Первая книга молодого писателя, работающего в редком и напряженном жанре сатирико-философской фантастики. В рассказах причудливо переплетаются история и современность, идеи Востока и Запада, возвышенная мысль и низменная действительность.
Сборник входит в книжную серию «Альфа-фантастика». Содержание:
Часть первая: Принц Госплана
Жизнь и приключения сарая Номер XII
Затворник и Шестипалый
Проблема верволка в Средней полосе
Принц Госплана
Часть вторая: Спи
Спи
Вести из Непала
Девятый сон Веры Павловны
Синий фонарь
СССР Тайшоу Чжуань
Мардонги
Часть третья: День бульдозериста
День бульдозериста
Онтология детства
Встроенный напоминатель
Миттельшпиль
Часть четвертая: Ухряб
Ухряб
Часть пятая: Память огненных лет
Музыка со столба
Луноход
Откровение Крегера (комплект документов)
Оружие возмездия
Реконструктор (об исследованиях П. Стецюка)
Хрустальный мир Художник: Александр Астрин
Если театр начинается с вешалки, то книга, наверное, с аннотации. И хоть я и даю себе зарок не читать их, всё равно робкая надежда, что попадется, наконец, не жуткий спойлер, а что-то интересное, пересиливает. Здесь же меня просто сбило с ног и протащило по асфальту: книга была издана в 1991 году, я тогда еще с бантиками в детский садик ходил, и называют ее "первой книгой молодого писателя". Умилило, честное слово. Оказывается, не только толстые депутаты тоже ходили с бантиками в детский сад, но и мастодонты отечественного литпрома были "молодыми и талантливыми". Даже хочется смахнуть скупую слезу, честное слово.
Собственно, Пелевина я в своей жизни читал мало... ммм... так, навскидку, одну книгу. И долго потом не мог вспомнить, за что ж она мне так понравилась. Похоже, что вспомнил, и это в свою очередь тоже очень по-пелевински: забыть данность, воспринять данность как сон, принять повторение данности на уровне дежа-вю, вспомнить, ужаснуться, через какое-то время снова забыть и терзаться чем-то неясным. Не знаю, на что похоже его нынешнее творчество, но от раннего у меня конкретно так сорвало крышу. Такой мощный поток экзистенциального бреда, в лучшем смысле этого слова, переплетающиеся и взаимопроникающие друг в друга реальности, что хочется восхититься умению это всё как-то удержать на границе яви и сна, не скатываясь в откровенно упоротую хрень.
Это сборник рассказов - самых разных и непохожих, но тем не менее объединенных какой-то не с первого раза уловимой внутренней композицией. Время от времени проскальзывают общие микро-сюжеты, намеки, персонажи, усугубляя то ощущение нереальности, которое сопровождает читателя от одной страницы к другой всё сильнее. Я даже не могу сказать, есть ли здесь хоть немного фантастики как таковой - в том понимании, к какому мы привыкли. Вот тут, вроде бы, можно увидеть легкое фантастическое допущение на уровне мифологического сознания, а здесь - скорее, магической реализм, а еще где-то - налет ненавязчивой мистики, а то и вовсе альтернативной истории, а то и вовсе: посмотрите налево, там вы увидите башни из стереотипов и снов, посмотрите направо - там притаились мухоморовые приходы и детские иллюзии, посмотрите прямо и увидите стремительно надвигающиеся на нас кошмары фантазмо-философии в духе Кастанеды.
Иллюзии, взгляд на всё через кривое зеркало - сотни любых иных синонимов. Но знаете, что самое главное? Да, это может быть наш мир с точки зрения цыпленка или сарая, это может быть сон, компьютерная игра или посмертие, вторгающиеся в явь и частично замещающие ее. Это может быть какой угодно сюр, вырастающий из перестроечной действительности и носящий некий оттенок устаревшей социальной проблематики. Но все эти двойственные реальности не становятся менее реальными только лишь потому, что их кто-то когда-то назвал сном. Или бредом. Или иллюзией.
Всё реальное - иллюзорно. И всё иллюзорное - реально. Пусть это иногда и кажется чем-то жутким. А истину при желании можно найти где угодно и в чем угодно, но это будет только твоя истина.
