Соколиный рубеж

Затянувшееся дление или пока рано закрывать русскую литературу.

«Зворыгин вдруг почувствовал, что ничего значительнее, выше, чем эта минута, не будет ни в жизни…; что война была самым великим событием в их коротком земном бытии, ее ничто не перевесит: ни удивительная девушка, которая кому-то еще встретится, ни все родившиеся дети, ни колоссальные заводы и плотины, которые будут построены руками вернувшихся фронтовиков, ни покорение глубинных недр Земли и океана, ни даже выход человека за пределы атмосферы… и что он может умереть прямо сейчас и не сознать и не почуять этого. Так время воздушного боя всегда было мгновением высшей жизни для него, не то чтоб обесценивая, а как-то разжижая все другое…»
С. Самсонов «Соколиный рубеж»

Самые пронзительные и сильные книги о Великой Отечественной войне написали ее участники и свидетели.
Представители поколений фронтовиков и их детей («дети войны»), те, кто испытал на себе и те, кто все услышал из рассказов старших и многое увидел своими глазами. Фронтовики Василий Гроссман, Юрий Бондарев, Борис Васильев, Григорий Бакланов, Константин Симонов, Виктор Некрасов, Виктор Астафьев, Василь Быков, Олесь Гончар, Булат Окуджава, Борис Полевой и другие, «дети войны» Валентин Распутин, Светлана Алексиевич, Евгений Евтушенко, Владимир Высоцкий…
Именно они написали великие и вечные книги о войне.
Писатели моего поколения «дети детей войны» о Великой Отечественной войне писали может быть и не мало, но книги создавались по большей части не художественные: документальные исследования, очерки, сборники воспоминаний ветеранов. Гораздо значимей получились у них произведения о войнах, выпавших на долю своего поколения: Вьетнамская, Афганистан, Чеченские…
Поколение писателей «правнуков войны» вольно или невольно пишет о войне с фашистами уже как о мифе. Хотя среди текстов писателей нашего поколения такие примеры тоже есть и самый яркий: Илья Бояшов «Белый тигр». Такой взгляд на ту войну получается очень интересным при условии, что в книге всего в меру: и вымысла, и реальности и … объема.
Книга «Соколиный рубеж» Сергея Самсонова из числа таких книг-легенд.
Она великолепна, без всяких преувеличений. Невероятной силы проза, имеющая свой особенный язык, позволяющий представлять действие объемно и «выпукло», настоящее наслаждение для любителей такого стиля. У нее прекрасный сюжет, полный разнообразных, неожиданных виражей-поворотов. В ней, безусловно, лучшие из всех мною встреченных в художественной литературе описания воздушных боев летчиков-истребителей. В современной литературе, пожалуй, единичны произведения, в которых с такой силой и напряжением переданы ужасы войны, холокоста… Сила и воздействие текста на читателя порой настолько сильны, что действительно может показаться, что «русскую литературу можно закрывать».
В ней почти все гениально, кроме одного: объем книги. Он чрезмерен. Иногда мне казалось, что роман, получившийся (повторюсь) прекрасным, создавался писателем еще и с целью выйти на какой-то новый, очередной для автора рубеж…В этом смысле он писал книгу для себя.
Я не знаю каким должен быть гениальный текст. Точнее, я боюсь что-то советовать, но не должен прекрасный текст, вызывающий потрясения у читателя, длиться и длиться многие часы…
И это обстоятельство гениальной книге не позволит (прошу прощения за пророчество) стать даже более или менее известной.
У Сергея Самсонова есть любимое слово «дление» (означающее краткий миг, мгновение). В книге «Соколиный рубеж» много отличных длений. К сожалению, они излишне затянуты.
Так что, подождем пока закрывать русскую литературу…

