Цитаты
266223
Когда у ваших дверей стучится беда, а вы говорите ей, что в доме нет места, куда бы ее усадить, она отвечает: "Не беспокойся, я пришла со своей скамейкой".
В романе "Стрела бога" (1964) классика нигерийской литературы Чинуа Ачебе (род. 1930) богатейшая этническая и фольклорная канва искусно переплетена с глубочайшими проблемами, возникшими при столкновении цивилизаций — африканских племен с их традиционным укладом и пришедшей на Черный континент западной культурой.
В 2007 году Чинуа Ачебе стал лауреатом международной Букеровской премии.
Когда человек выплевывает кусок, который сама судьба вложила ему в рот, это может показаться безрассудством, но в определенных обстоятельствах такой человек внушает уважение.
В романе "Стрела бога" (1964) классика нигерийской литературы Чинуа Ачебе (род. 1930) богатейшая этническая и фольклорная канва искусно переплетена с глубочайшими проблемами, возникшими при столкновении цивилизаций — африканских племен с их традиционным укладом и пришедшей на Черный континент западной культурой.
В 2007 году Чинуа Ачебе стал лауреатом международной Букеровской премии.
— Быть смелым и бесстрашным похвально, но иной раз, сын мой, лучше быть трусом. Ведь как часто мы, стоя во дворе труса, показываем на развалины усадьбы, где некогда жил храбрец. Мужчина, который никогда и ничему не покоряется, вскорости покорно ложится на погребальную циновку.
В романе "Стрела бога" (1964) классика нигерийской литературы Чинуа Ачебе (род. 1930) богатейшая этническая и фольклорная канва искусно переплетена с глубочайшими проблемами, возникшими при столкновении цивилизаций — африканских племен с их традиционным укладом и пришедшей на Черный континент западной культурой.
В 2007 году Чинуа Ачебе стал лауреатом международной Букеровской премии.
Он считал, что имеет все основания похвалить самого себя, раз уж этого не сделает за него никто другой, — как та ящерица, которая, свалившись с высокого дерева ироко и ухитрившись не переломать себе костей, сказала, что, если даже никто другой не восхитился ее подвигом, она восхищается им сама.
В романе "Стрела бога" (1964) классика нигерийской литературы Чинуа Ачебе (род. 1930) богатейшая этническая и фольклорная канва искусно переплетена с глубочайшими проблемами, возникшими при столкновении цивилизаций — африканских племен с их традиционным укладом и пришедшей на Черный континент западной культурой.
В 2007 году Чинуа Ачебе стал лауреатом международной Букеровской премии.
Любовь к титулам — это слабость, свойственная всем людям.
В романе "Стрела бога" (1964) классика нигерийской литературы Чинуа Ачебе (род. 1930) богатейшая этническая и фольклорная канва искусно переплетена с глубочайшими проблемами, возникшими при столкновении цивилизаций — африканских племен с их традиционным укладом и пришедшей на Черный континент западной культурой.
В 2007 году Чинуа Ачебе стал лауреатом международной Букеровской премии.
В арбузном сахаре все свершилось и вершится вновь, значит, моя жизнь - в арбузном сахаре. Я расскажу тебе о ней, потому что я здесь, а ты далеко.
Где бы ты ни был, мы сделаем все, что можем. Слишком далеко, чтобы путешествовать, и не на чем путешествовать, кроме арбузного сахара. Он нам поможет.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
Расслабь немного свою бабушкину железу и притормози гормоны кресла-качалки.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
Тебе, наверное, интересно, кто я такой, но я из тех людей, у кого нет обычного имени. Моё имя зависит от тебя. Зови меня тем, о чём ты сейчас думаешь.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
— Я Смертидея, — сказал он. — Ты мудак, — сказала Полин.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
Он очень долго опускался в кресло - так, что в последний момент, когда он уже почти сидел в нем, кресло словно чуть-чуть подросло ему навстречу.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
Может, ты смотрел, как течет вода в реке. С кем-то, кто тебя любил. Вы почти касались друг друга. Ты почувствовал прикосновение еще до того, как оно произошло. И оно произошло.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
Мы возвращались в Смертидею, держась за руки. Руки - отличная вещь, особенно по дороге домой после любви.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
Мы жили тогда в хижине у реки. Отец выращивал арбузы, а мать пекла хлеб. Я ходил в школу. Мне было девять лет, и мне плохо давалась арифметика.
Однажды утром, когда мы завтракали, пришли тигры и до того, как отец схватил ружье, убили моего отца и мою мать. Родители не успели ничего сказать перед смертью. А я так и сидел с ложкой пюре в руке.
– Не бойся, — сказал один из тигров. — Мы тебя не тронем. Мы не трогаем детей. Сиди, где сидел, а мы расскажем тебе сказку.
Один из тигров стал есть мою мать. Он откусил ее руку и начал жевать.
– Какую сказку ты хочешь послушать? Я знаю интересную историю про кролика.
– Не надо мне сказок, — сказал я.
– Как хочешь, — сказал тигр и откусил кусок моего отца. Я так и сидел с ложкой в руке, потом положил ее на стол.
– Это мои родители, — сказал я наконец.
– Прости, — сказал один из тигров. — Так вышло.
– Угу, — сказал другой тигр. — Мы бы никогда не стали этого делать, если бы не необходимость, если бы у нас был другой выход. Понимаешь, иначе нам просто не выжить.
