«С мая того года и до начала следующего я жил в горах…» Живописное, тихое место, идеальное для творчества. Скромное одноэтажное строение в европейском стиле, достаточно просторное для холостяка, принадлежало известному в Японии художнику. Все было бы мирно и спокойно, если бы не картина «Убийство Командора», найденная на чердаке, если бы не звон буддийского колокольчика по ночам, если бы не странный склеп, что возник из-под каменного кургана посреди зарослей, если бы не встреча с эстетом...
Голоса людей чересчур пронзительны.
Выходит, я вляпался в некое, как он говорит, начало?
Я закрыл глаза, поудобнее откинулся на сиденье и подумал: как было бы прекрасно, если б можно было самые разные суждения бесконечно оставлять на потом.
В жизни, пожалуй, любого человека бывает период, требующий решительных перемен. Когда он подступит, нужно сразу же брать быка за рога. Крепко схватиться и больше уже не отпускать. Некоторые люди распознают этот важный момент, а некоторые - нет.
Сердца людей то бьются в унисон, то с течением времени могут сбиться с одного ритма. Порывы человеческой души не укладываются в рамки привычек, здравого смысла, закона, душа у человека подвижна, и он летает свободно, стоит ему взмахнуть крыльями. Точно так же перелётные птицы не знают границ.
Каким бы ярким ни было воспоминание, оно не в силах устоять перед мощным напором времени.
В глубине этих глаз открывался безбрежный мир вне времени.
Оглядываясь позже, понимаешь, что наша жизнь – удивительная штука. Она полна внезапных невероятных случайностей и непредвиденных извилистых поворотов. Но когда всё происходит, зачастую ничего удивительного в этом мы не находим, как внимательно ни осматривались бы вокруг. Ведь в повседневности такое может показаться нам вполне обыденным. Возможно, это нелогично. Однако логично ли всё, что происходит вокруг нас, или нет, становится понятно лишь спустя время. И если говорить в общем, в конечном итоге какой-либо смысл, логично это или нет, как правило, зависит только от результата. Результат, кто бы его ни видел, всегда налицо и говорит сам за себя. Но установить причину, повлекшую за собой этот результат, – дело непростое. А установив, предъявить человеку: смотри, мол, – ещё труднее. Конечно, причина в чём-то должна быть. Результата без причины не бывает. Примерно так же, как не бывает омлета без разбитого яйца. По принципу домино: первая костяшка (причина) прежде всего – стук! – и роняет соседнюю. Та, в свою очередь, со стуком роняет следующую костяшку-причину. И пока это безостановочно продолжается, перестаёшь понимать, в чём же была основная причина. Или это уже становится не важно. Или человек больше не хочет эту причину знать. И в конечном итоге просто полегло немало костяшек.
Все художники в той или иной мере держат картины при себе, будь то свои или чужие. Незаметно они просто обрастают картинами. Так же, например, сколько ни чисти снег, он лишь продолжает накапливаться.
— Мне кажется, сэнсэй, у вас талант к живописи, — произнесла Мариэ после долгой паузы, как бы вспомнив. — Спасибо, — просто поблагодарил я. — Такие слова ободряют и делают человека храбрее. — Вам тоже нужна храбрость? — Конечно. Храбрость нужна всем.
Доживете до моих лет - надеюсь, поймете мои нынешние чувства. Насколько глубокое одиночество порой приносит человеку истина.
"Бывают такие вещи, о которых нам, по возможности, лучше не знать", - так сказал Масахиро? Может он и прав. Бывают и такие вещи, которые лучше не слышать. Однако не годится, чтобы человек жил, вечно не слыша ничего. Придет время, и как бы ни зажимал он себе уши, звук сотрясет воздух и проникнет в самое сердце. Неизбежно. Не нравится? Единственный выход - жить в вакууме.
В лице главное не то, что даётся нам от рождения, а то, что со временем накладывает на него отпечаток. Ведь двух одинаковых лиц не бывает.
Оглядываясь позже, понимаешь, что наша жизнь – удивительная штука. Она полна внезапных невероятных случайностей и непредвиденных извилистых поворотов. Но когда все происходит, зачастую ничего удивительного в этом мы не находим, как внимательно ни осматривались бы вокруг. Ведь в повседневности такое может показаться нам вполне обыденным. Возможно, это нелогично. Однако логично ли все, что происходит вокруг нас, или нет, становится понятно лишь спустя время.
"Реальности — то, что видно своими глазами, — шепнул мне на ухо Командор. — Поэтому откройте шире глаза видьте их. А делать выводы можно и позже".Но даже с широко открытыми глазами мы многое упускаем из виду, подумал я.
