"- Ты коммунист?
- Нет, я антифашист.
- С каких пор?
- С тех пор как понял, что такое фашизм."
Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши;и если Волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа, и так же, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я один со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе.
Мужчины! Позор нам, женщинам, что мы вас рожаем.
Но умному человеку иной раз приходится выпить, чтобы не так скучно было с дураками.
Пьяница - это гаже всего. Вор, когда он не ворует,- человек как человек. Мошенник не станет обманывать своих. Убийца придет домой и вымоет руки. Но пьяница смердит и блюет в собственной постели и сжигает себе все нутро спиртом.
Утром ночные планы никуда не годятся. Когда думаешь ночью, это одно, а утром все выглядит иначе. И ты знаешь, что план никуда не годится.
- Такие, как ты, долго не живут - Такие, как я, живут до самого дня своей смерти, - сказал Ансельмо.
Я не скажу, что ты глупый. Ты просто глухой. А глухой не слышит музыки. И радио он тоже не слышит. А если он этого не слышит, ему ничего не стоит сказать, что этого нет.
...если ты меня не любишь, я люблю тебя за двоих.
Но твой план дерьмо. Говорю тебе, дерьмо. Он был составлен ночью, а сейчас утро. Утром ночные планы никуда не годятся. Когда думаешь ночью, это одно, а утром все выглядит иначе.
Да, нам много чего нужно, мне бы, например, иметь запасную ногу.
"Ему не нравились эти люди, похожие на беспризорных ребят, грязные, недисциплинированные, испорченные, добрые, ласковые, глупые, невежественные и всегда опасные, потому что в их руках было оружие. Сам Андрес в политике не разбирался, он только стоял за Республику. Ему часто приходилось слышать, как говорят эти люди, и они говорили красиво, и слушать их было приятно, но сами они ему не нравились. Какая же это свобода, когда человек напакостит и не приберет за собой, думал он. Свободнее кошки никого нет, а она и то прибирает. Кошка - самый ярый анархист. Покуда они не научатся этому у кошки, их уважать не будут."
Действуя наугад, прогоришь. Очень скоро проснешься с полным ртом предчувствий или чего-то еще.
Я кивнул. Ложь кивком все равно ложь, но так лгать полегче.
От площадки короткий широкий бетонный проезд вел к боковому входу в здание. Проезд перекрывали ажурные ворота из кованного железа, увенчанные летящим купидоном. Каменные грифы по бокам от входа приготовились к прыжку с постаментов, чтобы расправиться с любым незваным гостем.
Я поднялся с кровати, потер онемевшую от жесткой подушки шею, подошел к раковине в углу и ополоснул лицо холодной водой. Я почувствовал себя лучше, но ненамного. Мне надо было выпить, мне надо было застраховать свою жизнь на большую сумму, мне надо было отдохнуть, мне нужен был дом в деревне. Все, что у меня было, это плащ, шляпа и пистолет. Я нацепил на себя все это и вышел из комнаты.
Эта выпивка тихо умирает вместе со мной.
Двадцатиминутный сон. Прилично. За это время я упустил шайку и потерял восемь тысяч долларов. Ну, а почему бы и нет? За двадцать минут можно потопить крейсер, сбить три-четыре самолета, умереть, жениться, погореть, найти новую работу, вырвать зуб, удалить гланды. За двадцать минут можно даже с постели подняться утром. А если очень постараться, то найти стакан воды в ночном клубе.
- А кто такой Хемингуэй?
- Парень, который все время говорит об одном и том же, пока ты, наконец, не начинаешь верить в то, что он абсолютно прав.
Он смотрел на большой палец левой руки, держа его перед глазами на расстоянии фута. Мне казалось, что палец в полном порядке, но Налти смотрел на него так мрачно, как будто пальцу уже не выжить.(о полицейском)
Для того, чтобы заниматься политикой, нужны порядочные люди. Но в ней нет ничего, что могло бы привлечь порядочных людей.
Я ничего не сказал и снова закурил трубку, стараясь ни о чем не думать. Но когда вы не думаете, это всегда придает вам задумчивый вид. Замечено давно и не мной.
Краткость его ответа не означала ни резкости, ни пренебрежения. Просто это единственное слово приобрело в его устах завершенную и необратимую окончательность, словно он дверь за собой закрыл.
Ошибка его была в том, что он думал - есть же предел женской беспощадности
...и во взглядах их было то же, что жило в нем самом: не
приниженность, а лишь упрямство, и древняя, усталая мудрость, и приятие
непримиримого противоречия между желаемым и действительным...