– Гляди – твой некролог! – сказал Петр.
Да, это было Сашкино жизнеописание. По всей форме, с портретом и словами: «Память о нем будет вечно жить в наших сердцах».
Скиф просиял.
Лысый художник достал кнопку, поискал свободное место на ватмане и, не найдя его, вонзил в фотографию, прямо Сашке в лоб.
– Куда колешь? – не выдержал племянник гипнотизера. – Никакого почтения к умершему человеку!
– Был бы человек, а то – так, – буркнул, не оборачиваясь, профкомовец.
Скиф вспыхнул.
– Зачем же тогда написали: «Память о нем будет вечно жить в наших сердцах»?
– Так всем пишут. Уж на что был дрянь человек, и то написали.
– Чем же он был «дрянь»? – спросил Сашка.
Художник достал из кармана еще кнопок, сдул табачные крошки и неторопливо продолжал:
– Уж сколько лет здесь работаю, а такого не видал. Не было таких в нашем институте.
– Ты говори конкретно, – насупился Скиф. Этот разговор, видно, сильно задевал его.
– Могу и конкретней. Для него ничего святого не было. Над всеми смеялся, всех обманывал. Для него обмануть, оставить в дураках человека – одно удовольствие. Будь моя воля, я бы в институте вечер отдыха устроил по случаю его утопления.
Племянник гипнотизера сделался мрачнее тучи.
– Ты, парень, что-то уж чересчур разговорчивый, – сказал Скиф. – Я таких не люблю. Обернись-ка!
Однако должного эффекта не получилось. Профкомовец, конечно, очень удивился, но со стула не упал.
– Жаль, – сказал он. – Полдня просидел над этой штуковиной, а теперь ни рубля не заплатят.