В 1922 году, когда из России были изгнаны лучшие ее умы, выдающийся русский философ Густав Шпет отказался покинуть страну на так называемом «философским пароходе». В 1937-м он поплатился за это жизнью. Его младшая дочь Марина родилась в 1916-м. На ее долю выпали все тяготы эпохи, но два десятилетия рядом с отцом она вспоминает как праздник. Ученик Гуссерля, блестящий мыслитель, эрудит и неподражаемый собеседник, Шпет дружил с Андреем Белым, Качаловым, Москвиным, Балтрушайтисом, Щусевым, Пильняком, в доме собирался цвет интеллигенции. Эта книга не просто воспоминания, а никогда не прекращающийся диалог дочери с отцом, расстрелянным, когда ей был двадцать один год. В ее рассказе проходит жизнь нескольких поколений семьи, где среди предков были Гучковы, Зилоти, Рахманиновы, а среди родственников Екатерина Максимова и Борис Пастернак. Режиссер Елена Якович, автор фильмов об Иосифе Бродском, Василии Гроссмане, Сергее Довлатове, создала эту книгу по своему фильму «Дочь философа Шпета» и тридцатичасовой записи бесед с 96-летней Мариной Густавовной Шторх, чья удивительная память и богатейший архив писем и фотографий сохранили в подробностях эту уникальную часть истории ХХ века.
Книга получилась о том, как изгоняли интеллект из России. И о том, как он сопротивлялся доступными лишь ему, интеллекту, способами.
В том числе – памятью культуры.
От своего отца Марина Густавовна унаследовала гениальную память, её рассказ пересыпан фамилиями известных людей, переплетённых родственными и дружескими узами с семейством Гучковых-Шпетов: Рахманиновы, Зилоти, Гучковы, Сатины, Третьяковы, Мамонтовы, Морозовы… Семейная история полна как трагических, так и занимательных, а иногда анекдотических случаев.
А за всем этим вырисовывается история Москвы того времени - старинными особняками и новыми застройками, праздниками и буднями, рассказчица обращает внимание на детали быта и времени.
Удивительно звучат сейчас те названия, например, школа «Опытно-показательная станция Наркомпроса имени Карла Маркса» (школьницы упростили до «Карла-Марла»).
Условно воспоминания можно разделить на три части: 1) родословная Марины Густавовны (особенно богатые материалы по материнской линии); 2) биография Густава Шпета; 3) история жизни Марины Шторх.
Большая часть воспоминаний посвящена отцу. Густав Шпет (на самом деле фамилия писалась с двойным Т, но философ не признавал удвоенных согласных и сократил на одну букву) знал девятнадцать языков, мечтал стать математиком, поступил на физико-математический факультет Киевского университета Святого Владимира, но быстро увлекся марксизмом и вскоре был арестован. В Москву перебрался вместе с Георгием Челпановым, будущим основателем и первым директором Московского психологического института на правах любимого ученика. Преподавал, читал лекции, у него это получалось зажигательно и увлекательно. Его остроумные обыгрывания и переделки неоднозначных слов и выражений гуляли по всей Москве. Марина Густавовна приводит в пример несколько таких каламбуров: Бердяев, известный философ, стал Белибердяевым ("Ну, он же больше литератор, чем философ. Поэтому он Белибердяев"); профессор Павел Сергеевич Попов - "скукиным сыном" (из-за излишне обстоятельной речи)...
Учёба, работа, лекции, друзья, ссылка, лагерь, расстрел... Подобными вехами обозначены пути многих умных и талантливых людей того времени. В рассказе Марины Густавовны нет тех жалоб, которые обычно встречаются у родственников репрессированных, намёков на боязнь окружающих сказать хоть слово в защиту невиновного. Шпета защищали все. И подписи собирали, и жена с родственниками не отрекались, есть письмо Народного артиста СССР В. Качалова в защиту философа. Дочь называет многие имена, кто помогал и поддерживал.
Никто из друзей нас не покинул. К нам не только мамины друзья продолжали приходить, но и папины. Все папины ученики нас навещали.
Непростая судьба, сложные времена, ложное обвинение - темы. которые могли привнести в книгу горечь и жёлчь. В рассказе дочери философа Шпета нет обвинения, осуждения, злобы. В её словах чувствовалась гордость, любовь, уважение, благодарность.
Книга не ограничивается словесными воспоминаниями, к ним прилагается настоящий фотоархив, десятки фотографий с подписями из текста. Признаюсь, несколько раз пересматривала каждую из них.
Книга прочитана в игре Новая рулетка (кхк).
