– Знаешь, мне нравится, что ты такая мм-м... – простая. Это даже хорошо. Хьюго как раз и нужна была жена не как все эти подиумные вертихвостки, а как ты. Обычная... – Чтобы помнил о существовании реального мира. Он забылся, потерялся во всём этом блеске роскошной жизни. Избаловался, в общем.
Я осеклась на полуслове, потому что на пороге стоял Малкин. И не один.
С тортом.
Я сглотнула.
Он тоже. Нет, не торт, конечно, а Малкин.
Посмотрев на себя в зеркало, я поняла, что мама бы мою практичность не похвалила. Уверена, она бы заявила что-нибудь в духе: “Уля, у тебя почти свидание, нужно выглядеть так, чтобы мужчину с ног сбивало от одного твоего вида. Повторяю и поясняю: не шокировало, не доводило до ужаса, а восхищало”.
— Какое у вас необычное платье, прелестью наружу, — наконец раздался голос Розы Абрамовны.
— А Сарочка уже теперь замужем. Почти. Выходит понемногу.
— Повел ее в музей! — выдала мама Давида, глядя уже на меня. — Представляете, Ульяночка? Сарочка мне так и сказала: меня пригласили в музей. Я сначала подумала, что это она слово “ресторан” неправильно произнесла. Но нет.
— Ульяна Михайловна, с вами все хорошо? — с притворной заботой осведомился зверь-начальник, чем разбудил во мне уже собственного зверя. Боевого хомячка.
— Ну, Макс!.. Ни одной юбки пропустить не может, — процедил шеф, — даже если ее в брюки одеть.
Невысокий, в фирменных кроссовках на платформе, в желтых брюках на подтяжках и клетчатой рубашке… Хотелось назвать его Карлсоном и поискать сзади пропеллер.
Матом шеф владел виртуозно, ввинчивал его в предложения вместо запятых и точек, и для любимой Звезды слов не жалел.
Так что работаем, Рыбка, и не ропщем. Ясно? И рубашку поправь нормально, а то всю разницу между полами насквозь видно.
Нажав на кнопку вызова, услышала сзади флегматичный голос секретарши Светочки:
– Давно он так ни на кого не орал, видно, сработаетесь.
– Нас не представили, мышка, – Старовойтов поднялся с кресла и вернулся к столику, где затушил сигарету прямо в тарелке с сырной нарезкой. При этом он продолжал смотреть на меня и немного криво улыбаться, больше на левую сторону.
– Ульяна Михайловна, – копируя тон Малкина, проговорила я. – Помощница вашего агента. Его правая рука, можно сказать.
– Правильно, – Макс вдруг хлопнул в ладоши и с силой их потер. – За это надо выпить.
– За что? – не поняла я.
– За то, что Саня перестанет мозолить собственную руку. Ему давно нужна была помощница, совсем ведь озверел.
– Пока, солнце, – грустно пожал плечами Старовойтов, затягиваясь очередной порцией никотина и одновременно вынимая из-под себя три шнурка, связанных вместе. “Трусики” – догадалась я и сразу подумала, что в таких ходить – целая пытка.
Ее голая красиво стоящая грудь примерно третьего размера заставила меня осуждающе нахмуриться. И даже отвернуться, поджимая губы. А потом еще и подумать злорадно: “Вот родит она когда-то, и все это обвиснет до пупка. Непременно обвиснет! А у меня все останется на месте. Весь первый размер!”
Я покивала для порядка, бумажки отдала и пошла, куда послали, сожалея о том, что с утра решительно отвергла валерьянку, заменив ее мощной порцией кофеина. Теперь организм был нереально бодр и до отвращения труслив.
Видимо, судьба решила за меня, что я уже достаточно адаптировалась и готова к контакту с местными, потому послала к нашему столику какую-то вульгарно накрашенную девицу в драных джинсах и с таким декольте, что невольно вспомнился анекдот про “заглянул – увидел туфли”.
В отражении была не цветущая, идеально причесанная девица, которую я привыкла видеть, а замученная, с кругами под глазами девушка. Притом последние были такие, словно недосып бил меня ногами, чтобы уж точно отпечататься как следует. На века!
— Женщины – имя вам противоречие.
И мы тронулись! С места, радовало, что не умом. Хотя, быть может, еще не все потеряно.
Если нельзя выспаться и переспать с кем-нибудь, то надо поесть и поработать. Закон жизни.
– Бастик купил мне са-а-амое большое кольцо, которое только нашел в Филадельфии. Чтобы издалека заметно было, – и тут же шепотом добавила, – иногда мужчины компенсируют таким образом недостаток размеров других органов.
Финеас хохоткнул.
— Мозга и совести, – глядя уже на меня в упор, продолжила ведьма. – А не того, о чем все подумали.
Сисси была как картина абстракциониста: каждый раз находишь что-то новое.
Жажда денег в глазах этой гадалки была гораздо честнее, чем все эти многочисленные трепетные лани, которые начитались женских романов и теперь свято уверены, что все миллионеры просто жаждут пригреть одну из них на груди и любить до скончания веков.
Жизнерадостность и оптимизм били из нее ключом, регулярно прилетая по голове кому-нибудь из окружающих.