Я довольно долго читала эту книгу, слишком "густой", шикарный текст, такой не проскочишь привычно-поспешным скорочтением.
О книге узнала совершенно случайно, шума вокруг нее особого не было, хотя Сергей Самсонов достаточно широко известен в узких кругах.
А началось все со случайно услышанных пары фраз из какой-то радиопередачи - ведущий что-то высказывал пренебрежительно, я лишь зацепилась, что роман о войне, о противостоянии двух пилотов, советского и немецкого, а написал его совсем молодой автор.
Я редко прислушиваюсь к чужому мнению, отсутствие широко транслируемых восторгов - ныне скорее плюс, поэтому книгу я приобрела на свой страх и риск и сейчас могу сказать, что она полностью оправдала мои ожидания и затраты (а такое бывает редко).
Более того, "Соколиный рубеж" не только производит сильное впечатление, уже сейчас я знаю, что мне его захочется в скором времени перечитать.
Было бы интересно узнать мнение о "технической" стороне описанных в романе воздушных схваток, на мой взгляд, получилось здорово. Чувствуется, что автор вдумчиво изучил матчасть и не только "заклепочную". В тексте романа сплошь и рядом можно встретить отсылки ко многим произведениям военной литературы. Они больше похожи на трибьюты, чем на заимствования. Мне лично особенно запомнились пара дословных абзацев из Вячеслава Кондратьева и Владимира Богомолова, а также смутные реминисценции из Юлиана Семенова, Виктора Астафьева, явные - из Василия Гроссмана (майор Ершов!) и Джонатана, нашего, Литтелла.
Вот без "Благоволительниц" можно было бы и обойтись, а также без Майгеля, который роману ничего не прибавил, скорее наоборот, от монологов этого эсэсовского Мефистофеля явственно попахивало штандартенфюрером Лахновским.
"Соколиный рубеж" состоит из 5 объемных частей, на последних страницах автор бросает своих героев в мае 45-го. Если задумано и будет написано продолжение - что ж, я подожду, если нет - можно было бы расщедриться на какой-нибудь кратенький эпилог, хотя 6 часть, "Родина", прямо-таки напрашивается.
Не для того я прикипала к героям всей душой на протяжении 700 полновесных страниц, чтобы расстаться с ними в момент такой обескураживающей недосказанности.

Первым делом самолеты

Небо было для Бога. В небе жил только Бог со своими несметными ратями ангелов.

Я уже говорил, что пилоты обитают в раю? Ничего постороннего не содержится в нашем пустынном, скоростном, беспредельном, сияющем мире. Полнота торжествующей жизни-войны, простота и летящая цельность героев античного времени, сгораемая кровь, отточенная сталь и всегда, каждый раз воскресающий вместе с тобой изначальный вкус свежего мяса, ледяного вина и горячих девчонок.

"Потому, потому что мы пилоты", - пел Крючков в фильме "Небесный тихоход" и очень мне нравился в мои пять или шесть лет, когда в первый раз смотрела это кино. Второго не было. Потому что фильм про красавцев-летчиков оказался военным, а войны не люблю, инстинктивно сторонюсь, и старательно от нее отодвигаюсь. Просто такая личностная особенность. У кого-то аллергия на кошек, у другого на лук или одуванчики, у меня на войну. Не выношу, когда убивают людей и разрушают их дома, а любая военная книга или фильм воспевает то и другое, низводя первых до статуса врагов, вторые - объектов. Как-то само собой это неприятие перенеслось на всякую нежность к ревущему зверю, про самолеты тоже старалась читать-смотреть по возможности меньше, даже гениального "В бой идут одни старики" ни разу полностью не посмотрела. Почему тогда "Соколиный рубеж"?

Потому что поняла: возводить свои слабости в ранг достоинств, идя у них на поводу - неконструктивный путь; вещи не перестают существовать только потому, что ты не хочешь о них знать; и какой ты, на фиг, читатель, если позволяешь себе оттопытивать губу: "Я такое не читаю". А еще роман был номинантом двух наиболее значимых прошлогодних литературных премий: Нацбеста и БК; самое интересное в современной российской литературу имеет смысл знать. И главное - появилась аудиоверсия, начитанная Иваном Литвиновым, исполнителем аудиокниг, точными характеристиками которого могут стать "эталон" и "совершенство". Хорошая аудиокнига может быть полноценной альтернативой традиционным видам чтения; отлично работает в сочетании с ними во время, когда руки и глаза заняты, а уши свободны; она, как разговор с другом, сокращает длинную дорогу.