– Мы такие же, как вы, — сказал другой тигр. — Мы говорим на одном языке. У нас те же мысли в головах, но мы тигры.
– А вы можете помочь мне с арифметикой? — спросил я.
– С чем? — переспросил один из тигров.
– С арифметикой.
– С арифметикой?
– Угу.
– Что ты хочешь узнать? — спросил один из тигров.
– Сколько будет девятью девять?
– Восемьдесят один, — сказал тигр.
– А восемью восемь?
– Пятьдесят шесть, — сказал тигр.
Я задал ему еще несколько задач: шестью шесть, семью четыре, и так далее. Мне тогда очень тяжело давалась арифметика. Наконец тиграм надоели мои вопросы, и они сказали, чтобы я вышел.
– Хорошо, — сказал я. — Я буду на улице.
– Не уходи далеко, — сказал один из тигров. — А то кто-нибудь придет и убьет нас.
– Хорошо.
Они стали доедать моих родителей. Я вышел на улицу и сел у реки.
– Я сирота, — сказал я.
В реке я увидел форель. Она плыла прямо ко мне и остановилась там, где кончается река и начинается берег. Она уставилась на меня.
– Что ты понимаешь? — сказал я форели.
Это было перед тем, как я ушел жить в Смертидею.
Примерно через час, потягиваясь и зевая, из хижины вышли тигры.
– Хороший сегодня день, — сказал один из тигров.
– Угу, — сказал другой, — Прекрасный.
– Нам ужасно жаль, что пришлось съесть твоих родителей. Пожалуйста, постарайся понять. Мы тигры, а не дьяволы. Просто это одна из наших обязанностей.
– Я понимаю, — сказал я. — И спасибо, что помогли с арифметикой.
– Это ерунда.
Тигры ушли.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
-Не знаю, - сказал Чарли. - Думаю, им не стоило гнать виски из забытых вещей. Это была ошибка.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
Мое имяТебе, наверное, интересно, кто я такой, но я из тех людей, у которых нет обычного имени. Мое имя зависит от тебя. Зови меня тем, о чем ты сейчас думаешь.Если ты вспоминаешь о том, что произошло очень давно: кто-то задал тебе вопрос, а ты не знал ответа.Это мое имя.Может быть, шел сильный дождь.Это мое имя.Или кто-то попросил тебя что-то сделать. Ты сделал. Тогда оно сказало, что ты сделал все неправильно — «Прости, ошибся», — и тебе пришлось делать что-то другое.Это мое имя.Может быть, это игра, в которую ты играл ребенком, или мысли, что медленно проплывали в твоем мозгу, когда ты был стар и сидел у окна в кресле.Это мое имя.Или ты гулял. А вокруг росло много цветов.Это мое имя.Может, ты смотрел, как течет вода в реке. С кем-то, кто тебя любил. Вы почти касались друг друга. Ты почувствовал прикосновение еще до того, как оно произошло. И оно произошло.Это мое имя.Или кто-то звал тебя из далекого далека. Голос звучал эхом.Это мое имя.Может, ты лежал в постели, уже почти засыпая, и вдруг засмеялся чему-то, какой-то своей собственной шутке — так хорошо заканчивать день.Это мое имя.Или ты ел что-то вкусное и на секунду забыл что, но продолжал жевать, потому что знал, как это вкусно.Это мое имя.Может, была полночь, и огонь гудел в очаге, словно колокол.Это мое имя.Или тебе было плохо, когда она тебе все это рассказала. Неужели она не могла поговорить с кем-то другим — с тем, кто лучше понимает в таких делах.Это мое имя.Может, форель заплыла в пруд, но река оказалась всего восемь дюймов шириной, над Смертидеей сияет луна, а арбузное поле вытянулось так, что стало казаться, будто из каждого ростка поднимаются луна и темнота.Это мое имя.
Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
я чувствовал себя так, будто меня изнасиловало само время
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
Человеку сначала нужно осознать возможность выбора - чтоб довольствоваться сделанным выбором... Человеку необходимо уметь уживаться с другими людьми...прежде, чем ужиться с самим собой.
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
Умереть - любой дурак может, не так ли, Уиллард?... жить - оно поболе требует.
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
Кто жаждет мести, копает сразу две могилы.
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
Тяжко говорить с кем-то, кого не видел уйму времени, и не говорить с ним тоже не легче.
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
Сеешь ветер — пожинаешь бурю.
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
...в этом мире нет места одиночкам, никогда и не было... ни один смертный не выживет...
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
Хороший чих - это ж почти оргазм.
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
Скажи мне,девочка моя: как так получается, что в эту головку заваливается такая прорва слов, а наружу выпадают такие крохи?... Небось тебя так распирает словами, что того гляди взорвёшься?
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....
Вот какого хрена коровы под указы о времени не прогибаются, как человек, а? Кем они себя возомнили, скоты?
В орегонских лесах, на берегу великой реки Ваконды-Ауги, в городке Ваконда жизнь подобна древнегреческой трагедии без права на ошибку. Посреди слякоти, и осени, и отчаянной гонки лесоповала, и обреченной забастовки клан Стэмперов, записных упрямцев, бродяг и одиночек, живет по своим законам, и нет такой силы, которая способна их сломить. Каждодневная борьба со стихией и непомерно тяжкий труд здесь обретают подлинно ветхозаветные масштабы. Обыкновенные люди вырастают до всесильных гигантов....