Серия «Журнал "Октябрь" № 2. 2012»
Бахыт Кенжеев. Три стихотворения
«Помнишь, как Пао лакомился семенами лотоса? / Вроде арахиса, только с горечью. Вроде прошлого, но без печали».
Владимир Васильев. А как пели первые петухи…
«На вечерней на заре выйду во поле, / Где растрепанная ветром скирда, / Как Сусанина в классической опере / Накладная, из пеньки, борода».
Религиозные воззрения Стива Джобса становятся для автора этого полушутливого, полупророческого эссе ключом к философии Интернета. Елистратов проводит параллель между так и не осуществленной в России коммунистической утопией и глобальной буддийской утопией Всемирной Сети. Конец знания, конец культуры сакральных текстов и книг, идеал мгновенного и легкого озарения — признаки нового дивного мира, в котором каждому обещано «как бы бытие» в его «персоналке».
Анекдотичное странствие выходцев из дореволюционной (Князь) и советской (Степанов) аристократии приобретает все более фольклорные черты, по мере того как герои приближаются к глубинному центру России — где богоискатели обосновались на приусадебной свалке. Героям Климонтовича подошли бы маски и юродивых, и скоморохов, как всему повествованию — некрасовская, чеховская, горьковская сюжетная матрица. От литературы к лубку, из московской студии к аллегорическому поселению «троглодитов», от...
Деревня Сагачи, в отличие от аллегорической свалки, — место обитания вполне правдоподобное, но только и оно — представительствует за глубинную Русь, которую столичный герой послан пережить, как боевое крещение. Андрей Дмитриев отправляет к «крестьянину» Панюкову «тинейждера» Геру, скрывающегося от призыва. Армия, сельпо, последняя корова в Сагачах, пирамида сломавшихся телевизоров на комоде, пьющий ветеринар — все это так же достоверно, как не отправленные оставшейся в Москве возлюбленной...