Ужин «порадовал» жидкой овсянкой и ржаной краюшкой. – С такими харчами скоро не волки нас, а мы их жрать пойдем
И мнение окружающих их не то чтобы не интересовало, просто гномы были искренне уверены, что и все остальные в восторге. А кто не в восторге, тот… эльф!
— За что ты извиняешься? — тихо спросил он, — вот, Бездна… как же ты жила здесь, что извиняешься за то, что умираешь?
Мне уже и книжки дали. Некоторые интересные, с картинками, а другие – заумные, жуть! Ни словечка не понимаю. Там все слова такие… Ну вот как вы иногда говорите. Ничегошеньки не понятно и хочется в глаз дать!
Не важно, во что ты веришь, а важно, для чего тебе твоя вера.
Я боялась его до жути. И боялась себя рядом с ним.
— А я проснулась вот…Решила спуститься, чай выпить, — не знаю зачем пояснила я. Арххаррион все так же молча рассматривал свою кружку, и неожиданно я разозлилась.
— Слушай, что так трудно просто ответить? Сказать: да, Ветряна, и тебе блага, чай возьми вон там!
Он поднял на меня удивленные глаза. Хмыкнул.
— Да, Ветряна, — сказал демон, — и тебе блага. Чай возьми вон там.
— Где?
— Я откуда знаю?
Если не хочешь видеть Тьму, просто посмотри на свет
- Что нас губит быстрее всего? - Любовь и вера! - Что нас спасёт, когда нет спасения? - То же самое...
Тьма живет в каждом из нас
…Я люблю боль. Иногда свою, чаще — чужую. Вам страшно? Напрасно. Боль естественна. Она гораздо естественнее, чем приторное счастье, в которое все вы так стремитесь окунуться. Счастье, спокойствие, благополучие… иллюзии. Подмена реальности. Сладкие конфетки для разума, который знает, чего хочет на самом деле. Сколько минут в своей жизни вы были счастливы? О, я даже не спрашиваю о часах. Минут. Мгновений. Малюсеньких, утекающих сквозь пальцы крупинок времени.
Два десятка? Один?
А были ли?
Белая кожа светилась, а золотые веснушки на плечах и спине хотелось тронуть губами, лизнуть, как коричневый сахар на ванильном пирожном.
-Это что?-ткнул пальцем. -Это кот, - радостно объявила девчонка, высовываясь на терассу. - Он сам сегодня пришел! Красивый, да? Я посмотрел на кота, кот - на меня. Мы друг другу не понравились.
- Софи, я ведь говорил, что люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой? И что я никогда и никому тебя не отдам? - А? - ошарашенно заморгала я. - Нет?- мужчина почесал затылок.- Ну, не говорил, и ладно. К тому же ты готовишь отвратительное жаркое. Так что надо еще подумать...
"Вот только мои идеалы оказались ложными, - буркнула я. - Ты был прав, Сверр. Я считала конфедератов цивилизованными, но это ошибка. Мы не смогли победить жадность и жестокость. Мы не стали человечнее и гуманнее. Уровень цивилизации не должен измеряться машинами для убийства. Если вся суть нашего прогресса - это все более изощренные способы завоевания и истребления, то никакой это не прогресс… а мы всего лишь варвары."
Но Ева хотела летающие статуи, значит, они полетят, чего бы мне это не стоило!
Но Ева хотела летающие статуи, значит, они полетят, чего бы мне это не стоило!
Но Ева хотела летающие статуи, значит, они полетят, чего бы мне это не стоило!
Порой, счастье- это совсем просто, правда, осознаем это мы тогда, когда простое становится недоступным.
жизнь похожа на продажную девку, что заманивает путников в придорожной таверне. Обещает наслаждение и небеса, а на деле отдает лишь потасканное тело, да еще и спрашивает за это плату. Да и продается всякому, кто сильнее или у кого кошель толще. И нет никакой любви в этой шлюхе – жизни.
власть и милосердие плохо сочетаются.
Только глупцы и трусы говорят о том, что хотят сделать. Глупцы от бестолкового благородства. Трусы в надежде, что бить не придется.
– Я пришлю тебе новое платье, раяна. Поднялся, поднимая с пола свою одежду. Новое платье? Пришли мне новое сердце, аид. Старое ты искромсал в клочья.
«Ты ведь не умеешь наполовину, не умеешь вполсилы. И тебе будет в тысячи раз больнее, чем мне! Любить – больно, правда, аид? Во сто крат больнее твоего ножа… Ты будешь мучиться от этой любви, пока не подохнешь, слышишь! Потому что та, о ком ты думаешь, никогда не будет твоей!»
«Он видел ее разной. Но смеющейся? Вот такой — никогда. И он любовался ею — такой. Смотрел, не в силах даже отвести взгляд. Хмурился от того, что она стояла босая на холодном камне. Мрачнел от того, что его это настолько беспокоит. И чувствовал себя счастливым, понимая, что смог заставить ее смеяться»