Однако же, – ответил с улыбкой Менетрие, – если бы продолжение рода человеческого не нуждалось в спаривании любящих, вся наша музыка, вся наша поэзия пропали бы втуне. И художники избирали бы для себя иные сюжеты.
– Неужели вы и впрямь думаете, – спросила Клер с брезгливой гримаской, – что возвышенная песнь могла родиться из… судорог спаривания?
Менетрие устремил на нее пристальный, проницательный взгляд, в котором угадывалось легкое удивление с оттенком иронии:
– Я не просто думаю, я в этом уверен. Да и вы тоже, мадам, ибо в этой песни заключено именно то, что вы любите… по крайней мере, я на это надеюсь. Это Моцарт, это Гёте, это Шекспир, Бодлер, Малларме, Валери.
– Валери? – недоверчиво прошептала Клер. – Но ведь это чисто интеллектуальная поэзия!
– Да, но красота этой поэзии была бы ущербной без затаенной чувственности, которая временами открыто проявляет себя.
Клер вздохнула и умолкла.