Богатенький Буратино, золотой мальчик, развращенный вседозволенностью юноша… все эти определения подходят к шестнадцатилетнему Петру Романову – сыну великого ученого, родоначальника рунетики, бывшего императорского артефактора Петра Исаевича Романова, обосновавшегося на закате карьеры в провинциальном Николаевске. «На детях гениев природа отдыхает» – все же слышали эту истину? Романов-младший ее полностью оправдывает. Но в один далеко не прекрасный день благополучная жизнь разлетается...
Попытка оставить Машку где-нибудь в тихом городке по пути в столицу обернулась провалом. Нет, она не орала, не закатывала истерики, даже не сопротивлялась! Просто смотрела. Епта, она просто смотрела!!! Но смотрела так, как будто я предал не только ее, но и все лучшее, что было в ее короткой несчастной жизни! В ее глазах я даже видел себя, торговавшего гвоздями у Голгофы! С трудом пережив три таких взгляда, в четвертый раз заикаться о безопасном месте я не стал.
Вся удаль, продемонстрированная в разговоре с братом, незаметно куда-то испарилась, оставив лишь огромное недоумение: я таки действительно сам в здравом уме и твердой памяти подрядился спасать Россию забесплатно?! (почему-то этот вопрос неизменно звучал в голове с теми самыми еврейско-одесситскими интонациями, которыми так изобиловала речь Креста).
«Не бесплатно! – изредка поднимала голову моя циничная половина, – Если все пройдет успешно, то лет через десять ты можешь войти в сотню богатейших людей страны!»
«Мертвым деньги не нужны!» – тут же вылезала тщательно задавливаемая, но упорно растущая трусость.
«Просто прими это!» – голосом отца Никодима подсказывал фатализм.
«Епта, я крутой!» – кричал шалеющий от собственной бравады мальчишка Кабанчик.
«Ты войдешь в историю!» – вслед ему шептало тщеславие.
«Ты в нее уже вляпался!» – умывался горькими слезами здравый смысл.
Дурак!!! Епта, какой же я дурак! Подвид: идеально круглый!
Лучшее лекарство от рефлексии – борьба с бюрократической машиной. Побегав по кабинетам, вылавливая неуловимых письмоводителей и секретарей, откинул упаднические мысли подальше – все потом!
В ответ на справедливые, в общем-то, опасения своих подчиненных – не попытаюсь ли я захапать лакомую точку себе, не поленился и сходил посмотреть на меня лично, после чего вынес вердикт:
– Не захапает, характер не тот, честность на лице написана.
– Облаву, часом, не из-за тебя объявили?
Санни зло ухмыльнулся:
– Хороший вопрос!
– И?..
– Хороший вопрос уже содержит ответ,
Мастерство не сифилис, чтобы передаваться по крови, хотя все почему-то считали, что одного факта наличия великого отца достаточно, чтобы стать высококлассным артефактором.
Для парня, не выбиравшегося первые шестнадцать лет жизни никуда дальше Екатеринодара, я слишком стремительно осваивал глобус.
Данное за глаза прозвище Пустынный Ужас само по себе являлось титулом и вдобавок льстило самолюбию, потому что князей много, а Ужас всего один.
– Вася, Василий. Не люблю свое имя, лучше зови как все – Санни. Я уже привык.
– Хорошее имя. Царь вроде бы означает?
– Да, ну его! Когда я был маленьким, у нас четыре кота сменились, и три из них – Васьки! А четвертый – будешь смеяться – Рыжик! До сих пор теряюсь, когда кричат: «Василий, иди кушать!» – то ли меня зовут, то ли кота!
– Значит так, принцесса! Слушай сюда! Я Овен, – обратился ко мне один из пассажиров джипа.
«То есть баран» – перевел я в уме и, глядя на его лицо без малейших признаков интеллекта, на лысую голову, плавно переходящую в плечи, на переломанные уши, вынужден был констатировать: подходит.
– Я хочу, чтобы ты навсегда зарубил себе на носу: ты правящей семье не родственник. Думать иначе – опасно. А, чтобы совсем спустить тебя на землю, рекомендую всегда помнить, что ты еще внук сапожника из Одессы!
– Какого еще сапожника? – переход от дворцовых небожителей к лицу с прозаической профессией оказался неожиданным.
Судя по тому, что свадьбу сыграли неприлично быстро, не устояло не только девичье сердце, но и весь остальной ливер.
– Вот зачем ты пил?
– Сынок… – уже лежа в постели, он никак не выпускал мою руку из своей, – Когда-нибудь я умру с твоим именем на губах…
– И нафига мне такое счастье? Живи, давай! Умирать он собрался!..
"Хорошо быть хозяином здешних мест – появившиеся волшебным образом тарелки были щедро усыпаны свежайшими ломтиками ветчины и пармезана, тогда как поданный мне ранее бутерброд выглядел почти ровесником здания – то есть находился примерно посередине между кулинарией и археологией."