Муха имени Штиглица

Не хочется, вообще-то, ругать эту книжку, но хвалить хочется еще меньше. Автор - молодая девушка, выпускница той самой Мухи - Художественно-промышленной академии им. А.Л. Штиглица, соответственно художник, и вот еще и писатель. Дочь художников, дитя питерской художественной атмосферности. И книжка вся такая уютненькая, миленькая, АТМОСФЕРНЕНЬКАЯ. А кроме атмосферы больше ничего и не наблюдается. И даже эту самую атмосферу, кажется, я уже где-то читала, у Рубиной, что ли. Потому что атмосфера здесь даже не Мухи, не Питера - детства и юности. Атмосфера воспоминаний о первом своем творчестве, друзьях, учителях.

И всё такое полуреальное, растворяющееся в дымке. Не за что зацепиться, тебя засасывает этот молочно-белый туман, из которого появляются периодические таинственные (таинственный?) Он, Никто, бабочки, драконы, француженки с букетами из капустных листьев... И всё такое одинаковое и такое обыденное несмотря на якобы необычность.

В противовес ускользающему содержанию, все предложения короткие, простые. Вся эта туманная неопределенность всю книгу швыряет в тебя резкие, рубленые фразы. И это было бы стилем, если бы в этом был стиль. Но нет, это просто текст из коротких простых предложений. Увы.

Кот в мешке
Собери их всех

Автор — милая девушка, я восхищаюсь смелостью написать книгу в столь юном возрасте и желаю всяческих успехов. Однако, сама книга мне не понравилась. Сначала идёт ожидаемое и вполне занятное и описание будней академии, но с середины начинается какой-то невыносимо скучный поток сознания с воображаемыми друзьями и лёгкой мистикой. Может понравиться девам под тёплыми клетчатыми пледами, но и у тех есть масса чтения получше. Читать тяжело и скучно, сюжета нет, мыслей тоже. У меня вообще сложилось впечатление, что автор писала книгу на спор, ей было не о чем и она сама измучилась.
Тем не менее, спасибо, что книга небольшая и в начале есть неплохие фрагменты.

"Муха - это фон; пиши про себя"

А книга получилась про себя, Муху, Санкт-Петербург, скайп-разговор между Москвой и Питером и про героев, живущих вокруг. Вот именно про них книга Арины Обух "Муха имени Штиглиц" от Редакции Шубиной в серии "Классное чтение"

И чтение книги действительное классное и волшебное. Героиня учится в Мухе - это Санкт-Петербургская академия имени А.П. Штиглица, она же - училище Веры Мухиной; престижное учебное заведение для художников. И в книге есть иллюстрации самой Арины Обух. И при чтении книги возникают яркие образы Питера, его улиц, дворов, людей, которых ты постоянно встречаешь на набережных, призраки классиков и исторических личностей, которые жили и творили в этом городе. И от этого текст становится очень художественным.

Вся книга - это зарисовки из жизни студентки Мухи, ее родителей, одногруппников, бабочки и Дракона. Страница за страницей я погружался в тот мир, каким его видит художник. И это погружение в слова и образы была по-настоящему волшебным и завораживающим. Порой это была прогулка по волшебному Питеру, потом я оказывался в чьем-то сне, затем попадал в другое, художественное, настоящее или видел себя рядом с холстом, на котором создавалась новая картина.

Помимо того, что героиня рисует картины, она еще и ткет гобелены. Как и ее героиня, Арина Обух вплетает в узор текста множества деталей, героев и удивительных событий, которые делают текст завораживающим и волшебным. "Идет неспешная размеренная работа". Так и в книге, читатель будет переходить от одной истории к другой, читать и ведь одну зарисовку за другой, слышать обрывки фраз или целые разговоры уставших натурщиц, изображающих древних богинь, или промоутеров в ростовых костюмах, пьющих обжигающих кофе в ближайшем кафе, с головой Розового Кролика за столом.

И вот ткацкий станок затихает, последний штрих к рисунку сделан, затихает Муха, уходят, натурщицы, я переворачиваю последнюю страницу и понимаю, что в этот волшебный мир Питера я захочу вернуться еще не раз. И может быть, когда будет момент заглянуть в "Счастье" и выпить чашечку кофе с привкусом счастья и белой пенкой летних ночей.

Мой книжный инстаграм

Не всё удачно, но по сумме - к чтению рекомендуется. весьма.

То что по части реализма - о себе и про Училище - Прелесть в чистом виде. Всё именно как я люблю. И информативно, и саркастично, и честно, и афористично, да и просто - часто смешно.
Фразы по типу: "Художнику всё равно что портить, были бы краски". Или, скажем: "В теме времена красота являлась нормой: в моде была архитектура, а не дизайн". Не в бровь, а в глаз. Шикарно.
А вот рассказы-образы, рассказы-ощущения... Лишь портят книгу. Люто нестыкуются с остальными текстами. Ну, или это лишь моя безвкусица ругается. Что тоже вполне может быть.
По сумме - Очень доволен проведённым за книгой временем, оставляю её в личной библиотеке. А значит, планирую и перечитать когда.

Зу-зу-зу! Я ползу!

От молодых нынче ничего не ждут.

«Нет жизненного опыта».

Упрек довольно странный, потому что если есть жизнь по факту, то и опыт, стало быть, должен прилагаться. Вопрос о его качестве и количестве при этом не равен величине прожитых лет, обжитых мест и обширности географии перемещений. Иные уже к школьному возрасту имеют такой багаж, что и Мафусаил позавидует. Кроме того, вопрос не в объеме, а в подаче. Можно и малое подать так, что бывалые люди подивятся.

