– Господи, – сказала Марина Тимофеевна и обеими руками взялась за лоб. – Во что ты опять влезла?!
– Маруся, – перебил генерал, – она взрослая девочка, имеет право лезть, куда считает нужным.
– Мама, он давно помер!
– Очень хорошо.
– Мама!..
Мужчины подлецы, но они должны.
Теща жила с ними и была их главным другом.
А когда есть, что поесть, да еще вкусно, горести не так горьки!..
Вот бы рассказать кому-нибудь!.. Только некому, а тем, кому можно рассказать, нельзя ничего рассказывать!
– Если время перенесут, повесят объявление. Ты явишься в институт и все узнаешь.
– Бабушка, сейчас так никто не делает! Не де-ла-ет ник-то! Все узнают новости в инете!..
– Бог в помощь, – ответствовала бабушка, не дрогнув. – Поставь лейку под навес, прими душ, переоденься и за стол. У тебя мало времени. Разумеется, я в маразме, но время испытаний помню без всякого телефона. Оно назначено на три.
…Они ничего не понимают, ни бабка, ни мать! Ничегошеньки!.. Конечно, они совсем старые – матери в этом году стукнуло сорок, рехнуться можно, а бабке вообще никто не знает сколько, может, даже шестьдесят.
В этой группе все самые клевые чуваки с абитуры, и все ненавидят блатных! Ну, тех, о которых известно, что они уже заранее поступили, всякие дочки-сыночки! Настя, разумеется, блатных тоже ненавидела – от зависти.
– Я правда с приветом, – извинилась она. – Это всем известно.
– Раньше я не знал.