Цирцея

Волшебница

Кто скажет со вздохом: Цирцея, как Леда, прекрасна!
Фет "К Цирцее"

Та, что превращала мужчин в свиней. Интересно, вспомните вы девушку, однажды невольно сыгравшую роль Цирцеи в русской литературе ХХ века? Подсказка: после она использовала обращенного как транспортное средство. Однако я отвлеклась, Цирцея или Кирка? Правильнее, вроде, второе, но звучит на русский слух уж очень похоже на инструмент землекопа. Потому пусть будет Цирцея.

Занятно, что об этом персонаже гомеровой Одиссеи немного говорят сегодня, когда все заметные героини античного пантеона поставлены под знамёна феминизма, а истории их пересказаны таким образом, какой вернее любого другого соответствует структуре момента. Даже верная Пенелопа. Даже кроткая Ифигения. Даже преданная дочь Электра. Что уж говорить о воинственной Афине или Артемиде, эксгибиционизм который дорого обходился несчастным, имевшим неосторожность оказаться поблизости.

О Цирцее молчали, пока за её историю не взялась Мэдлин Миллер. Это уже не первое обращение писательницы к гомерову эпосу, "Песнь Ахилла" очень хвалят. Но я не читала. Прочла Цирцею, рассказаную от первого лица историю дочери Гелиоса и сестры Персея. Нет, не того, что отсчёт голову Медузы Горгоны, глядя в щит, как в зеркало, а после спасёт от морского чудовища Андромеду, хотя я была уверена, когда читала, что речь об этом герое. Здешний Персис менее матери-истории ценен, он всего лишь узурпирует трон Колхиды у своего брата Аэта, а после будет убит Медеей, племянницей по отцовской линии. Угу, той, что поможет Ясону с руном, а оставленная им, убьет детей.

Но пока принцесса, рождённая в прекрасном дворце, хотя несвободная от мук ревности и горечи одиночества, живет-поживает, не зная забот. Она из тех гадких утят, что, неуловимо отличаясь от большинства, становятся предметом травли и насмешек птичьего двора. Она.племянница, единственная подаст воды дядьке Прометею, уже опальному, но еще не прикованному. Да и ладно, пусть нимфы хихикают за спиной. Есть любимый брат Персис, что лучше всех на свете. С ним весело и интересно, девочка ходит за ним хвостом и готова исполнить любое поручение. Пока однажды брат не сообщит с гордостью, что отец дает ему удел за морем. Нет конечно, я не возьму тебя с собой малявка. зачем ты нужна? У меня там будет по-настоящему интересная жизнь.

Так сердце девочки впервые разобьется. Во второй раз это сделает Главк (о да, лексические конструкции советской эпохи способны изрядно отравить удовольствие встречи с греческой мифологией). По Миллер он не морское божество, как пишут в интернетах, а простой рыбак, которого девушка встречает во время одинокой прогулки. Подружившись с красивым юношей, она решает исполнить его заветное желание сделаться богом. И это первый случай, когда способности Цирцеи служить инструментом трансформации обретают материальное выражение. Потому что опыт блестяще удается. Сама то она убеждена, что дело в волшебной траве, но нам ясно - секрет в ней самой.

Вскоре, после того, как ставший морским богом Главк влюбляется в потаскушку Скиллу (редкой красоты нимфу, в ревнивом ослеплении превращенную Цирцеей в многоголовое чудище, помните Сциллу и Харибду?), это становится ясно и прочим богам. Держать в непосредственной близости от себя бомбу с часовым механизмом никому не хочется и Зевс приказывает Гелиосу отослать дочь на остров, затерянный в океане. Так начинается ее одинокая жизнь с просторным сараем в качестве жилья и полным наличием отсутствия пропитанных шпал. Ну, то есть, у девушки в запасе бесконечное количество времени, она не болеет, и может сколько угодно практиковаться в домоводстве, а также навыках приручения и одомашнивания - кое-какая живность на острове имеется.

Интересная книга. С героиней столько всего случится, со столькими великими смертными она сведет знакомство, хотя покинет остров лишь однажды, чтобы помочь сестре Пасифае с рождением Минотавра - та пришлет за чародейкой-сестрой мастера Дедала (позже он построит лабиринт. куда замкнут чудовище, и смастерит крылья из воска и перьев: сам спасется, а сын его Икар погибнет). Цирцея полюбит племянницу Ариадну и будет переживать горькую судьбу бедняжки, похищенной и преданной Дионисом. Она вообще привязчива к смертным и не делает, подобно другим олимпийцам, больших различий между ними и собой.

