаиваются. Чем их больше, тем больший страх они наводят. В любом случае, если бы кто-то сюда вломился, не думаю, что от двух людей было бы больше проку, чем от одного.
— Весьма философично.
— Да. Когда все идет прахом — философствуй.
— Впрочем, у тебя есть оружие.
— Ружье. Я тебе его покажу. Купила у соседа. Пользоваться ни разу не пользовалась, но оно у меня есть.
— Неплохо. Вооруженный философ. Одобряю.