Итак, "Соколиный рубеж", книга о войне, о летчиках, о самолетах. Тут вам не "летчики-пилоты, бомбы-самолеты", о которых пела гайдаровская Женька. Если военные летчики вообще элита, то пилоты истребителей, в отличии от бомбардировщиков - элита элит, la creme de la creme, лучшие из лучших. Григорий Зворыгин такой. Сталинский сокол, надежда и опора, герой, мечта всех девушек Советской страны. Не просто мастер своего, но ас, почти гений (а может и не почти?) Ему нет преград ни в море, ни на суше, да он туда и не рвется, главное - ему нет равных в небе. Кроме Германа фон Борха, "Тюльпана", такое прозвище дают ему "иваны" по раскраске "Месершмитта", на котором летает. Белая кость, голубая кровь, аристократ, белокурая бестия и бог войны в одном флаконе.

Интересно и довольно необычно, на мой малоискушенный взгляд, что рассказ от первого лица ведется немецким летчиком, о Зворыгине рассказывается от третьего. Очевидно, Сергей Самсонов не устоял перед искушением примерить на себя образ тевтонского воителя - слабость объяснимая, но в условиях нынешнего подъема национального самосознания, непростительная. Она-то и сгубила книгу, у которой были все шансы выбиться в призеры; и автор еще легко отделался, если вспомнить Колю из Уренгоя. Тут еще стоит учитывать, что немец получился невероятно обаятельным, такой гибрид Штирлица, героя Кадочникова из "Подвига разведчика" и собственного тезки из книги "И один в поле воин". Антагонист вышел гораздо более живым и привлекательным, чем протагонист, а такого рода политическая близорукость в современной россии непростительна.

Впечатление от книги хорошее. Несколько более многословная описательность, чем ждешь от текста, ядром которого должны стать действие и динамика. Воздушные бои, которые навскидку занимают процентов двадцать от семисот страниц книги, навевали тоску и хотелось, чтобы это побыстрее закончилось, но то может быть следствием моей личной аберрации (см. первый абзац), а какому-нибудь юноше. обдумывающему житье, именно это покажется квинтэссенцией романа. Любовные линии весьма неплохи, хотя не покидает ощущение, что выписывались они на отвяжись, по принципу "чтоб было": "Читатель ждет уж рифмы "розы"? На вот, бери ее скорей". Плен и лагерная часть, ну, как вам сказать, когда читала "Карателей" Алеся Адамовича, любая попытка писать на эту тему невольно будет пропускаться восприятием сквозь призму этой книги, которая совершенство, какой бы горькой и тяжелой ни была. И все, что не дотягивает, заранее обречено на брезгливое отстранение - "Рубеж" не дотягивает. В остальном весьма неплохо.