А там ведь еще будут Медея с Ясоном. И Одиссей. И Пенелопа с Телемахом - сводным братом которого привезет на остров Телегон. И предложение Зевса Телемаху, сыну Одиссея, стать основателем великой династии, озвученное Гермесом. Предложение из числа тех, от которых не отказываются. Но Телемах откажется ради любви к ней, а примет Телегон. В общем, столько всего накручено. Надеюсь, что книгу переведут, она того стоит.

Источник

Мадленн Миллер. Цирцея

Сразу оговорюсь - оценку немного натянула. Во-первых, за возможность освежить в памяти или вообще впервые узнать некоторые детали об известных, а также о не самых популярных нынче персонажах древнегреческих мифов и легенд - богах, полубогах и простых смертных. Во-вторых, за авторские версии нескольких мифов в духе "как это было": история чудовища Сциллы (которая бесчинствовала по соседству с жутким водоворотом Харибдой), рождение Минотавра, Одиссей после возвращения на Итаку и другие. В третьих - за самую последнюю главу.

Что не понравилось:
- Повествование от первого лица (от лица Цирцеи). Ну, не люблю я когда современные авторы делают рассказчиками на протяжении всего произведения богов или богинь - хочется некоторой дистанции, тайны, а не подробной картины того, что делалось в их головах во время описываемых событий. (Вот в "Песне Ахилла" такой ход воспринимается хорошо, поскольку рассказчик - смертный. Даже было интересно, как автор будет выкручиваться в финале, ведь читателю заведомо известно, что Патрокл погиб раньше Ахилла, и после его гибели происходило много очень важных событий.)

- Прямое следствие предыдущего "фи" - на протяжении почти всего чтения (за минусом самой последней главы, как это ни покажется странным) мне хотелось дать роману подзаголовок "Жила-была одна баба". Получилась долгая-долгая (не по числу реальных страниц, а по моим субъективным ощущениям) и местами довольно затянутая история одной из дочерей титана Гелиоса, которую никто не любил в детстве (ни папа с мамой, ни сестры с братьями, ни прочие родственники), которой не повезло с первой любовью, которая неудачно отомстила и была за то наказана, о ее дальнейших отношениях с родственниками, новыми любовниками, первая беременность, трудности воспитания ребенка и так далее, и так далее, на протяжении нескольких сотен лет (напоминаю, у героини в жилах течет не кровь, а ихор). То есть, всё как у людей - ну, или почти всё, - но поскольку героиня - не простая смертная, то временами становилось скучновато, потому что было непонятно, ради чего все эти подробности и почти беспробудный ангст. Повторюсь, та же история воспринималась бы с большим интересом, если бы повествование велось от третьего лица.

Прочитано в рамках игр ФФантGame, "Книжное путешествие" и "Школьная вселенная"

Источник

Мэдлин Миллер разбила сердечки с помощью TSOA , а сейчас вернулась с очередным ретеллингом из греческой мифологии и ни капли не разочаровала. Надеюсь, она продолжит их писать, т.к. язык у нее один из моих самых любимых, а сами книги интересны.
Я очень люблю "нравственно-серых" персонажей и именно такой нам Миллер представляет Цирцею. Цирцея жестока и цинична, саркастична и одинока, но ею все равно очень проникаешься. Являясь богиней, дочью титана, Цирцея все равно очень человечна. На протяжении всей книги мы следим за развитием персонажа и развитие здесь действительно есть. Миллер не нравилось как Цирцея была показана в Одиссее, поэтому она и решила написать эту книгу, и получилось это очень красиво. Цирцея в этой книге - очень сильный персонаж, за кем безумно интересно наблюдать. (а как она превращала мужчин в свиней

Женщина, которая знала себя

Одиссей. Минотавр, Дедал и Икар. Ясон, Медея и Золотое руно. Гелиос. Скилла и Харибда. Титаны и боги Олимпа. Всех их, оказывается, связывает Кирка. Богиня, о которой ты слышал краем уха, если вообще слышал. В моих детских книжках о древнегреческой мифологии писали про Одиссея, но не про гордую ведьму со своей сложной историей, которая помогала ему. Кстати, это не Одиссей, это она придумала, как ему обойти сирен. Хотя в самой мифологии, ясное дело, её история не такая красивая и отшлифованная, как в романе.