Спасибо за совет oolgaa
Книга получилась о том, как изгоняли интеллект из России. И о том, как он сопротивлялся доступными лишь ему, интеллекту, способами.
В том числе – памятью культуры.
От своего отца Марина Густавовна унаследовала гениальную память, её рассказ пересыпан фамилиями известных людей, переплетённых родственными и дружескими узами с семейством Гучковых-Шпетов: Рахманиновы, Зилоти, Гучковы, Сатины, Третьяковы, Мамонтовы, Морозовы… Семейная история полна как трагических, так и занимательных, а иногда анекдотических случаев.
А за всем этим вырисовывается история Москвы того времени - старинными особняками и новыми застройками, праздниками и буднями, рассказчица обращает внимание на детали быта и времени.
Удивительно звучат сейчас те названия, например, школа «Опытно-показательная станция Наркомпроса имени Карла Маркса» (школьницы упростили до «Карла-Марла»).
Условно воспоминания можно разделить на три части: 1) родословная Марины Густавовны (особенно богатые материалы по материнской линии); 2) биография Густава Шпета; 3) история жизни Марины Шторх.
Большая часть воспоминаний посвящена отцу. Густав Шпет (на самом деле фамилия писалась с двойным Т, но философ не признавал удвоенных согласных и сократил на одну букву) знал девятнадцать языков, мечтал стать математиком, поступил на физико-математический факультет Киевского университета Святого Владимира, но быстро увлекся марксизмом и вскоре был арестован. В Москву перебрался вместе с Георгием Челпановым, будущим основателем и первым директором Московского психологического института на правах любимого ученика. Преподавал, читал лекции, у него это получалось зажигательно и увлекательно. Его остроумные обыгрывания и переделки неоднозначных слов и выражений гуляли по всей Москве. Марина Густавовна приводит в пример несколько таких каламбуров: Бердяев, известный философ, стал Белибердяевым ("Ну, он же больше литератор, чем философ. Поэтому он Белибердяев"); профессор Павел Сергеевич Попов - "скукиным сыном" (из-за излишне обстоятельной речи)...
Учёба, работа, лекции, друзья, ссылка, лагерь, расстрел... Подобными вехами обозначены пути многих умных и талантливых людей того времени. В рассказе Марины Густавовны нет тех жалоб, которые обычно встречаются у родственников репрессированных, намёков на боязнь окружающих сказать хоть слово в защиту невиновного. Шпета защищали все. И подписи собирали, и жена с родственниками не отрекались, есть письмо Народного артиста СССР В. Качалова в защиту философа. Дочь называет многие имена, кто помогал и поддерживал.
Никто из друзей нас не покинул. К нам не только мамины друзья продолжали приходить, но и папины. Все папины ученики нас навещали.
Непростая судьба, сложные времена, ложное обвинение - темы. которые могли привнести в книгу горечь и жёлчь. В рассказе дочери философа Шпета нет обвинения, осуждения, злобы. В её словах чувствовалась гордость, любовь, уважение, благодарность.
Книга не ограничивается словесными воспоминаниями, к ним прилагается настоящий фотоархив, десятки фотографий с подписями из текста. Признаюсь, несколько раз пересматривала каждую из них.
Книга прочитана в игре Новая рулетка (кхк).
Спасибо за совет oolgaa
Мне кажется, что передо мной контурная карта целой эпохи. Только вместо городов, областей, рек и озер, на ней судьбы людей, переплетенные между собой, и если следовать едва заметным пунктирным линиям, можно проследить связь. Каждая книга мемуаров или биографий, что я читаю последний год, заполняет свой участок черно-белой карты... Серебряный век, который был для меня когда-то белым пятном, оживает и наполняется красками. И кровавые 30-е годы, репрессии и ссылки, обретают очертания конкретных людей и их тяжелых судеб.
Воспоминания дочери философа Шпета, Марины Густавовны Шторх уникальны. И не только благодаря такой родословной, знаменитым друзьям дома и личным знакомствам. Но прежде всего ее потрясающе ясной памяти. Эта книга писалась, когда Марине Густавовне Шторх было 96 лет, а она так ясно и отчетливо помнила свое детство, юность, всех друзей отца, Вторую Мировую войну, да даже фамилии одноклассников! Это невероятно. Я сейчас, спустя 17 лет после окончания школы, не помню и половины класса. Поэтому меня поражает такой ясный ум, такие мелкие детали. Судьба этой женщины – воплощение судьбы целого поколения, и она рассказала все, что помнила о тех событиях и тех людях.