Учите матчасть, курсант

Хорошо написанная фантазия на фоне применения ВВС РККА во Второй Мировой Войне. В Советско-Российской военной литературе и кино вообще про авиацию мало пишут и снимают - складывается впечатление что авторы за редчайшим исключением ("Торпедоносцы", "в Бой идут одни старики" и "Хроника Пикирующего Бомбардировщика" в кино, книг просто нормальных нет) понимая что без хорошего знания "материальной части" (техники, истории боевого применения, тактики воздушного боя и тд) получится в лучшем случае книга "на фоне" а не про авиацию.
Очень хотелось верить, что "соколиный рубеж" наконец то вырвется из этого стереотипа. Судя по первым 130 страницам не получилось, хотя автор явно предпринял попытку выучить матчасть. Но.... не выучил.
Примеры которые просто кричат в глаза:
1. У Пикирующего бомбардирлвщика Ю-87 нет бомболюка, максимальная полезная нагрузка 600 кг, сбрасывается с одного захода в пике 80% к земле. Поэтому описание атаки на первых страницах просто не соответствует действительности;
2. НИКОГДА самолеты И-16, И-153 и ЛАГГ-3 стоявшие на вооружении в начале войны не красились в красный цвет - в ВВС РККА для истребителей в летнем камуфляже использовались два немецких цвета RML-71 для верхней части планёра и RML-65 (sky blue) для нижней. Капоты радиальных двигателей на И-16 дополнительно красились в чёрный (антрацит) цвет, а концы лопастей в желтый.
3. Описанные схемы воздушных боев начального периода войны также не могли быть: И-16 проигрывая Ме-109 Е (Эмиль) в горизонтальной скорости и вооружении выигрывал в скороподъёмности и радиусе разворота. Поэтому схемы воздушных боев на первых 30 страницах - видимо плод опыта автора в War Thunder или воздействие воспоминаний (очень тенденциозных) некоторых летчиков Люфтваффе. Автору хорошо бы почитать Дробкина собравшего много воспоминаний лётчиков истребителей, где описываются реальные боестолкновения и тактика воздушного боя. Особенно удивляет склонность автора заставлять своих героев делать "колокол" почти в каждом воздушном бою - это эффектная фигура пилотажа абсолютно непригодна в реальном бою - слишком много энергии уходит на вертикальное кабрирование с последующим сваливание часто хвостом вперёд - скорость минимальна и самолёт становится отличной мишенью.
3. Радиостанциями и кислородными баллонами советские истребители начали массово оборудовать с конца 1941 года поэтому пассажи на стр.84 про радиоглухоту просто неверны.
4. "Медлительные Фоккер" (стр.79) - это про один из лучших истребителей того периода ФВ-190???? С максимальной скоростью на форсаже в 710 км ч он превосходил практически все советские истребители (до появления ЯК-3 и ЛА-5ФН и более позднего ЛА-7). И уж намного превосходил ТТХ всех модификаций МЕ-109 (от В до Н).
5.SPITFIRE поставлялся по ленд Лизу в ОЧЕНЬ ограниченных количествах и воевали они только на северном фронте - Зворыкин не мог ни при каких обстоятельствах в 1943 году идти мимо строя Kittyhawks, Spitfires and Aerocobras на юге СССР. Основным истребителем поставлявшимся по Лёнд Лизу был английский Харрикейн и Р-39 кобра (после доработки - усиления хвостовой части фюзеляжа). В описываемый период Киттихоков на юге не было! Не говоря уж о Спитфаерах.
5. Описание Уничтожения Борхом штурмовика Ил-2 вообще смешно - эти самолёты ходили на боевые вылеты на средней высоте в 300-400 метров, боевая высота редко превышала 100 метров (часто была 50-75 м) - хотел бы я посмотреть на того летчика, который на скорости около 600 км (боевая скорость ИЛ-2 около 500) был способен не только выполнять горизонтальный полет на высоте 30 метров но и подлететь ПОД!!! ИЛ-2 и его расстрелять???? Как автор себе это представляет?
6. ПЕ-2 создавался как тяжёлый высотный истребитель наподобие английского Москито. Но потребности фронта заставили ОКБ Туполева модифицироваться его под пикирующий бомбардировщик. Самолёт был хорошо вооружён и после сброса бомб мог вполне потягаться в горизонтальном бою с Места-109 ранних модификаций (приблизительно от Бориса до Эмиля).
7. Нигде не упоминается слоенка ВВС - тактический приём когда каждый тип истребителя воевал на высотах где он имел преимущество перед немцами - над Сталинградом например можно было одновременно наблюдать ЯК-1 на высотах до 3 км, ЛАГГ-3 от 3 до 4,5 км и МИГ-3 барражировавших выше.

Это первая часть моей рецензии - УЧИТЕ МАТЧАСТЬ ЮНОША!

О «гуттаперчивости» высказываний

Пока что единственный текст из моего первого новогоднего флешмоба, удостоившийся больше твёрдой «тройки», заслужив железное «хорошо». В чём же минусы?
Оруэлл утверждал, что чем меньше слов, тем лучше, и избегать излишеств нужно всегда. И правда, так ли нужны Самсонову все 700 с лишним страниц для создания всех целевых образов? И чем ему не угодило слово «гибкий», что он так упрямо суёт это претензионное «гуттаперчевый»?
Но дело даже не в объёме: богатство речи с лихвой компенсирует всё потраченное время. Тем не менее вопрос в том, почему Самсонов не нацеливает свой выдающийся талант на области, менее требовательны к исторической точности? Разве ценность военной литературы в значительной мере не состоит в том, чтобы в более филигранной тонкости изучить этот не такой уж и далекий от нашего поколения временной отрезок?
Казалось бы, так тщательно подобран исторический период, настолько детально прорисованы персонажи и их взаимоотношения. Всё же при таком отчаянном рвении «отфильтровать» и оживить архивные данные теряется гармоничность. Автор родился спустя четыре с половиной десятка (!) лет после окончания Великой Отечественной войны, то есть максимально честной основой для его произведения могли быть разве что сведения участников боевых действий.