Если верить приписке в конце "Кирки", первый роман Миллер, "Песнь Ахиллеса", уже переведен на 25 языков. Но русский - не один из них. Так вот, если когда-нибудь Миллер будут переводить на русский, я очень обрадуюсь, если Кирку в переводе так и будут звать Киркой, а не Цирцеей. Цирцея, конечно, благозвучнее, величественнее. Латинизированная форма, для русского уха - почти "царица". Чем не имя для колдуньи и владычицы мистического острова Ээи.

Но Кирка - это буквально "сокол". Это персонаж, чье имя на русском вызывает шутливую ассоциацию с шахтерским инструментом. Это женщина, которая сама стала себе инструментом, сама себя выковала и отполировала. Богиня из неё никакая: у Кирки нет сверхъестественных сил, хотя она - дочь бога Солнца и океаниды. Зато у неё есть недюжинная воля, есть травы и настойки - это и приводит Кирку к колдовству.

Имена её родни: Перса, Перс, Пасифая, Ээт, Гелиос. Вот они - царственные и величественные боги. Но Кирка - другая; всегда знала, что она другая, только сначала она тяготилась этим, а затем создала свой собственный, другой мир, пускай и небольшой. "Not all gods need be the same" - наставление, которое дается ей в самом начале.

"Ah. It was a guess. Something Odysseus said about you once."
"Which was?"
"That he had never met a god who enjoyed their divinity less."

Единственное, что лично мне не понравилось: в "Кирке" нет, так сказать, долгосрочного "обещания". То есть: нет конструкции, когда в начале истории мы узнаем, что у ГГ есть некий "квест"/"мечта", и в конце автор "обещает" рассказать нам, чем в итоге кончится квест, как реализуется мечта. Мы заинтересовывается и читаем дальше, пробираясь сквозь краткосрочные "обещания" - когда нам обещают показать, как закончится тот или иной напряженный эпизод.

Роман с первых страниц затягивает, завораживает эстетикой божественного и древнегреческого, но ты читаешь, и думаешь: окей, вот есть у нас Кирка, и её родня, и происходят всякие интересные события, и... стоп, а куда всё это катится, к чему всё это ведет? Просто к встрече с Одиссеем, ведь Кирка известна прежде всего из-за неё? Или это просто история её жизни от начала до конца? В чем суть, цель, смысл?

Например, в "Песни Ахиллеса" конструкция "долгосрочного обещания" есть. И она работает, хотя это почти парадокс, потому что каждый второй помнит, чем всё кончилось. Ахиллесу дают выбор: прожить долгую, спокойную, никем не замеченную жизнь, или умереть как герой в зените славы. Он выбирает второе, хотя мать не раз умоляет его передумать, и в начале, и в конце романа.

Но ты читаешь и думаешь: господи, я отлично знаю, что случилось с Ахиллесом, но как всё обернется в этот раз, в этой интерпретации?! И этот вопрос заставляет пережить описания десяти лет войны. Миллер их смягчила, сократила и увлекла, как могла. Но когда читаешь эти описания, воображаешь себе авторский отголосок: "боже. Ну вот и что. Они делали там. Десять. Лет? Что мне описать, и как?".

В "Кирке", кстати, та же проблема с описаниями. (Но ни в коем случае не с языком, язык, я считаю, идеальный: яркий, ёмкий, лаконичный, без излишеств). Только здесь - природа. Природа всюду, и она божественно красива, всё яркое и сочное и после дождя трава серебром тяжелеет под ногами героини. Мне нравится. Это замечательно, и почти всегда природа отражает изменения сюжета, как и следует. Но это замечательно первые сто раз, и под конец тебя начинают злить те редкие места-исключения, где природа описана ради красочности или для поддержания ритма в диалоге.

И, в отличие от "Песни", таймлайн "Кирки" - несколько веков (минимум три, а в конце упоминается, что миновала "тысяча поколений"). Тут ещё сложнее увлечь и адекватно ответить на вопрос: "что она всё это время делала на острове?". Увлечь удается уже не всегда. Мне показалось, что роману очень не хватило того самого "долгосрочного обещания" - некоторые истории отлично справляются и без него, но, видимо, не в этом случае. Кирке будто не хватило мечты, не хватило внутреннего двигателя-мотивации.