Но, безусловно, книга в первую очередь об отце. Об уникальном человеке, который знал 19 языков, который добился всемирного признания, которому поклонялись целые поколения, который внес неценимый вклад в отечественную философию. Незаконнорожденный сын польской разорившейся дворянской семьи. Его воспитывала одна мать, которая упорно отвергала все предложения замужества, и занималась шитьем, чтобы прокормить и воспитать своего талантливого сына. Во все времена это было не просто – получить хорошее образование, пробиться в жизни не имея ни денег, ни связей. Такие люди вновь и вновь доказывают, что человек способен на все, было бы желание и устремления.
История детства Марины Густавовны одна из моих самых любимых частей, наравне с историей о знакомстве ее родителей. Дочь философа помнит, какие эксперименты проводились в школах 20-х годов, какие предметы изучались и как школы расформировывали и «улучшали». Она помнит удивительных гостей, бывавших у них дома, начиная с личного «курьера» самого Ленина, и заканчивая Качаловым, Щусевым, Пильняком и многих других. Многочисленное потомство философа Шпета так или иначе упоминается в книге. И знаменитая Екатерина Максимова, и Елена Владимировна Пастернак, которая вышла замуж за сына знаменитого писателя, и физик Михаил Поливанов… Марина Густавовна помнит не только знаменитостей, но и простых людей, которые приютили и оказали поддержку ее отцу в ссылке, в Енисейске и Томске. Прошлое в этой книге состоит не только из блестящих и известных имен, но и незаметных, непримечательных людей, которые проявили человечность и мужество в тяжелые времена.
Эта маленькая книга, чуть больше двухсот страниц, читается в считанные часы, но оставляет глубокий след, и заполняет сразу множество белых пятен на моей контурной карте целой эпохи. Эта история из числа тех, в которых боишься пропустить хоть одно слово. Эта книга воспоминаний женщины, которая прожила 101 год, и успела поделиться своим прошлым с нами. Это надо ценить.
Все десять лет мы ждали папу.
Очень люблю книги о жизни людей в довоенное время в наших столицах, постоянно путаюсь в географии домов и улиц, но от этого книги, сами люди и события только набирают вес и значимость в моих глазах.
Странно автором книги видеть Елену Якович, потому что на протяжении всего повествования вещает исключительно Марина Шпет - дочь философа Шпета. Елена Якович - благодарный слушатель и автор идеи, а первоначально, как и в случае с Лилей Лунгиной, беседы двух дам затевались ради съемок фильма; позднее вышла эта замечательная книга - полный вариант рассказа Марины Шпет о жизни своей семьи.
С жизнью и бытом современных философов я знакома только благодаря одному блогу, который читаю уже около пяти лет: один философ живет на антидепрессантах, читает лекции, ведет активную жизнь.
Ничего другого я о них не знала, тем интереснее было посмотреть глазами дочери великого Густава Шпета на их жизнь, отношения в семье и с друзьями.
Уникальные детали быта, одежды, телеграфной переписки, системы образования нашей страны с начала века и до 30х годов.
Про ВОВ - без слезного надрыва и истерик, и вместе с тем пронзительно. Двухлетняя девочка, которая ела лепешки из картофельных очисток и запомнила это на всю жизнь - это великая балерина Екатерина Максимова.
Шпет, гений, который, наверное, исходил весь Томск в тяжелых думах и страдал без работы.
И женщины, которые пронесли весь 20 век через себя - встретить у себя дома весь свет Москвы, создать уют Густаву, собрать посылку в Сибирь и ждать его вопреки всему.
Очень тяжелая в психологическом и душевном плане была жизнь у Марины Шпет (к слову, она жива до сих пор). И то, как она обо всем этом рассказывает - хочется просто обнять человека.
Потому что случись подобное со мной - я бы просто начала убивать за своего отца или бы тихо и мирно сошла с ума. А в ней чувствуется стержень и прямая спина - она всё помнит и просто рассказывает об этом.
Но я-то знаю, что время не лечит, время просто нас меняет.
В общем, потрясающая книга получилась, еще одно огромное спасибо Corpus.
1. Когда-то, еще в школе, помню свое удивление от прочтения романа Константина Симонова "Живые и мертвые". Поразило чудесное (спасительное и всегда неожиданное) пересечение сюжетных линий и героев. Это казалось неуместным в серьезном произведении, претендующем на реалистичность. Ведь в жизни так не бывает!
