Внутреннее устройство романа «Вас пригласили» – вроде матрешки: любое миропонимание в нем объято другим, много более точным.
Александр Гаврилов, основатель Института книги Здесь даже не нужно делать маленьких допущений (что «магия существует», например) и как-либо насиловать логику – очевидно, что чудо разлито в воздухе и вполне доступно из нашего мира. И, да, хочется туда.
Марта Кетро, писатель
Скажу только вот что: поначалу книжка кажется такой, что хочется сменить пол и помолодеть лет на 12-15, а потом оказывается, что всё совсем не так, и все эти герцоги, замки и прочая "принцессовость" - это не условное фентези, а этапы взросления или, лучше сказать, думания некоего человека. Под конец книги понимаешь, что ты с ним подружился, от этого наступает радость. А замки и герцоги в каждом конкретном случае могут быть парижскими кофейнями и художниками или шоссе 66 и дьяволами блюза, тут, видимо, на вкус и цвет.
Скажу только вот что: поначалу книжка кажется такой, что хочется сменить пол и помолодеть лет на 12-15, а потом оказывается, что всё совсем не так, и все эти герцоги, замки и прочая "принцессовость" - это не условное фентези, а этапы взросления или, лучше сказать, думания некоего человека. Под конец книги понимаешь, что ты с ним подружился, от этого наступает радость. А замки и герцоги в каждом конкретном случае могут быть парижскими кофейнями и художниками или шоссе 66 и дьяволами блюза, тут, видимо, на вкус и цвет.
Это как войти в реку. Сначала ты чувствуешь обжигающий ступни холод, как будто ты снизу вверх начинаешь превращаться в ледяную, звенящую от потоков воды скульптуру, неприятно перетекая из состояния жив в состояние мертв, а потом бросаешься в омут с головой, скользишь сквозь потоки или они скользят сквозь тебя, тут уже не важно, потому что из головы исчезает все кроме этого момента единения со стихией, когда тело, подстраиваясь под твои желания, превращается в извергающую тепло печь, делясь с водой своим жаром и согревая воздух огненным дыханием.
С этой книгой тоже по началу не удавалось, не спасала даже любимая мной метафоричность, я сопротивлялся ее простоте, не в силах углубиться, потому что казалось, что углубляться в общем-то и некуда, а потом произошел слом. Я пропустил мимо глаз тот миг, когда из досадной помехи, которую нужно дочитать, потому что начал, книга превратилась в то самое сокровенное эмоциональное таинство, которое не грех пережить, пропуская сквозь себя. Возможно всему виной моя чрезмерная зацикленность на эмоциях, иначе как еще объяснить то, что книга сложнее не стала, но я в ней погряз, словно в зыбучих песках?
Единственным спорным моментом для меня стала последняя часть, которая как-то не смогла связаться в моей голове с основным сюжетом. Отношение имело, но не связалось. Бывает. Но тут уж, как говориться, что поделать. Пришлось воспринимать ее как отдельное произведение по мотивам, по-другому мозг воспринимать отказался. Не скажу, что это плохо, скорее своеобразно.
Крутое название - подумала я и как побежала читать эту книжку. Единственное, чего я опасалась, что там на мой вкус будет ту мач Макса Фрая. А он мне не то чтобы прям плохо и ни-ни, он мне как сахар. Как сахарный сахар в сахаре, прастити. Или, что ещё хуже, в кофе. Зря боялась, это есть, но оно не худшее в книге.
Сюжет есть, но он сшит наживую и ему больно, а читателю больно вместе с ним. Это смесь плохо совместимых мечтаний о графском замке с графом в придачу и о независимости современной классной и эмансипированной женщины. О таком - не очень связно, достаточно робко и стыдливо могут мечтать (и писать) очень-очень юные девушки. Чтобы нас запутать все это прячется под маской эзотерики, духовных исканий и идеи избранности, но меня не проведёшь - я сама была 12-летней девочкой, хаха.
В общем, я плохо понимаю, зачем я дочитывала книгу. Наверное, потому, что во мне до последнего сидела надежда на автора - щас она как возьмёт, как все круто вывернет и окажется умно, интересно и, может, самоиронично. Жуюшки, нет там такого.
