Слушая лорда, я еще раз убедилась: если правитель хочет мира и процветания в свой стране, он порою вынужден идти по трупам.
Кто сказал, что бремя сильных – смотреть вперед с высоко поднятой головой? Нет. Вдвое тяжелее не оглядываться, когда ты – предмет обсуждения и осуждения.
Не бывает денег, чтобы сразу и быстрые, и честные, и легкие.
Сильнее всего возбуждает и побуждает мужчину вид женщины со скалкой. В основном, правда, возбуждает инстинкт самосохранения и побуждает или молчать, или бежать.
– Совесть, чтоб ты знала, в политике вещь крайне вредная, а порою и опасная. Ее удаляют наследникам в раннем возрасте, как иным – аппендицит.
– Как я погляжу, ты из тех, кто к слову «черный» добавляет «юмор», а не «жизнь»…
– А чего ныть на судьбу по поводу и без? Вдруг двуединый услышит и подумает, что это ты у него еще бед просишь для этого… укрепления духа. Вот. А я укрепляться не хочу, мне и малахольненькой, может, неплохо.
– Любую революцию всегда кто-то да финансирует: деньгами, отчаянием, надеждой, – веско обронил кронпринц. – Те, кому всего хватает: денег, счастья, – не полезут на баррикады.
– А вот чего недоставало нашим революционерам? – задал риторический вопрос сиятельный.
– Может быть, свободы? – Я машинально потерла шею, на которой столько лет болталось оседлое ярмо.
– Тэсс, открою тебе великую тайну. Свобода, как крылья, не всем нужна. Для рожденных под землей гораздо важнее широкие лапы, чтобы прорыть ход и побольше загрести. Один из тысячи задумывается об этой самой свободе.
Нет в этом мире ничего хуже ощущения бессилия, когда не знаешь, чем помочь, и время утекает сквозь пальцы, а в ушах слышен шепот блуждающих песков: «Смирись с неизбежным».
– Успел убедиться, что есть и среди людей достойные. Но их очень мало. А в большинстве – вы слишком алчны, порою за медяк грызете друг другу глотки, продаете души и тела за удовлетворение низменных страстей.
– Да нет, все нормально. – Я взяла ложку и, зачерпнув мясо в подливке, через силу начала жевать.
– Никогда не понимал этого вашего женского «да нет». Оно дезориентирует и оглушает любого мужчину похлеще взрывной волны. И он, бедный, начинает судорожно вспоминать: что, когда и как сделал не так.
Только выходя из зала, я поняла весь смысл девиза рода Эронов: «Долг превыше всего». Император должен думать не о себе, но о своих подданных и своей державе. Ставить безопасность страны выше благополучия семьи.
Ведь так всегда: даже если и не ты виноват, но ты обслуга – будешь выслушивать недовольство обиженных клиентов.
– Замужем? – уточнил он на всякий случай.
Я лишь кивнула.
– Любишь или верность хранишь? – сочувствуя самому себе, протянул он.
– Когда есть первое, второе получается само собой.
Намеки – не мужской конек. Только прямой текст. Не больше трех слов в предложении. Который для достоверности результата стоит повторить несколько раз.
– Настоящий мужчина не должен ничего обещать, – чуть жеманно, в соответствии с образом престарелой кокетки, протянул сиятельный. – Он должен только уметь держать две вещи: слово и удар. Тогда любая из женщин будет его.
Любую революцию всегда кто-то да финансирует: деньгами, отчаянием, надеждой...Те, кому всего хватает: денег, счастья, - не полезут на баррикады.
... время примеряет всех и со всем.
Вот что значит аристократка: оскорбит так, что за это еще и благодарить по этикету придется.
самая искренняя улыбка - злорадная
Муженек, пришедший чуть позже в опочивальню, и вовсе оказался настоящим зверем. Диким. Ленивцем.
Все же мужчина и голодный желудок – плохое сочетание, а в некоторых случаях – даже опасное для жизни жены.
Все же любопытство – второй двигатель прогресса после лени, а у дознавателей – и вовсе первый. Хантер не являлся исключением из этого правила.
А для совсем уж тяжелых случаев – ведунья Айза, старуха, что и заговорить болячку могла, и отвар какой сварить. Порою даже помогало. Либо вылечиться, либо отправиться в мир иной. Но помогало же.
– Всегда считал, что оружие женщины, сражающее мужчин наповал, – это красота и ум. Сейчас я понимаю, что глубоко заблуждался. В твоем случае – это непосредственность.
Над этой его фразой я крепко задумалась: то ли он меня оскорбил, то ли сделал комплимент. С одной стороны, вроде как заявил, что моя прямота его подкупает, с другой – из сказанного выходит, что ни красивой, ни умной он меня не считает. Вот ведь… сиятельный, одним словом!
– И да, Тэсс, после заедем купить тебе какое-нибудь платье, а то твой вид…
Он замолчал, то ли не желая говорить очередную гадость, то ли опознал свои рубашку и жилет и просто зажмотился.