Действие происходит в Сайгоне в начале 1950-х годов во время Первой индокитайской войны. В романе пересекаются две основные линии: любовный треугольник пожилого английского журналиста Томаса Фаулера, молодого американца Олдэна Пайла и вьетнамской подруги Фаулера Фуонг; и военно-политические конфликты и нарастающее вмешательство США, которое в будущем приведёт к Вьетнамской войне.
Я никогда не смог бы стать миротворцем. Порой убить человека - значит оказать ему услугу. Вы спросите: как же можно, ведь в Писании сказано: возлюбите врага своего? Значит, друзей своих мы бережем для страданий и одиночества.
Начинаешь с распутства, а кончаешь, как твой прадед, храня верность одной-единственной женщине.
Я завидовал тем, кто верит в Бога, но не доверял им. Я знал, что они поддерживают свой дух басней о неизменном и вечном. Смерть куда надежнее Бога, и с ее приходом уйдет повседневная угроза, что умрет любовь. Надо мной не будет больше висеть кошмар грядущей скуки и безразличия.
Опиум делает вас очень сообразительным, - наверное, потому что успокаивает нервы и гасит желания.
Когда вы влюблены, вам хочется быть на высоте, вот и все.
Это правда, подумал я, но не та правда, которую он подразумевает в простоте душевной. Когда ты влюблен, ты хочешь быть таким, каким тебя видит она, ты любишь ложное, возвышенное представление о себе. Любя, не знаешь, что такое честь, а подвиг – это лишь выигрышная роль, сыгранная для двух зрителей. Должно быть, я больше не был влюблен, но еще помнил, как это бывает.
Вероятно, правдивость и смирение всегда сопутствуют друг другу: ведь столько лжи рождает наша гордыня...
И зачем только мы так стараемся понять друг друга? Не лучше ли признаться, что это невозможно; нельзя до конца одному человеку понять другого: жене — мужа, любовнику — любовницу, а родителям — ребенка. Может быть, потому люди выдумали бога — существо, способное понять все на свете.
Пайл замечал страдание, когда оно мозолило ему глаза. (Я пишу об этом без издевки: на свете немало людей, которые и вовсе его не замечают).
Глупость молчаливо требует от вас
покровительства, а между тем куда важнее защитить себя от глупости, - ведь
она, словно немой прокаженный, потерявший свой колокольчик, бродит по
свету, не ведая, что творит.
Когда-то мы, в Англии, называли хорошего человека "надежным, как фунт стерлингов". Не настало ли время говорить о любви, надежной, как доллар?
Спаси нас боже от праведных и не ведающих, что творят.
Во мне зародилась потребность оберегать его. Мне и в голову не приходило, что я сам куда больше нуждаюсь в защите. Глупость молчаливо требует от нас покровительства, а между тем куда важнее защитить себя от глупости - ведь она, словно немой прокаженный, потерявший свой колокольчик, бродит по свету, не ведая, что творит.
Не так-то легко жить с человеком, которого обидел.
Любить в тиши. Любить и умереть В стране, похожей на тебя
А ты ее понимал? Разве ты предвидел то, что случится?". Время порою мстит, но месть эта бывает запоздалой. И зачем только мы стараемся понять друг друга? Не лучше ли признаться, что это невозможно; нельзя до конца одному человеку понять другого: жене - мужа, любовнику - любовницу, а родителям - ребенка. Может быть, потому люди и выдумали бога существо, способное понять все на свете. Может, если бы я хотел, чтобы меня понимали и чтобы я понимал, я бы тоже дал околпачить себя и поверил в бога, но я репортер, а бог существует только для авторов передовиц.
Обладание уже само по себе причиняет боль: мы слишком бедны душой и телом, чтобы обладать без гордыни или принадлежать, не чувствуя унижения.
Нельзя любить, если у тебя нет интуиции.
Смерть куда надёжнее бога, и с её приходом уходит повседневная угроза, что умрёт любовь. Надо мной больше не будет висеть кошмар грядущей скуки и безразличия.
...у некоторых гордость видна сразу, как накожная болезнь, чувствительная к малейшему прикосновению, а его гордость была спрятана глубоко внутри и сведена до минимума.
– Неужели вы думаете, – сказал я, – что я хочу вернуться на родину?
Виго посмотрел на яркий, безоблачный день за окном. Он заметил с грустью:
– Большинству людей хочется домой.
– Мне здесь нравится. Дома – уйма трудностей.
Рано или поздно человеку приходится встать на чью-нибудь сторону. Если он хочет остаться человеком.
Страдание не становится более мучительным оттого, что страдальцев много; одно тело может выстрадать не меньше, чем все человечество.
Война так часто состоит в том, что ты сидишь и, ничего не делая, чего-то ждёшь. Не зная точно, сколько у тебя ещё есть времени, не хочется ни о чём думать.
Порой убить человека — значит оказать ему услугу.
— Вы ведь не верите в бога?
— Не верю.
— Если бога нет, для меня всё на свете бессмысленно.
— А для меня всё бессмысленно, если он есть.