Но я пишу это не чтобы обругать автора и самой стоять такой красивой и умной и в белом, а наоборот, я хочу сказать, что Шаши крутая. Её истории из "очень быстро об одном человеке" - космически крутые. Вот где и магия, и душа, и немного избранности. Ну и она ещё до фига всего крутого делает.
Очень много мыслей в голове, но сумбурных.
Главное - я сама обо все этом очень много думала всю жизнь, и что-то пыталась вложить в свои книги, но иначе, чем Шаши - да я и сама другая, хотя, пока читала, безумно, безумно хотелось стать такой, как Шаши - нет, стать самой Шаши!
Чтобы ощутить все это изнутри, увидеть мир ее глазами, услышать ее ушами...
Завидовала, да.
Молодости, смелости - главным образом, смелости, потому что сама всю жизнь боялась неизвестно чего - известно чего: жизни, себя самой, других людей...
Но только сталкиваясь с другим - ударяясь о него, обжигаясь, ты начинаешь понимать себя.
Эта книга - такой вот "другой" для меня.
Повод задуматься о себе.
И еще - почему-то все время вспоминала Роберта Фроста:
I would not come in.
I meant not even if asked,
And I hadn`t been.
Я не хотел бы входить.
Не собирался, даже если бы меня позвали,
А меня и не звали.
Не знаю - может меня и звали...
Но я явно побоялась войти.
Наверно, буду перечитывать эту книгу еще не раз.
Потому что слишком быстро прочла, не все разглядела в том мире, не все осознала.
А пока что - спасибо, Шаши!
Сулаэ фаэтар.
– Во мне, Ирма, обитает… как это получше сказать бы?… белая ярость. Обыкновенно она спит, и ее никто не видит, даже я сама. Но иногда она просыпается. Мать в таких случаях запирала меня в сарае со снастями. Когда просыпается эта бестия, мне ничто не страшно. Я свободна. И бессмертна. А люди не любят, когда их совсем не боятся. Даже смотреть на это им неохота.
Меня всегда интересовало, почему и зачем люди в некоторый миг "икс" пытаются поменять себе жизнь, когда все в ней ладно, во многих или даже во всех смыслах слова. Когда эпиграф поутру не "остановись, мгновенье", как могло бы показаться, а наоборот - "мгновенье, брысь"? Какие такие внутренние чародеи прерывают вдруг молчание и предлагают - или требуют - немедленно обратить текущее настоящее в замершее прошлое, заменить его на какое-нибудь, иногда - какое угодно - другое настоящее? Когда все плохо, или неправильно, или скучно, тогда понятно. А когда нет?
Федор, судя по лицу, учел мой аргумент, но решил все-таки обидеться, пока - в квазипарламентских выражениях:
- Сань, это скотство, я считаю.
- Не-ет, Федь...
- Не называй меня так.
...всякий раз, когда слова готовы сорваться с ваших прелестных губ, задержите их на языке, помедлите вздох-другой, прежде чем распылить вовне. Кто знает, быть может, их нектар внутри вас будет намного слаще и полезнее, чем снаружи.
Маджнуна рассказала, что, говоря строго, у любого человека есть всего пять больших дорог во внешней жизни, и идти можно, если хочется прийти и если не врать себе, только по одной, а остальные навещать раз от разу, каникулярно. Дороги эти – семья, карьера (или слава), чистое сотворение за деньги, бессребреническое чистое сотворение и стяжание духа. Со слов Маджнуны, они никогда не совмещаются в одно, невзирая на очевидную возможность сотворения в семье или стяжание духа в чистом сотворении. Привкус драмы и обреченности в любой концепции Маджнуна считала критерием истинности. И еще ей страшно нравилось судьбоносить – влезать со своими концепциями в чьи-нибудь размягченные мозги и глядеть, что из этого выйдет. Прослушав однажды от нее примерно часовой экскурс в теорию организации космоса и хаоса и неделю потом проходив в пьяном ощущении, что меня посвятили в окончательную версию устройства вселенной, я спрашивала у ребят, готова ли Маджнуна отвечать за последствия своих выступлений. Получила ответ с кучей гнусного хихиканья: Маджнуна считает, что крепкую голову не размочишь, а рыхлую не жалко. Из нее, мол, вывалится все равно, что ни положи.