2. Этот тезис полностью опрокинула книга Елены Якович "Дочь философа Шпета". В книге представлена сборка тридцатичасовых бесед с Мариной Густавовной Шторх дочерью Густава Густавовича Шпета. Его перевод гегелевской "Феноменологии духа" мне рекомендовал почитать один современный философ, ссылаясь на то, что Шпет сам философ и хорошо знал немецкий язык. А другой современный философ наоборот отговаривал. По его мнению Густав Густавович не любил Гегеля и поэтому многое напутал. Но это все нисколько не умоляет чудесность истории семьи Шпета.
3. Линия жизни Шпета и его близких пересеклась со многими выдающимися людьми начала 20 века: философами, художниками, артистами, писателями, поэтами. Поражают уже одни только родственные связи: Гучковы, Зилоти, Рахманиновы, Пастернаки. Кроме того, будучи талантливым и активным человеком, Шпет встречается, дружит, работает кажется со всеми персонажами русской философии и культуры Серебряного века. Есть яркие примеры чудесных совпадений. Проживая еще в Киеве, он преподавал в школе и его ученицей была Анна Ахматова. А когда Шпет переехал в Москву, то служил в Алферовской гимназии, где училась Марина Цветаева.
4. Ретроспективно яркость судьбы часто подчеркивается трагичностью ее окончания. Молодое советское государство не могло справиться с инакомыслием иначе чем расстрелами и высылками. "Философский пароход" ознаменовал закат русской философской мысли. Шпет, будучи знакомым с Луначарским, добился, чтобы его исключили из списков высылки за границу. Но в 1935 году его арестовали, а в 1937 году - расстреляли.
5. Марина Густавовна, естественно смотрит на отца глазами дочери - "Я всегда побаивалась папу, стеснялась, никогда с ним так просто и откровенно не могла говорить". Ну и самому Шпету не хватало времени на детей. Мать (Наталья Гучкова) объясняла детям: "Он вообще не очень любит детей, не очень умеет с маленькими, а вот когда вы вырастете, он будет с вами иначе". Когда дети выросли, времени на общение уже практически не осталось. Но несчастье помогло. Пока Густав Густавович находился в ссылке у него всегда кто-то из родных жил. Это было время на то, чтобы наверстать упущенное, отдать дань детям и жене. Марина Густавовна два месяца была с отцом в Енисейске - "Сейчас если вы меня спросите, я считаю, это, конечно, лучшие два месяца в моей жизни".
P.S. В жизни бывает разное - чудесной и трагическое! Надо только жить, держа ежедневно ответ перед Вечностью.
Прекраснейшая книга. Воспоминания женщины, прожившей почти век. История создания книги напоминает «Подстрочник» - сначала снимали кино, а потом решили сделать еще и книгу, чтобы вошли в нее все отснятые монологи.
Единственное, чего жаль, - того, что книга такая короткая. Мне не хватило рассказа о том, как сложилась жизнь Марины Шпет, подробностей ее бытия матерью, бабушкой, прабабушкой. Акцент был сделан только на ее детство и молодость, проведенные с отцом, философом Шпетом. А она, дочь, и сама по себе явление не менее выдающееся. Читать всем обязательно. И фотографий много. Интереснейшая жизнь была у семейства Шпет. И очень трудная, врагу не пожелаешь. Страшный был все-таки 20 век…
Хотя вот Алексей Федорович Лосев, несмотря на арест и на то, что был в лагере на стройке Беломорканала, остался в философии. Но вообще, всем философам пришлось тогда стать в той или иной степени марксистами. Папа же говорил, что марксизм – это совсем не философское учение. В крайнем случае мировоззрение, но не наука.
«Ты же хорошо знаешь немецкий. Почему ты так часто лазаешь в словарь?» Он говорит: «А как же иначе? Я не только в один словарь лазаю, а с одним словом во много словарей!» Я говорю: «Почему?» – «Мало знать слово. Я, может быть, знаю два-три его значения, а может, их у него восемь? Поэтому на всякий случай надо смотреть во все словари, проверять даже те слова, которые я хорошо знаю».
«Стихи не должны читать артисты. Стихи должны читать поэты».
Едины – мы, лишь дышим разно — И мы измерили все сны — И всплеск ничтожного соблазна Нам не заменит глубины…
На втором этаже жила Елена Константиновна Малиновская, которую называли «красным директором» Большого театра. Сейчас это дико представить, но после революции встал вопрос: можно ли отменить балет в России и быть или не быть Большому театру? Всерьез обсуждалось его закрытие. И Малиновской пришлось доказывать – именно в этой формулировке, – что оставлять хотя бы на год пролетариат Москвы без Большого театра недопустимо.