ПС: Я читал "Затворника и Шестипалого", восседая на неустойчивом барном стульчике в дешевом Сушивоке, ожидая, когда и без того неторопливые повара накрутят мне четыре кило роллов, из динамиков грохотал непередаваемый компьютерный транс, удивительным образом попадая своим темпом под сюжет происходящего в рассказе, будь то философские терки или побег от богов бройлерного комбината. Мне было так хорошо, что хотелось опять сдохнуть. Плюс один в список прекраснейших моментов моей жизни после жизни. Плюс одно произведение в любимые.
Если театр начинается с вешалки, то книга, наверное, с аннотации. И хоть я и даю себе зарок не читать их, всё равно робкая надежда, что попадется, наконец, не жуткий спойлер, а что-то интересное, пересиливает. Здесь же меня просто сбило с ног и протащило по асфальту: книга была издана в 1991 году, я тогда еще с бантиками в детский садик ходил, и называют ее "первой книгой молодого писателя". Умилило, честное слово. Оказывается, не только толстые депутаты тоже ходили с бантиками в детский сад, но и мастодонты отечественного литпрома были "молодыми и талантливыми". Даже хочется смахнуть скупую слезу, честное слово.
Собственно, Пелевина я в своей жизни читал мало... ммм... так, навскидку, одну книгу. И долго потом не мог вспомнить, за что ж она мне так понравилась. Похоже, что вспомнил, и это в свою очередь тоже очень по-пелевински: забыть данность, воспринять данность как сон, принять повторение данности на уровне дежа-вю, вспомнить, ужаснуться, через какое-то время снова забыть и терзаться чем-то неясным. Не знаю, на что похоже его нынешнее творчество, но от раннего у меня конкретно так сорвало крышу. Такой мощный поток экзистенциального бреда, в лучшем смысле этого слова, переплетающиеся и взаимопроникающие друг в друга реальности, что хочется восхититься умению это всё как-то удержать на границе яви и сна, не скатываясь в откровенно упоротую хрень.
Это сборник рассказов - самых разных и непохожих, но тем не менее объединенных какой-то не с первого раза уловимой внутренней композицией. Время от времени проскальзывают общие микро-сюжеты, намеки, персонажи, усугубляя то ощущение нереальности, которое сопровождает читателя от одной страницы к другой всё сильнее. Я даже не могу сказать, есть ли здесь хоть немного фантастики как таковой - в том понимании, к какому мы привыкли. Вот тут, вроде бы, можно увидеть легкое фантастическое допущение на уровне мифологического сознания, а здесь - скорее, магической реализм, а еще где-то - налет ненавязчивой мистики, а то и вовсе альтернативной истории, а то и вовсе: посмотрите налево, там вы увидите башни из стереотипов и снов, посмотрите направо - там притаились мухоморовые приходы и детские иллюзии, посмотрите прямо и увидите стремительно надвигающиеся на нас кошмары фантазмо-философии в духе Кастанеды.
Иллюзии, взгляд на всё через кривое зеркало - сотни любых иных синонимов. Но знаете, что самое главное? Да, это может быть наш мир с точки зрения цыпленка или сарая, это может быть сон, компьютерная игра или посмертие, вторгающиеся в явь и частично замещающие ее. Это может быть какой угодно сюр, вырастающий из перестроечной действительности и носящий некий оттенок устаревшей социальной проблематики. Но все эти двойственные реальности не становятся менее реальными только лишь потому, что их кто-то когда-то назвал сном. Или бредом. Или иллюзией.
Всё реальное - иллюзорно. И всё иллюзорное - реально. Пусть это иногда и кажется чем-то жутким. А истину при желании можно найти где угодно и в чем угодно, но это будет только твоя истина.
ПС: Я читал "Затворника и Шестипалого", восседая на неустойчивом барном стульчике в дешевом Сушивоке, ожидая, когда и без того неторопливые повара накрутят мне четыре кило роллов, из динамиков грохотал непередаваемый компьютерный транс, удивительным образом попадая своим темпом под сюжет происходящего в рассказе, будь то философские терки или побег от богов бройлерного комбината. Мне было так хорошо, что хотелось опять сдохнуть. Плюс один в список прекраснейших моментов моей жизни после жизни. Плюс одно произведение в любимые.
