— Ну да, вы такие же путешественники, как мое судно — круизный корабль, — хмыкнул Адриан. — Я, верно, отстал от жизни и нынче принято молодоженам обедать в борделях. Это, наверное, для поддержания нежных чувств.
— Тысяча золотых лир, — деловито предложил маг.
— Две тысячи — и самая лучшая каюта ваша. Юнга будет петь серенады под губную гармонь, а кок разбрасывать по палубе лепестки белых роз.
— Опять подвалы-тайники, — с недовольством проскрипел ендарь. — Вы идите, а я тут покараулю. Спину вам прикрою.
— Я вот что думаю: а мало ли там ловушка какая? Надо вперед что-то бросить. Небольшое, но болтливое — чтобы обстановку с места кричал.
— Женщина! Ты меня доведешь!
— Ну, если не я, то кто?.. — философствовала я.
— Пословицу хорошую знаю, — проговорил я. — Кто хочет — тот ищет возможности, кто не хочет — причины. Я ищу возможности. Пусть и тороплюсь. А ты?
— Открыто потому, что не закрыли, — рассудительно пояснил Аеш. — Иди давай, я следом.
— Не, лучше ты первым иди. Ты ловкий, все знаешь. А я — увалень медлительный. Но помни — если что, я за тебя отомщу.
"...Спрашивай. Кто предупрежден — тот вооружен…"
— Кусты уже видны. Идем?
— Сначала завтрак, — Аеш посеменил к своему вещевому мешку.
— Терпи, казак, атаманом будешь, — окликнул я его. — В дороге поешь.
Ендарь что-то пробубнил себе под нос, но все же закинул мешок на спину.
— Ешь вода, пей вода — не будешь гадить никогда, — бросил он мне напоследок и двинулся прочь с гостеприимного островка.
— Глупый человек! — снова нахмурился собеседник.
— Каждый имеет право быть дураком, — пожал я плечами. — Ты рассказывай.
— Знаю, но тем не менее. Как, оказывается, иногда полезно посмотреть на того, кому еще хуже, чем тебе. Получается, что вовсе еще и не конец света. Можно бороться. Можно жить.
— Я готов сказать спасибо Герри, — сказал алхимик. — Просто за то, что вернул тебя… — он запнулся. — Нет, не так. Помог тебе вернуться.
— Ты умеешь молиться? — спросила она внезапно.
Вивьен, стоящий за спиной чародейки, отрицательно покачал головой. Затем сообразив, что девушка его не видит, сказал:
— Я утратил веру и в светлых, и в темных богов несколько лет назад, — голос его звучал надтреснуто. В нем слышались нотки все еще не позабытой горечи. — С тех пор я не молюсь. К чему сотрясать воздух пустыми, никому не нужными словами?
— Знаешь, что говорила моя бабушка?
— Бабушка? — Вивьен скептически скривился. — Я догадываюсь что. Но скажи.
— Она говорила, что молитва — это, прежде всего, обращение к богу внутри себя, а не к небесам. Бездумная надежда на всевышних — огромная глупость. Это все равно, что самому умывать руки, сваливать на них всю грязную работу. Если услышат и помогут — люди принимают это, как должное и забывают до следующего раза. А если не придет отклик или помощь, так поливают небожителей грязью. Мол — нет им дела до смиренных и просящих.