-Есть тысяча способов впасть в ересь, - заметил я, и сердце вдруг сжалось от мучительного сострадания, - Это может случиться с человеком самой невинной души, притом когда угодно, даже в час его рождения.
-О ком это ты толкуешь?
-О себе, Сеньор, о моем противоестественном случае. Мне очень повезло, что у нас не так высоко чтут природное совершенство, как то делали в старину норвежские воины.
-Почему? - удивился он.
-Они бы меня не оставили в живых.
-Природа не знает несовершенства.
-И, однако, кто решился бы отрицать, что мой братец-нетопырь от совершенства весьма далек?
-От природы не удаляется никто.
-Да разве в моем уродстве она сама не терпит искажения? Разве я не отрешен от всего доброго и прекрасного, не обделен духом Господним?
-Божественный закон не может быть внеприродным. Ничего противоестественного не существует. Твоя наружность не менее божественна, чем у самого Аполлона.
-Сам Джордано Бруно согласился бы с этим! - вскрикнул я, вполне удовлетворенный.
Тут он понял, что я, желая их объединить, уподобляюсь ослу Меркурия, одолеваю пропасти.
-Да кто ты такой? - вопросил он. -Мой мертвый брат? Демон? Христов посланец?
-Господь присутствует во мне, как и во всех прочих вещах, вы же сами это только что сказали!
Тут и разразилась гроза. В кронах зашумели дождевые струи.
-Я хотел бросить тебя на острове, а ты всё равно привязан ко мне. Почему? Почему ты не возненавидел меня, как все?
Ища, что ответить, я вспомнил об очках, подаренных мне когда-то его гостем Филиппом Ротманом. Я сказал ему спасибо за то, что он их у меня не отобрал, тем самым позволив мне прочесть столько книг из его библиотеки.
-Ты же знаешь, что чтение я тебе запретил.
-Но и вы знаете, что я все-таки читал.