Наконец опыт это ведь не столько что человек освоил визуально, сколько то, что он пережил. Можно много повидать, да так и остаться ни с чем, с трухой впечатлений без всякой ценности и значения для себя и окружающих.

Хотя к книге Обух можно применить и обычную мерку. Событий в ее жизни было немного. Она была как раз их свидетелем, а не пережила. Все они отражены в этой книжке: мама-папа-я, алоэ на подоконнике, выставка Уорхолла в Эрмитаже, аллергия на школу и запах человечества (символическая деталь), академия Штиглица. К ним приложен перечень знакомых местечек и улиц и набор событий (выдуманных и не) со знакомыми и незнакомыми. В целом, обычная оранжерейная жизнь.

Но и этот «опыт» теоретически мог бы быть интересен. Не всем же плавать по морям-океанам. Да и войны с революцией на ее годы не пришлось. Наоборот, стабильность. Героиня первой тематической подборки не то 1995, не то 1996 года рождения. И уже одно это вполне характерно. Вся книга бравирует своей аморфностью, расплывчатостью, неопределенностью. То ли книга, а то ли видение.

Жизнь здесь действительно маленькая, не как у Янагихары, правда, ничего сверхординарного, никто никого не насилует, никто не режется по ночам бритвами и прочими предметами. Вокруг все культурные люди. Художники. Петербург – город художников. В итоге и объемы у книги не те и пространство небольшое. Душновато.

В каком году рассчитывай… Из примет социальной жизни – церковь, батюшка, кафе дорогие, жевательная резинка «Love is», ЕГЭ и еще что-такое по мелочевке.

Смартфонов нет, интернет почти не упоминается. Нет политики (вся жизнь в себе, а значит в искусстве), а от социального критицизма только «Парусинку закрыли», то есть работать негде будет. Но и это забота на одно предложение «Есть ли жизнь после Мухи?» Надо ведь о главном – то есть ни о чем.

Время действия не определено. Но не вечность. Скорее, некое абстрактное Я столь любимое российскими авторами, особенно молодыми. Ну и также как везде этого утомительного, надоедливого пустого в своей важности Я очень много. Даже в тех рассказиках, которые вроде бы повествуют о третьих лицах.

Никаких проблем. Только их отголоски (даже личное, вроде пошлой и неизбежной в каждой книге любви, недолгим эхом). Никакой жизни, как процесса, по преимуществу сценки. Эпизодичность – признак сложности. Только некто примитивный по нынешним временам человек может полагать, что возможна какая-то панорама. Сюжет в привычном понимании этого слова, логика, переход от одного к сопряженному с ним другому – это примитив. Жизнь порхает мушкой. Зачем делать из нее слона?

Если совсем абстрагироваться от деталей и конкретных употребляемых слов, то поймешь, что читаешь по существу один и тот же эпизод. Книга абсолютно монотонна. Если не отвлекаться, то увидишь сплошь многозначительные детали. Их так много, что скоро не остается ничего кроме ощущения многозначительности, запечатленной в односложных предложениях. Чем короче предложение, тем больше видимости смысла, иллюзии твердого знания оно содержит. Так не только у Обух, кстати. Последний роман Рубена Давида Гонсалеса Гальего выдержан в такой же манере.

Сделай. Предложение. Из. Одного. Слова. Почувствуй. Его. Мощь. Как. Оно. Звучит.

Насколько слаба, ничтожна, извилиста и беспомощна любая растянутая и распространенная вводными словами и всякого рода оборотами конструкция, усеянная обрубками уверенности, выраженными посредством запятых, этими купированными хвостиками большого смысла, теряющегося в обилии нагроможденных автором с натуги слов: в сложном предложении есть нечто жалкое, лебезящее.

Чаще всего короткие предложения - маскировка бессилия. В тебя как загоняют их как гвозди, как кричалки, как лозунги, написанные на транспарантах. Они - попытка ввести читателя в заблуждение, запрограммировать себя, разъедаемого неуверенностью и неопределенностью в плане происходящего. Уверенный человек – это взрослый, а взрослый – ни в чем не сомневается.

Получается несколько противоречивая, но типичная для молодой прозы ситуация: бравируя инфантильностью, авторы хотят быть круче супермена. Короткие предложения – страховка от мысли. Ярлыки реальности.

К ним тяготеет, кажется, современная поэзия.

А во всей книге Обух есть некая претензия на такого рода поэтичность. Но поэзия нынче царство абсурда. Залог здоровья прозы - полная удаленность от современного поэтического искусства, в котором нет ничего кроме эгоцентризма и кривляния. Люди накручивают себя, а за этим элементарная пустота, отсутствие мысли, настоящих чувств.

Глаз скользит, слова висят сами по себе в пустоте. Перед нами опять упражнение в чистописании. А тут недалеко и до графомании. Потому что графоман – это не обязательно тот, кто пишет плохо, коряво. Графоман – это человек, который пишет при том, что сказать ему особо нечего, даже на уровне «мама мыла раму». Писатель обращается к читателю, графоман разговаривает сам с собой.

Таково большинство нашей современной российской прозы и Обух стремится пополнить эти ряды.

Может быть, у нее и есть шансы дописаться до чего-нибудь более внятного и объемного, чем выполненное в данном случае с невероятным апломбом суммирование жизненных впечатлений. Но это произойдет не тогда, когда у нее появятся новые впечатления, а когда возникнут настоящие мысли по конкретному поводу и желание сказать что-либо по существу, без всяких там фиглей-миглей. А так это не больше чем зудение очередной толстожурнальной мухи. Ведь там ей подарили крылья, чтобы она ползала.