Трудно жить и работать, когда твой сексуальный босс — чудовище с девизом «Я не прощаю ошибок». А уж если ты, не вняв предупреждениям, сама полезла к нему в секретарши… то берегись, Олеся…
Внимание: 18+!
— А вам как выставка? — продолжал между тем мужчина. — Солидарны с Владом?
— Понимаете… — я кашлянула, неловко улыбнулась. — Я всегда солидарна со своим шефом. Работа такая.
— Я ни разу в жизни не была в ресторане, — сообщила, смущённо улыбнувшись. — И не скоро побываю.
Разумовский очень удивился. Кажется, даже о злости своей чуть подзабыл.
— Как это — не была ни разу?
— Обыкновенно. Вы наверняка где-нибудь тоже ни разу не были. На Луне, например. А я вот в ресторане.
Как говорит моя мама, лучшая приправа к обеду (или к ужину) — это аппетит.
— Никогда не думал, что настолько плохо может быть от какой-то шаурмы.
Это он зря, конечно. Впрочем, как говорит моя мама: «Мужчина, что с него взять». Я в детстве отравилась арбузом, ощущения были незабываемые.
— А ты меня ошпарила, — он вновь улыбнулся. — Не стыдно тебе, Леся?
Я вздохнула.
— Стыдно.
— Очень стыдно?
Я прислушалась к себе.
— Нет, не очень.
Нашёл себе развлечение. Хотя… я его понимала. Разумовскому, всегда такому строгому и собранному, наверняка в моём обществе становилось легко и комфортно. Не зря он даже пончики заказал, не боясь потерять свой имидж. И подшучивал, расслабляясь. Я его понимала, да. Но… кому захочется быть шутом в глазах человека, которого любишь?
Я не шут. Я просто маленькая девочка. И в моей жизни нет ничего, кроме работы.
И наверное, уже не будет.
Выйдя из кабинета, я глубоко задумалась. Нет, не над бренностью всего сущего, а над тем, где мне взять молоко или сливки.
С этого дня мы и стали обедать вместе. Иногда молча, иногда он что-нибудь у меня спрашивал и периодически ржал над ответами. Да, я знала, что забавная. Иначе ко мне никто и никогда не относился, кроме родителей. Но как можно быть иной при моей внешности и с моим образом жизни? Если бы не чувство юмора, я бы просто не выдержала.
- Я терпеть не могу ошибки. Любые ошибки — орфографические, пунктуационные, ошибки в цифрах или расчётах… Будете ошибаться — уволю. Это понятно?
Конечно. Чего тут может быть непонятного! Кажется, я буду работать у чудовища. Только чудовище может считать, что люди не ошибаются. И не ошибаться самому.
— Вы мне не подходите, — процедил и наклонил голову, возвращаясь к чтению каких-то важных документов.
Надо было разворачиваться и бежать, крестясь и обливаясь святой водой. Но… черт меня дернул брякнуть:
— Это почему?
Разумовский поднял на меня свои тёмные глаза. Оглядел всю, будто бы раздев. Кажется, я покраснела.
— Вам озвучивать все причины, или достаточно будет одной? — спросил с лёгкой насмешкой.
— Все, — сказала я, а потом добавила: — Это повод поработать над собой.
Нет у меня проблем с внешностью. Недоразумения есть, а проблем — нет!
« — Вопросы есть?
— Да, — я ещё сильнее выпятила грудь. — В туалет можно выходить?
Губы Разумовского чуть дрогнули.
— Можно. Но не засиживайтесь.»
Всё, Леся. Ты же знаешь — сказки имеют свойство заканчиваться. И увы — в жизни они, как правило, заканчиваются плохо.
Но даже к боли постепенно привыкаешь. И живёшь дальше.
Дышишь, ходишь, улыбаешься… всё как обычно. И люди вокруг по-прежнему считают тебя беспечной девочкой. Простой, как пять копеек.
Если на своём пути ты встречаешь тупик, единственный выход — повернуть назад. И нам обоим было необходимо это сделать.
Если бы не чувство юмора, я бы просто не выдержала.
Боль - она не всегда выходит со слезами, иногда она вырывается наружу вместе со смехом. Но вряд ли хоть кто-то из окружающих это понимал.