Странно, что в современном мире имеют место быть дефибрилляторы. Нет, серьезно, к чему они? На мой взгляд, куда проще, безопасней и действенней будет раскрыть любую книжку Пелевина да приложить ее к грудной клетке человека с нарушением сердечного ритма. Несколько тысяч вольт уж точно не сравнятся по результативности с тем же количеством пелевинских строк. Тот, кто минуту назад находился на грани смерти, встанет, пожмет руку доктору и бодро выйдет из палаты. Дело в шляпе.
В сентябре не так давно минувшего года я заикнулся о сущности всех вместе взятых произведений Виктора Олеговича; однако эти пованивающие патетикой рассуждения были слишком скупы и неточны. Для внесения ясности (и вынесения вердикта) предлагаю конкретную формулировку его творчества как совокупности предметов, найденных в темных углах образного мышления. У данного определения есть свои недостатки, но общая суть выражена верно. Попробую доказательно его раскрыть.
Первое, что обухом ударяет по голове уже на середине книги, - это многоплановость рассказов. Казалось бы, каких только "стержней" не было в романах! Тут и думающие во всех смыслах этого слова насекомые, и лиса-оборотень в поиске высшей точки духовности, и вампиры, контролирующие человечество; такое чувство, что мир персонажей Пелевина безграничен, а полет мысли бесконечен. Как бывалый вояка, который побывал не в одном сражении, ты открываешь том с рассказами и понимаешь - эта битва будет гораздо кровопролитнее всех предшествующих. Если в случае с романами тебе удавалось дышать пусть тихо и с опаской, но размеренно, то здесь все усугубилось размером поля боя. И как ни крути, казенной фразой "читал на одном дыхании" все же нельзя не воспользоваться.
Здравствуйте, вот вам и уборщица, подверженная философии солипсизма. Добрый день, сегодня у нас на сцене Гитлер с Гиммлером. Всем привет, это сарай, с душой, собственными мыслями и развитой системой чувств ("Где я, - думал он, - кто я?"). Этот абзац можно расширять до внушительных пределов.
Сергей Калугин, например, отмечает, что Пелевин "во всем прав" и потому "приходится его любить". Это совсем не так. С содержательной частью пестрых рассуждений Виктора Олеговича я не согласен категорически (хотя это не делает таковые менее интересными); и кажется в высшей мере странным, что кто-то принимает их на веру. В последнее время все больше оборотов набирает поразительно глупое выражение "это заставляет задуматься" относительно идейной составляющей произведения. Перефразирую: Пелевин дает тебе пищу для размышлений, заставляя вращаться заржавевшие шестеренки мозга. Наличие символов (принимающих, как правило, форму камней, которые летят в огород коммунизма), игры слов и, без преувеличения, тончайшего юмора - все это сглаживает углы вопиющих софизмов.
На страницах пелевинских книг витает дух дхаммы; куда ни глянь, везде мерещится образ медитирующего Сиддхартхи (того самого) Гаутамы. И неспроста. Буддизм - это, в первую очередь, учение о сознании. Именно силу сознания тайно воспевает Пелевин, подтверждением чему служит весь массив его произведений. Другими словами, основная идея находится не в творчестве, а является им самим.
И в качестве жирной точки - отрывок из «Света горизонта»:
– Это лицо Бога?
– Нет. У Бога нет лица.
– А почему тогда у него такое надгробие?
– Наверно, потому, – сказал Дима, – что ему так захотелось.
– Значит, Ницше был прав? Бог умер?
– Это Ницше умер. А с Богом все в порядке.
– Почему тогда у него есть могила?
– Сказать, что у Бога нет могилы, означало бы утверждать, что он лишен чего-то и в чем-то ограничен. Поэтому могила у него есть, но…
Пелевин - весьма специфичный писатель. "ГКПЧ" как-то не пошел, а вот "Затворник и Шестипалый" очень даже. На одном дыхании. Емко, но по делу. В рецензиях писали, что автор создал хорошую аллегорию на общество, и я с этим соглашусь. А знаете почему?