Результат, кто бы его ни видел, всегда налицо и говорит сам за себя.
Временами я воспринимал себя как некую элитную проститутку от живописи. Свободно владея техникой, я старался все выполнять четко и добросовестно. К тому же я знал, как сделать так, чтобы клиент остался доволен, – был у меня и такой талант. Я работал высокопрофессионально, но это не значит, что я лишь механически следовал установленному порядку. Нет, по-своему я вкладывал душу. Стоили портреты весьма недешево, но клиенты платили, не жалуясь. Ведь я имел дело с людьми, не обращавшими внимания на цену, и молва о моем мастерстве передавалась от одного человека к другому. Благодаря чему поток клиентов не иссякал, и в моем рабочем графике почти не оставалось окон. Вот только сам я работой не горел. Ну ни на йоту.
Сейчас передо мной валялась груда обыкновенных прямоугольных камней, долго пролежавших в горах и потому замшелых. Хотя накануне, в лунном свете эта груда выглядела чуть ли не древними историческими руинами, покрытыми мифической слизью.
Глядя на свежую гору камней по соседству, я не мог отделаться от мысли: Не стоило нам всё это делать. Лучше бы всё оставить как есть. Но с другой стороны, вне сомнения, мы должны были это сделать. Ведь я не мог ночь за ночью терпеть тот непонятный звук. Хотя, если б я не встретил Мэнсики, вряд ли когда-либо смог раскопать этот склеп в одиночку.
И тут я наконец сообразил. Факт буквально ясный как день. Как же я мог запамятовать? То, что есть у Мэнсики, но этого нет на его портрете. Его белые волосы. Белизной сродни едва выпавшему чистейшему снегу. Представить Мэнсики без седины невозможно. Почему я упустил такой важный элемент?Я соскочил с табурета, выгреб из коробки тюбики с белилами, выбрал подходящую кисточку и, ни о чём не думая, смелыми свободными взмахами густо нанёс краску на холст. Где работал мастихином, где пальцем. Минут через пятнадцать я прервался, отошёл от полотна, сел на табурет и осмотрел готовую картину.(...) До недавних пор я не имел никакого отношения к нему - человеку по имени Ватару Мэнсики. И совсем ничего о нём не знал. Но как художник, я сумел воспроизвести его на холсте как отдельный неделимый комплект, как синтезированный образ. На этой картине он дышит. И всё так же загадочен и полон тайн.
На том же месте, что и вчера, лежала его чёрная бейсболка с логотипом "Yonex". Отличалось одно - на столе я увидел свежую утреннюю газету. Перед мужчиной стоял комплексный завтрак с тостами и омлетом. Похоже, принесли совсем недавно:и от кофе ещё поднимался пар. Когда я проходил мимо, мужчина окинул меня взглядом - куда более пристальным и холодным, чем вчера. В нём даже угадывался оттенок осуждения. По крайней мере, так мне показалось.Он как будто говорил мне: "Я точно знаю, где и что ты делал."
Например, мы можем воплощаться за дни лишь ограниченные времена. Мы предпочитаем сомнительные ночные часы, поэтому стараемся принимать формы на часы с половин вторых. Заниматься сим в светлые часы для нас утомительно. Все остальные времена без воплощений отдыхаем тамотут, как бесформенные идеи. Как филины на чердаках. Затем, у нас такие конституции, что мы не можем пойти туда, куда нас не приглашают. Однако вы, судари наши, открыли крышки и принесли эти погремушки, потому мы и смогли войти в сии дома.
Ты уже слишком большой и в ту пещеру не проберёшься. Но лучше всего вот что - там настолько темно, что темнее, чем есть, уже не будет. И темнота до того там густая, что, кажется, выключи фонарик - и можно потрогать её голыми руками. Если ты там один, возникает такое ощущение, будто тело распадается и улетучивается. Но там темно и потому самому себе не видно. Сидишь и не понимаешь, есть ещё у тебя тело или его уже нет. Но даже если тело исчезло, я всё ещё там. Как у Чеширского Кота: сам он пропал, а улыбка осталась. Разве это не странно? Но пока ты там, странным это совсем не кажется. Я хотела остаться там, но подумала, что ты станешь волноваться, и вернулась.
Предстал бы он мумией, и меня б на самом деле хватил удар. Хотя Микки-Маус или Покахонтас посреди ночи с погремушкой в руке - тоже зрелище не из приятных. Командор в одеяниях эпохи Аска - еще куда ни шло.
Что было там нормальным, а что нет, что произошло в действительности, а что мне пригрезилось, я постепенно совсем перестал различать.