Подошел Юрао, обнял меня за плечи, нагнулся к уху и прошептал: – Если он сейчас скажет: «Зови меня папой», я умру со смеху, учти. И моя смерть будет на твоей совести.
Мое мнение здесь вообще хоть кого-то интересует? Вопрос риторический.
Юрао невежливо сообщил, что по поводу меня думает, а медальону: – Ползи, я в тебя верю. Тьер дополз, и ты не подкачаешь.
Смотрю я на вампира и думаю – если я его сейчас от злости покусаю, он сильно удивится?
И тут я подумала, что раньше в древних сказках прекрасных принцесс охранял страшный дракон, и чем прекраснее принцесса, тем злее и ужаснее был дракон… И вот подумалось мне, что с мужчинами так же – чем чудеснее мужчина, тем ужаснее свекромонстр.
Когда грязные, оборванные, едва ноги передвигающие адепты Академии Проклятий наконец добрели до входа в общежитие, при виде крутой лестницы на жилые этажи случилась массовая истерика. Рыдали все! Где-то неподалеку, у лестницы в мужском общежитии, рыданий не было, мужчины, видимо, стеснялись, но ругань стояла отборная, тролли и те могли позавидовать.
– Добдо, пропусти. – Так баба же! – пробасил полуорк. – Какая с нее баба. – Гном досадливо махнул рукой. – Это Дэйка. – Вот, – не преминул съязвить дроу, – так и выясняешь на двадцатом году жизни, что ты даже не женщина.
Да, воровать плохо, но гораздо хуже, когда тебя на этом еще и ловят.
Я тебя сейчас раздену, затем разотру, а ты не… злишь меня бесполезными попытками к сопротивлению!
Надеюсь, политического конфликта удастся избежать… – Нахмурилась и поинтересовалась: – А вообще мне очень интересно, это насколько нужно было сконцентрироваться на мыслях о спальне, чтобы открыть переход в спальню наследного принца гоблинов?