Те, кто стоит близко к кормушке-поилке, счастливы в основном потому, что все время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство.
А еще сегодня люди стали забывать такие понятия, как "любовь", "полет", "надежда", "мечта". Имеют какое-то представление, но все же не то. Нас ждет вот такое туманное будущее, если мы не переосмыслим наши ценности.
Мы живы до тех пор, пока у нас есть надежда, – сказал Затворник. – А если ты ее потерял, ни в коем случае не позволяй себе догадаться об этом. И тогда что-то может измениться. Но всерьез надеяться на это ни в коем случае не надо.
Не теряйте надежду.
Если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того, чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница?
Эту повесть можно разобрать на цитаты, именно поэтому их так много в этой рецензии. Тема была заявлена как "книга, которая переворачивает ваше сознание". Перевернула. Мыслей много, точнее образов. Выразить очень сложно. Однажды великий сказал: "Когда смысл понят, слова забываются". Похоже, что смысл я уяснила.
Тот случай, когда нет сил молчать о прочитанном, но и сказать нечего. Нечего не потому, что книга не понравилась или книга ни о чем, наоборот! Это взрыв мозга, это фейерверк образов и мыслей. Это несколько граней, находящих одна на другую. Это безысходность и абсурд. Это постмодернизм.
К знакомству с Пелевиным я шла очень долго. Когда я училась в универе, Пелевин был очень модным писателем среди моих знакомых и на волне юношеского максимализма я решила обойти его стороной) Но с годами он все чаще и чаще попадался мне на глаза и я поняла, что ситуацию нужно исправлять.
И, воспользовавшись советом, я начала с его повести "Принц Госплана". Саша - принц Госплана. Он бежит, подтягивается, проскальзывает через ловушки, наращивает жизненную силу с помощью кувшинов, переходит с уровня на уровень и имеет цель спасти принцессу. Саша работает в Госплане, носит бумаги на подпись, тихо ненавидит начальника, старается не пересекаться с коллегами по цеху и имеет цель... спасти принцессу. Мир виртуальный и мир "настоящий" сплетаются в тесный абсурдный клубок, где на выходе из метро тебя может разрубить напополам, где американцы поставляют оружие стражникам лабиринта в чалмах и с ятаганами, где всегда можно сохраниться и начать гонку в колесе по новой, и где принцесса может оказаться тем, чем окажется.
Абсурдно. Прекрасно. Феерично. Тоскливо. Буду читать еще.
Пелевина я люблю, но этот рассказ можно считать исключением, который подтверждает правило. Такой типичный рассказ для начала 90-х, которые пачками ходили по сети фидонет. Не знаю, как его воспримут современные читатели, я слегка поностальгировал и вспомнил свои часы, проведенные за "Принцем Персии".
Кроме ностальгии и среза истории ценности никакой нет. Пелевенский стиль еще не выработан, никакой философии нет, чистое созерцание. Не помню правда, чтобы в то время было такое сильное увлечение танковыми симуляторами, а вот эскадрильи пилотов, любителей Марио и прочие игрушки легко узнаваемы. Вообще в книге я искал виртуальную реальность, но как таковой ее тоже нет. Скорее тут галлюцинации уставшего организма на почве переизбытка информации. Сам помню, как после суток игры в Quake пришел в институт и осторожно передвигался по коридорам, выглядывая из-за углов. Ну и показана тленность труда в госконторах.
Ведь заметить, понять что-то про окружающий конкретный мир или про другого конкретного человека можно только одним способом - увидеть в нём что-то, что уже есть у тебя внутри...
Любовь придаёт смысл тому, что мы делаем, хотя на самом деле этого смысла нет.
...не так важно то, что сказано, как то, кем сказано.
- Или вот, в Америке около тысячи женщин беременны от инопланетян. У нас тоже таких полно, но их КГБ где-то прячет.
- Слушай, - спросил Шестипалый, скользя по кафелю рядом, - а как ты узнаёшь, когда наступит ночь?
- По часам, - ответил Затворник. - Это одно из небесных тел.