- Ага, - загадочная женщина загадит жизнь кому угодно, а если не успеет, придёт догадливая и догадит.
– Ты не взяла эклеры. – Напомнил я.
– Ты вспомнил об этом, пялясь на мою задницу? – Она нахально изогнула бровь.
– Да. – Не стал отпираться я. – Она тоже аппетитная! Вот такая вот логическая цепочка.
У меня и так уже недомогание – никто меня не домогается.
– Обидно, когда щёки в маршрутке трясутся, а сиськи нет!
Говорят - время лечит. Да ни черта оно не лечит! Ты просто привыкаешь к этой боли и однажды просто перестаёшь её замечать, но она никуда не уходит.
...синоптики - это как сапёры, ошибаются один раз, но каждый день!
Все на свете стоило этого момента. Любые погони и перестрелки, ночи без сна, ссоры с родителями, разлука с Карри, тяжелые девять месяцев беременности, токсикоз, тяжеленный живот, вспухшие вены на ногах, отекшие ступни, ноющая поясница, страх, болезненные роды… Все это стоило пережить ради этого момента абсолютного, невообразимого счастья, когда мир замер, все часы как будто остановились, и были только они двое — Кристен и ее новорожденный сын, на которого она не могла насмотреться и надышаться.
Эмоции, которые при этом Степа испытал, все как одна описывались словами, к публичному употреблению не допущенными. С другой стороны, тут место-то и не публичное, частное. Поэтому Степа высказался от души. Сначала нецензурно, а потом внятно.
- Черт! Опаздываю! Степаша, овсянка на плите, ешь, пока теплая.
- А… Э… Спасибо, - никак не ожидал, что ему предложат завтрак. И назовут Степашей. Спасибо, что не Хрюшей.
В кромешной темноте неосвещенного подъезда, быстро склонился к ней, безошибочно обхватывая ее голову ладонями, зарываясь в волосы пальцами, приподнимая ее, инстинктивно найдя волнующие меня губы и… был сражен… неожиданным, резким ударом колена в пах.
Адская боль — ничто по сравнению с этой! Точечный, сильный удар, мгновенно отправил меня на колени. Рухнув, как подкошенный, громко, мучительно застонал, слыша только как она бежит от меня вверх, по лестнице, а каждый ее шаг, снова и снова фантомно бьет по моему скованному резью паху. И ведь как ударила! Беспощадно, без сожалений, по самому дорогому…
— Сука! Убью завтра! — стону ей вслед…
— Так то будет завтра, Сергей Викторович! Доброй ночи! — издевательски доносится до меня уже с верхней площадки.