В самом конце оказывается, пожалуй, что мечта у неё была, но она была так глубоко зарыта между строк, зарыта ещё в самом начале, что... ты её не видишь. Принимаешь золотую крупицу за блестяшку. Может, это я недоглядела. Но героиня фактически сама под конец "откапывает" в себе эту мечту, когда наставление из самого начала звучит во второй раз, в других обстоятельствах, когда она уже может на деле последовать этому наставлению. Раскапывается загадка всех времен и народов, которая мучает каждого из нас: "кто же я такой на самом деле?".

Первые две сюжетные линии казались мне частью ненавязчивого путешествия: Кирку просто бросает из одного интересного события в другое, и между делом она становится колдуньей. А ещё я полромана ждала Одиссея. Когда Одиссей таки появляется, ожидание окупается с лихвой, и это классно. Но... вот в романе его описывают как человека, при появлении которого меркнет весь остальной мир, - и это же происходит с самим романом! Как только появился Одиссей, началась такая вкусная сюжетная линия, что последние главы я читала 9 часов кряду, еле-еле отрываясь на еду-воду-отдых. И уже смутно помнила, что было до Одиссея.

Но вот уж в чем Миллер не откажешь: ружья Чехова тут расставлены очень классно и незаметно. В конце их выстрелило так много, что я орала про себя: "эта женщина палит лучше любого стрелка!". Что, показалось, будто сюжетные линии до Одиссея - блестяшка? Ан нет. Вот они, последствия и отголоски. Долго пришлось ждать, но вот они!

И ещё кое-что. Я думала, вдруг это будет насквозь феминистическая книга, "про женщин и для женщин" - не в лучшем смысле слова, а в... другом. В том смысле, который имеет идеологизированную, политическую и порой мужененавистическую подоплеку. Но нет, это просто хорошая и сильная книга, удивительно реалистичная и человечная, несмотря на количество обитающих в ней богов. Жалко, что мне не попадалось таких книг и таких женских персонажей в более раннем возрасте.

Есть увлекательные книги про мужчин, сюжет которых бы существенно не изменился и ничего бы не потерял, если бы история была про женщину. И кстати, как нам вписать в книгу женщину? Конечно же, постоянно напоминать читателю про тонкость, легкость, кокетливость, страстность во всех проявлениях. Нужное и "традиционно женственное" слово подчеркнуть в зависимости от образа. Даже если она "бой-баба" или "пацанка" - напомнить про архетип, подчеркнуть, как она со своей "пацанистостью" отклоняется от норм и ожиданий.

Что в "Кирке"? Ничего подобного. Более того, крайне редко упоминается её внешность или телесность. Вот, каких выдуманных женщин мне не хватало всё это время. Женщин, которые прежде всего люди, вообще-то. Они просто живут, существуют и проживают свои интересные истории, так же, как и мужчины. Они не являются частью противостояния двух стереотипных наборов: "традиционно женских" и "традиционно мужских" характеристик, потому что в реальности люди - это не детальки одного набора, а существа, которые вбирают в себя всё самое невероятное и порой несовместимое, вбирают в себя детальки всех мыслимых и немыслимых наборов.

Два раза упоминаются волосы Кирки (один раз - в конце, и я аж подпрыгнула - "что, волосы? Ах да, у Кирки же есть волосы!") и два-три раза упоминается её платье/одежды. Один раз нам описывают ситуацию, когда она насильно пытается изображать "женское обаяние", чтобы разузнать чужие секреты. Всё. Хотя, погодите, тут тема материнства пробегала. Какие возникают первые ассоциации? "Дети - цветы жизни" и "семейное счастье" против "вонючих пеленок" и "бессонных ночей"?

Но знаете, что было у Кирки? "I did not go easy to motherhood. I faced it as soldiers face their enemies, girded and braced, sword up against coming blows". Встречала материнство, как солдат - врага. Может, то же самое было и у Миллер. Оказывается, после написания "Песни" у неё появилось двое детей. Когда я читала, то думала, что у неё нет детей, и не могла поверить, что это написала бездетная женщина. У Кирки была правдивость, было то, во что веришь, даже если ты далек от материнства, как от луны.

