Его загадки при жизни были ничем по сравнению с его загадками после смерти. Есть свидетельства очевидцев, что через несколько дней после похорон он сидел в кресле и слушал музыку. Возможно, это были свидетельства сумасшедших. Но и сам эксцентричный драматург утверждал: «Смерть – это радость… Радость небытия…»
Главное - помнить, что Радзинский в данном случае выступает не как историк, а как драматург. Тогда все будет нормально - вас не будут смущать дикие теории и натяжки, вы просто получите удовольствие от яркой и заковыристой интриги, которую не испортит даже чрезмерное обилие пикантных сцен. Если же вы подойдете к чтению чересчур серьезно, то оно вас может и взбесить. Поэтому - расслабьтесь и сохраняйте спокойствие!
мудроГлавное - помнить, что Радзинский в данном случае выступает не как историк, а как драматург. Тогда все будет нормально - вас не будут смущать дикие теории и натяжки, вы просто получите удовольствие от яркой и заковыристой интриги, которую не испортит даже чрезмерное обилие пикантных сцен. Если же вы подойдете к чтению чересчур серьезно, то оно вас может и взбесить. Поэтому - расслабьтесь и сохраняйте спокойствие!
Понравилось. Очень интересный взгляд на Французскую революцию и личность Бомарше.
Колени - это последняя станция, где прощаются с дружбой и начинается любовь.
Режим казался вечным. И никогда не был так близок к гибели.
Как положено гению, он пришел в мир, Накануне.
Он погибает от несвободы. Несвободы от лающих.
Страх! Страх – владыка мира! Да что жалкий слуга… Вы лучше меня знаете: вашим идолом – да и моим, кстати, – самим Вольтером перед смертью владел банальный страх. Он попросту испугался: а вдруг Господь, над которым он столько потешался, существует? «А Вольтер живет в веках» – так вы его прославили… Вот этого «в веках» – вечного пребывания в аду – он и испугался. И решил исповедаться перед смертью: объявил, что умирает верным католиком, и даже подписал просьбу о церковном прощении. Правда, как написал в доносе его слуга: «Подписав, умирающий вдруг подмигнул и прошептал очень явственно: «Но если там ничего нет, эти жалкие три строчки не смогут отменить тысячи написанных мною страниц». Донос слуги остался у нас – он пережил Вольтера. Как и донос вашего слуги… Удивительная вещь – рукописи исчезают, даже государства исчезают, а доносы…
– Бессмертны, – сказал Бомарше.