Эркин лежал неподвижно, ощущая, как просыпается, наливается силой его тело. Испытанное ночью ушло куда-то вглубь, оставив странное чувство… не то, чтобы недовольства собой, нет, он был доволен и собой, и ею. Он всё смог, владел своим телом, всё было по его воле. И она… красивая, ловкая, умелая. Не сравнить с беляшками. Было легко, приятно… И… и что-то не то. Не так. Не так как… Женя! Нет, не надо сейчас. Потом.
вещи оказались долговечнее людей. Вещи всплывают. А люди… никогда.
— А ты думал?! Ты раскрутку, полную, у раба видел когда? То-то. А я видел.
— Их же… стреляли.
— Верно, я и стрелял. Было дело. Только они не покорялись, с этим «нет» и уходили. Понял? Я в проигрыше оставался, а не они.
человек может менять адреса, занятия, документы, сменить себе всё, пластическую операцию сделать, но его прошлое всегда с ним. Как бы он ни конспирировал и маскировался, его выдадут мелкие машинальные движения, реакции, лексика… То есть, он сам.
Боишься, не делай, а делаешь, не бойся.
не знаешь, так и не лезь, целее будешь
Сказал — сделай. Не можешь — не обещай.
все бабы шлюхи. А многие ещё и стервы. А остальные — дуры.
— Добрый ты, — упрямо нагнул голову Андрей.
— Какой есть.
— С тобой такое… не по-людски, а ты…
— А что я? Они со мной не по-людски, согласен, так мне что теперь, таким же стать? Раз ты человек, то и будь им. Унижать меня могут, но унижусь я только сам.
Это петь для себя можно. А ругаешься всегда для кого-то.