A true-made bow, Odysseus had called her. A fixed star. A woman who knew herself.

Это сказано не о Кирке, но именно такой она становится в конце. Мне очень понравилась концовка. А точнее - именно композиционный прием в концовке. Постараюсь описать так бесспойлерно и туманно, как только смогу.

Застаем сцену: Кирка вот-вот решится на шаг, который изменит её судьбу. Только она не знает наверняка, что в какую сторону. Следом нам описывают то, что могло бы быть, описывают концовку, в которую ты готов поверить, и о её реальности тебе намекает перемена времен в тексте: будущее время сменяется настоящим; но затем нас возвращают в момент, когда Кирка вот-вот решится. И показывают, как она решается, бросается в сомнение. Конец.

Зачем Миллер описала всё в такой последовательности? Будь это какая-то другая книга, я бы разбушевалась от негодования. Что за клиффхангер! Так нечестно, я уже поверила в будущее, которое нам описали! Почему нельзя было оставить всё так, зачем возвращать читателя в настоящее?!

А потом я поняла. Это ты, читатель, сомневаешься. И это Кирка сомневалась в будущем всю свою жизнь. Дрожала и пресмыкалась. Но она прошла путь от покорного, незаметного комочка под локтем своего отца-Солнца до Золотой ведьмы, которая смотрела в глаза богам Олимпа, противостояла им в одиночку и победила не одно чудовище.

И после всего этого она видит как никогда ясно. Даже если она ВДРУГ ошибается, идя на этот шаг (что на вряд ли, учитывая её пророческий дар) - другой судьбы она не примет. Та "другая судьба", судьба богов - то, от чего она бежала с первых страниц. Поэтому она ныряет с головой в то, что кажется тебе сомнением. У неё сомнений нет, она наконец-то знает себя - и она уже создала свою судьбу, которая промелькнула перед тобой двумя абзацами ранее. А ты, читатель, - и вот она, одна из многих моралей романа, - никогда не сомневайся, что способен на то же самое.

Боги - противоположность смерти.

Тот случай, когда шаблоны мифа оказались тесны, и на свет появилась новая Цирцея. Не столь однозначная и противненькая, как ей полагалось быть.
Жила была дочь Солнца. Одна беда - неудавшаяся. Не особо красивая, не особо божественная. Чего ее замечать, решили родители. Ну, дальше и покатилось.
Сначала пустота и глупость окружающих богов и божков, потом - первая любовь, со всеми вытекающими, потом - разменная пешка в политической игре. А дальше изгнание, одиночество, шаткость положения и т. д. и т. п. В общем, давайте будем честными - обычная женская судьба.

Автор не пытается давить на жалость, не выпячивает какие-то проблемы "слишком". Хотя пунктиром дает многие актуальные темы. Но без драмы, надрыва. Может быть именно этим многих и раздражает?

Ну, то есть вот приехали к Цирцее на остров моряки. Голодные, холодные. Она их накормила, напоила, встретила как родных. А те поели, отдохнули и давай выяснять, есть ли мужик при ней. Нет? Отлично! Сейчас мы как развлечемся, богиня, не богиня, она ж не Афина, значит вреда не будет, само все заживёт. А Цирцея -оп- и превратила их в то, чем им быть положено. И все. Никаких драм и соплей. Смыла кровушку с рук и пошла дальше.

Казалось бы, проблема в чем? В обиде на то, что она сама с обидчиками разобралась? В мифе-то именно с этим и осталась. Жуткая ведьма. Бууу

Дальше все близко к тексту мифа и реалиям. Одиессей, забредший на огонёк, одинокое материнство, жуткий страх за свое дитя и болезненная сепарация. И только потом шанс познанть какая ты настоящая. Да, некоторые сразу себя знают, а у кого-то шанс на познание выдается только через столетия. У каждого свой путь.

Но автор слишком добра. Потому что мы-то (если заглянем в Википедию) знаем, что ждет Цирцею вререди. А вот Цирцея не знает. И Миллер бережно останавливает ее в той точке, у которой еще можно поверить в счастливый конец.

Может быть так лучше. Хотя вот ща эту концовку я балл и снимаю. Красиво, честно, но не жизненно.

Я не дождалась перевода, на английском текст очень красивый и читается легко. И как современный роман, и как легенда от Куна одновременно.