рядом с Генрихом стояла и угрюмо смотрела на мир полусонная Луиза. Весь ее внешний вид как будто предупреждал: «Я беременная, злая, не выспавшаяся. Мне все можно. Рискнете довести — сильно пожалеете».
Он видел эту пьесу уже третий раз, пусть и в другом исполнении, но сюжет прекрасно знал. А игра актеров… Да сдалась она ему. В театре Генрих обычно появлялся, чтобы покрасоваться перед другими аристократами.
Черные полусапожки, сверху — шуба из натурального меха, переливавшаяся синим цветом, на голову — капор, и Ира готова была покорять местное общество.
Общество покорилось чересчур легко, заставив Иру задуматься о двойных стандартах, чинопочитании и преклонении перед теми, кто стоял на социальной лестнице выше тебя.
как известно, «у всех проблем одно начало — сидела женщина, скучала».
— Не могли подольше здесь пробыть, — ворчал он, когда пришла пора возвращаться порталом домой, — хотя бы на пару недель задержаться.
— Пап, тебя мама забудет, — хмыкнул Генрих.
— Зато пользу империи принесу, — отрезал отец.
— Мам, — Ира качнула головой, — не забывай, пожалуйста, что я прожила на Земле тридцать с плюсом лет, долгое время проработала в школе и тоже умею манипулировать.
— Она разорвала нашу помолвку! Отказалась выходить за меня! Она. Мне. Отказала!
— Почему?
— Это я у тебя должен спросить, почему?! Что ты такого вчера ей рассказала?!
— Правду. Что вы, мужики, на них постоянно ездите. И мешаете их самовыражению.
— Моя невеста уже заинтересованно посматривает в ее сторону. Хочет быть такой же. А девушка должна быть тихой, слабой, нежной!
драконы были известными лицемерами и лгали так же спокойно, как и дышали.
Ира упорно цепляла на лицо выражение «Я девочка простушка, не ждите от меня ничего умного».
Отец учил Генриха лет с пяти: не стоит обижать девочек, к какой бы расе они ни принадлежали. Оскорбленная дама женского пола любого возраста способна на любую, самую изощренную, месть
— Так мы и не крестьяне, чтобы жить в лачугах, — вернул шпильку Генрих.
— О да. Вы — не крестьяне. Вы — нахлебники. Революции на вас нет.