Да просто потому, что дура - сказала она себе и пошла дальше, домой. Вернее, попрыгала туда на одной ножке, просто так от избытка чувств. Здоровая вроде бы лошадь. Ну, то есть корова. В смысле взрослая тетка 37 лет. Давным-давно не положено на одной ножке скакать, разве только в фитнес-клубе за деньги. А бесплатно по улице - ни-ни. Эти мысли ее сейчас веселили - и что дура, и что не положено. И вообще все стало как-то удивительно здорово, видимо, глупости не только поднимают настроение, но и прибавляют сил.
На фонарном столбе висело объявление, написанное на листе ярко-желтой бумаги четким, почти каллиграфическим почерком, от руки: «Сдам художественную мастерскую в центре, с туалетом и печным отоплением, оплата – шесть портретов моего кота в год». Внизу приписка для сомневающихся: «Кот очень хороший».
- Такое впечатление, что лицо постоянно меняется, - наконец сказал он Вацлаву.
- Конечно, меняются, - подтвердил тот. - Огонь должен быть подвижным. Тем более, внутренний огонь.
Ладно, – думаю я. – Пока ты уверен, что жив, ты жив, пока ты делаешь дело, ты делаешь дело. Пока ты помнишь, что смерти нет, ее нет. Тем более, что ее действительно нет, мне ли об этом не знать.
В жизни всякого культурного человека должно быть место приятной деградации.
Твой дом там, где тебя любят.
К этому момент я уже был близок к обмороку: некоторые монологи просто невозможно слушать, оставаясь в сознании.
Могу сказать тебе одно, Ронхул: пока человек жив, ничего не пропало. Из любой ситуации всегда есть выход, причем не один, а несколько - и кто ты такой, чтобы оказаться первым человеческим существом во Вселенной, попавшим в действительно безвыходную ситуацию?!
Я довольно редко прихожу в ярость. Причиной тому не столько покладистый характер, сколько элементарная лень. Ярость - приятное состояние, но очень уж много доставляет хлопот: ее приходится сперва проявлять словами и активными действиями, потом приводить себя в чувство, а остальной Мир - в порядок после того, что я натворил. Как вспомню, никакой ярости уже не хочется. Вот и сейчас в последний момент передумал.
Люди часто выбирают считать правдой самую неприятную из всех возможных версий. А когда она одновременно ещё и самая понятная, вцепляются намертво, чтобы никто не смог эту страшную якобы правду у них отнять.
Некоторые дурные привычки надолго переживают людей, которые их завели.
Официально считалось, будто я доработался до нервного срыва. Неофициально - что я до него доотдыхался.
Лучше часто ошибаться, оставаясь счастливым, чем всегда оказываться правым, а сердце при этом - ежеминутно в клочки.
...похитить сердце — величайшее одолжение, которое может сделать любому из нас другой человек. Потому что любовь — источник самой сладкой разновидности силы, и одновременно — мост, соединяющий нас с жизнью, смертью, иными Мирами и временами, со всем свершившимся и несбывшимся. И, в конечном итоге, с самими собой. Мы всегда внимательно смотрим по сторонам, ищем, кого бы ещё полюбить. И ликуем, когда находим.
— Почему я ненавижу — так и знайте, не-на-ви-жу! — связываться с родившимися в вашу эпоху: для того, чтобы повидаться со старым другом, вам недостаточно просто соскучиться. Вам нужен, мать вашу через три тысячи гаснущих звезд, какой-то сраный предлог!
Недоверие - наихудшая форма предательства, оно убивает медленно, зато навсегда.
Всякий опыт сам по себе интересен, но не всякий жизненно необходим.
Сказать, что я удивился, было бы изрядным пре- уменьшением. Глагол «офонарел», который я обычно использую в подобных случаях, тоже несколько слабоват. И не передает некоторых важных смысловых нюансов.
- А почему она мне сказала: «Отдай моё сердце»? – наконец спросил я.
- Считай, это просто что-то вроде комплимента, - объяснила леди Сотофа. – Если тебя просят отдать чьё-то сердце, предполагается, что ты его похитил. В древности так обычно говорили близким, чтобы напомнить им о своей любви. Но иногда и сразу, при первом знакомстве…
- Но не кому попало, а только тому, кто на самом деле тронул, - перебил её Гэйшери. – Не из вашей пустой вежливости, а чтобы новый знакомый сразу узнал, как обстоят дела.
- Глупо вышло бы, если бы все уродились одинаковыми, - пожал плечами Джуффин. - Этот Мир давно рухнул бы от скуки, глядя на нас.
– Сама по себе концепция, будто без кого-то невозможно прожить, представляется мне настолько порочной, что даже спорить на эту тему нелепо, – перебил меня Джуффин. – Да, порой случаются потери, которые превращают нашу жизнь в невыносимую муку. Но мука может быть очень полезна для мага, как Первый Ужас небытия для путешествий по Мосту Времени. Казалось бы, злейшему врагу не пожелаешь, но без него – никак. То же и с сильным душевным страданием: при правильном подходе оно может оказаться бесценным топливом. Уже хотя бы поэтому любая, самая разрушительная потеря – не повод прекращать жить.
Вот как надо разговаривать с юными барышнями, даже если они чудовища. Впрочем, всякая юная барышня и есть чудовище - в своем роде.
...в критической ситуации у нас есть право на всё, кроме растерянности: растеряться, считай, добровольно умереть.
А в Мире тот, кто есть почти всегда прячется за спиной того, кем он кажется - прежде всего, самому себе. Поэтому там я всегда обращаюсь одновременно к двоим, чтобы напомнить об истинном положении дел.
Сколько себя помню, всегда хотел неизвестно чего. На самом деле чего угодно, лишь бы не того, что считается обычной человеческой жизнью. Невозможного. Того, чего нет.