Особенно отчётливо теряется чувство органичности текста в сравнении с самыми вышаковыми текстами неопровержимых гуру военной литературы как с немецкой, так и постсоветской стороны: Ремарк, Шлинк, Шолохов, Васильев и другие. Прочитав основательное количество мемуаров и документалистики про войну, начинаешь более скептически относиться к подобного рода попыткам воплотить этот дух представителями новой генерации. Главный вопрос: зачем? Те, кто прочитал хотя бы несколько текстов, написанных очевидцами, сразу уловят уровень отчужденности автора от происшествий. Очень хочется познакомиться с другими его произведениями и есть желание найти самое интимное из них, чтобы всё время не подъедало чувство фальши и недоверия к фактам, которое откровенно мешает наслаждаться качественным, проникновенным текстом.

Тем не менее можно с абсолютной уверенностью сказать, что автору всё-таки удалось мастерски замаскироваться под военного писателя конца сороковых (хотя для упрощения чтения всё же необходимо позволить себе быть осознанно обманутым).

Да, «матчасть», может, действительно хромает.

И через реальную войну Самсонов не прошел.

Да, может, и интерпретация эмоциональной стороны центральных персонажей во многом неточная.

Может (и даже скорее всего), это ещё далеко не весь список отхождений от исторически достоверных данных, которые делают это произведение совсем не историческим. Ближе к истине будет утверждение, что это — фантазия автора на тему Великой Отечественной, его личные переживания на этот счет, основанные то ли на изученной истории, то ли чтении военной беллетристики.

Так или иначе, что мы имеем в итоге: великолепный, насыщенный текст, изобилующий качественными эмоциональными отступлениями (или, точнее говоря, углублениями).

Самсонова подхватываешь на лету. Хочется искоренить из себя всякий грузный слог, все проявления скудности речи, любые свидетельствования её бедности.Таким внушительным объёмом текста Самсонов убедительно доказал, насколько безграничны возможности языка как такового: слов может быть тысячи и тысячи, и все они могут быть похожи, но все они о разном.

Кажущаяся вначале излишне витиеватой манера речи автора вскоре не иначе как впитывается во всю твою исконную способность читать. Восприятие какого-либо другого текста, совершенно другим образом прочувствованного (если вообще как-либо), превращается в сущую пошлость. Иными словами, это ощущение очень напоминает влюблённость: что-то очень эмоциональное, преувеличенное, с претензией на вечность и исключающее все другие варианты. И этот момент прекрасен в своей ограниченности, и даже если он исчерпаем, он наделён способностью наполнять.

Приятно, что современная литература в принципе ещё способна на что-то живое, дышащее. В частности, приятно, что в её канву всё ещё органично вплетаются наработки лучших периодов творчества мастеров, в том числе и русских.

Наш продукт — это то, что мы восприняли и переработали (и между моих строк, к слову, это тем более улавливается). Так или иначе, истоки написанных идей уходят корнями в работы предшественников и ранее: в жизнь, в события, в причины последних. Все попытки разбора подобных цепочек в большинстве случаев в результате приводят к Богу, чем бы он ни был. И всякий раз он оказывается чем-то уникальным, оставаясь всё тем же. В заявке флешмоба я просила о тексте, после которого можно долго думать. Спасибо, я его получила.

«У людей никогда не задействованы с предельной заостренностью все пять человеческих чувств одновременно. Замирая под чёрным квадратным магнитящим раструбом, из которого льётся: „…вели ожесточённые бои, удерживая город…“ целиком обращаешься в слух. Когда поедаешь горячую кашу, тем более после законченной трудной работы, тем более уж с голодухи, тогда и зрение, и нюх, и осязание лишь помогают вкусовому восприятию. Когда сапёр глубокой ночью обезвреживает мину, запуская свои руки-щупальца в землю, ощущая шершавое дерево или гладкую сталь, распознавая тип немецкого гостинца и вывинчивая из машинки взрыватель, для него всё живое и мёртвое сосредоточено в кончиках пальцев».